шестнадцать тридцать вызвал.
-- Стружку снимать? Натворил чего на Льдине?
-- Не знаю.-- Семенов пожал плечами -- Вроде бы не за что
-- А вот здесь ты ошибаешься, начальство всегда найдет!.. Шучу.-Макухин, однако, не улыбнулся.-- Зачем же он тебя вызвал?.. Шумилин вроде все антарктические станции укомплектовал... Кстати, Семенов, начальником следующей экспедиции будто прочат меня. Пойдешь ко мне замом?
-- До следующей полтора года, трудно загадывать,-- уклончиво ответил Семенов.
-- Твоя голова, думай.-- Макухин покровительственно похлопал Семенова по плечу.-- Гаранин Андрей с тобой вернулся?
Семенов кивнул.
-- Его бы тоже взял, начальником аэрометотряда,-- с тем же покровительством в голосе продолжал Макухин.-- Ну, бывай!
Семенов задумчиво посмотрел ему вслед. Предложение заманчивое, пожалуй, принял бы его, исходи оно не от Макухина. Опыта и личного мужества у него не отнимешь, всю полярку прошел с низовки, во всех переделках побывал, а зимовать с ним не любили. Почему? Трудно сказать, какие то штрихи, пустяки Ну, хотя бы то, что за общий стол не садился, подчеркивал дистанцию. Или с самого начала зимовки выбирал человека послабее и делал из него 'мальчика для битья'. Или: спиртное разрешал коллективу только по праздникам, а себе -- когда появлялось желание. Спорить с ним боялись, приказы выполняли по-армейски, но когда среди полярников распространили анкету с вопросом. 'С каким начальником ты хотел бы зимовать?' Макухина почти никто не назвал. А начальство ценило, для начальства самое главное, чтобы выполнялась программа и не случались ЧП... За себя-то Семенов был спокоен, на него Макухин бросаться не станет, но Андрей и слышать его фамилию не мог. А без Андрея, и думать нечего, никуда Семенов не пойдет Пусть с Макухиным зимует другой...
-- Здравствуйте, Сергей Николаич!
-- Женька?-- Семенов с удовольствием пожал руку молодому крепышу с русым хохолком и открытым лицом человека, у которого нет в мире врагов, да и откуда им взяться, если он никому ничего плохого не сделал.-- Куда судьба забросила?
-- На Врангель сватают, в бухту Роджерса. А я вас искал, в гостинице Вера Петровна сказала, что вас Свешников вызвал.
-- Так я ведь прилетел только, в отпуск собираюсь... Как нога?
-- Хоть вприсядку, Сергей Николаич!
С механиком-дизелистом Дугиным Семенов несколько лет назад отзимовал на Востоке и почти весь прошлый год -- на Льдине, до несчастного случая, когда Женьку вывезли с переломом ноги. Дугин Семенову нравился. Сдержанный, на редкость исполнительный, он легко входил в коллектив, с полуслова подхватывал приказы и, случалось, без подсказки одергивал ребят, вылезавших из оглоблей. Семенов ценил такую преданность, верил Дугину: дизель Женька мог разобрать и собрать с закрытыми глазами, на тракторе по Льдине раскатывал, как на велосипеде, знал сварочное и взрывное дело.
-- Езжай пока что,-- с сожалением сказал Семенов.-- На Врангеле повеселее будет, чем на нашей ледяной корке. Поохотишься, порыбачишь.
-- Какая там охота! -- вздохнул Дугин -- Оленей, говорят, колхоз поставляет, а в море разве рыбалка?
-- Не скажи, в августе туда гуси канадские прилетают тучами,-подбодрил Семенов.-- Ну не пропадай!
-- Если что, так я на крыльях, только знать дайте,-- попросил Дугин.
-- Договорились, Женя. Координаты твои те же? Лады. Может, и сведет судьба.
Не знал тогда Семенов, что сведет, и не раз! Необозримы полярные широты, а дорог, по которым ходят люди, там не так уж и много, то и дело перекрещиваются.
-- Здравствуй, Сергей,-- Свешников поднялся и приветливо протянул Семенову могучую руку.-- Заматерел ты, брат, раздался, впрок, видно, идет тебе полярное питание на свежем воздухе. В газете о тебе писали, слышал? Наступает молодежь на пятки, вот-вот под это кресло клинья начнет подбивать!
-- Петр Григорьевич...-- с упреком произнес Семенов.
-- Отдрейфовал ты прилично,-- продолжал Свешников,-- скажем, на четверку. Можно было бы даже с плюсом, если бы не перерасход спиртного.
-- Два ящика с коньяком при подвижках льда...-- начал было Семенов.
-- Расскажешь своей бабушке,-- усмехнулся Свешников.-- Загадка природы! Почему-то на всех станциях в авралы страдают в первую очередь именно ящики с коньяком! Устал?
-- Нормально, Петр Григорьевич, 'Москвич' в гараже бьет копытом, в путешествие собираемся -- с Гараниными.
-- Поня-ятно.-- Свешников на мгновение призадумался.-- Идея хорошая...
Зазвонил телефон, Свешников жестом указал Семенову на стул и завел с кем-то длинный и, судя ло первым словам, деликатный разговор. Голос его раскатисто гремел, этакий густой, как сгущенка, баритон, даже удивительно было, как выдерживает такой напор телефонная трубка, затерявшаяся, казалось, в огромной ладони. Семенов отключился -- неприятно слушать чужие тайны -- и с почтительной симпатией покосился на хозяина кабинета. Массивный, лишний жирок появился, все реже надевает Петр Григорьевич свои видавшие виды унты... А силы в нем были немереные, все помнили случай, когда провалившуюся под лед упряжку в одиночку вытащил и, сам мокрый насквозь, полсуток до берега добирался. Из первопроходцев -- не любил ходить по чужим следам. Что поделаешь годы, от них и скалы выветриваются...
Семенов уважал Свешникова и его полярную мудрость. От него в свой первый дрейф он научился тому пониманию полярного закона, которое дается только жизнью на трудной зимовке, и не раз и навсегда, как некая догма, а как метод, которым следует пользоваться в зависимости от обстоятельств. 'Спасай товарища, если даже при этом ты можешь погибнуть,-- учил Петр Григорьевич. -- Помни, что его жизнь всегда дороже твоей'. Если б только говорил, но Свешников так и поступал, и потому сформулированный им главный закон зимовки врезался в память, как буквы в гранит,-- навсегда. Всего лишь год прозимовал Семенов под началом Свешникова, но тот год оказался очень важным, и за него Семенов был благодарен судьбе.
-- Как он станцией будет командовать, если женой не научился? -продолжал греметь Свешников.
Семенов стал смотреть на большую, во всю стену, карту мира, на которой разноцветными линиями и стрелами, как на картах полководцев, отмечался дрейф станций 'Северный полюс' и маршруты кораблей в Северном и Южном Ледовитых океанах. Вот по этой извилистой линии дрейфовала его последняя Льдина, год жизни шел по этой линии; а вот и Скалистый Мыс -- еще несколько лет жизни, Антарктида... Мирный... Восток...
-- 'Кто на Востоке не бывал, тот Антарктиды не видал', помнишь? -послышался голос Свешникова. -- Соскучился по своему Востоку?
Семенов вздрогнул. Свешников с улыбкой на него поглядывал, развалясь в своем кресле.
-- Почему это по-моему?-- возразил Семенов.-- Станцию-то открыли вы, я только ключи от вас получил.
-- Померзли мы тогда, Сергей, как не мерзла еще ни одна собака.
-- Было дело, Петр Григорьевич... А жаль!
-- Чего жаль?
-- Восток, слово-то какое -- Восток! -- а закрыли, законсервировали, как банку с грибами!
-- Ишь, критикан! Не в свою епархию лезешь.
Семенов молчал.
-- То то же... Совсем на своей Льдине от субординации отвык. Думаешь, у одного тебя за станцию душа болит?.. Банка с грибами... Консервным ножом пользоваться не разучился?
-- Это к чему? -- ошеломленно спросил Семенов.
-- Да ты же в отпуск собрался,-- будто бы вспомнил Свешников.-- Что ж, после дрейфа отпуск положен, отдыхай, набирайся сил, Кстати говоря, у Макухина на тебя виды, замом собирается сватать.
В словах Свешникова было что-то принужденное, стороннее.
Семенов весь подался вперед, его душила догадка.
-- К чему это -- насчет консервного ножа?
