как я барахтаюсь среди вороха имущества, которым снабдил меня заботливый пилот.
- Да вы снимите рюкзак, - сказала она наконец.
Один я в своем меховом наряде выглядел здесь 'по- полярному'. Прочие пассажиры были одеты в обычные костюмы. Честное слово, сядь я в троллейбус, идущий по улице Горького, я выглядел бы не более экзотичным.
- Куда мы едем? - спросил я девушку.
- Куда вам нужно, - ответила она, смеясь. - Мы ведь специально заехали на аэродром, чтобы вас захватить. Нам сообщили по радио с самолета, и мы заехали за вами, чтобы вам не ждать очередной рейсовой машины. Она придет только минут через двадцать.
Итак, то, что мне представлялось связанным с известным риском и чем я в глубине души гордился было обыкновенной пересадкой с самолета в электробус!
Нет, не испытать мне здесь опасностей, не замерзнуть в тундре! Не допустят этого... Вообще любителям приключений в Арктике делать нечего.
Я снял меховую шапку и вытер платком лоб. Конечно, экипаж отапливался. Мне было очень жарко.
Время от времени в снежной тундре возникал столб с фонарем. На двух или трех остановках вошли новые пассажиры. Водитель вел машину по курсоуказателю с таким спокойным видом, словно ехал по шоссе, хотя сани катили по открытой тундре.
Минут через двадцать электробус остановился у двухэтажного здания с ярко освещенными окнами.
- Приехали, - сообщила девушка.
XV
На крыльце меня встретил широкоплечий человек в кожаном реглане и в шапке-ушанке. Я узнал Геннадия Степановича. Он обнял меня, забрал из моих рук вещи, тут же отдал их кому-то и повел меня внутрь.
Мы прошли просторный вестибюль, затем коридор и очутились в большой квадратной комнате, обставленной так, как того может только пожелать человек, прибывший из столицы.
- Немного удобнее, чем когда мы с вами ночевали, - помните, во время вынужденной посадки? - в благодушном голосе Геннадия Степановича я уловил нотку гордости. - Это у нас для приезжающих.
С удовольствием сбросил я полярное обмундирование. Принял ванну и обрел нормальный человеческий вид. Стоя на ковре, покрывавшем пол комнаты, я причесывался перед большим зеркалом. То и дело по занавескам пробегали световые блики, сменявшиеся тенью. Требовалось некоторое усилие, чтобы представить, что за этими окнами, за опущенными шелковыми маркизами, идет снег, расстилается тундра, хотя и изъезженная электросанями и освещенная фонарями, но все же тундра, а не улица большого города, наполненная движением.
Геннадий Степанович, появившийся снова на пороге, пригласил меня в столовую.
В зале, отделанном резными украшениями из дерева, стояло около дюжины столиков и большой общий стол. На каждом столе в вазах были срезанные живые цветы. Зимой, в тундре, за Полярным кругом!
- Ну, - сказал Геннадий Степанович, когда мы уселись за один из столиков, - За нашу встречу!
И он налил в бокалы розового вина из низенькой пузатой бутылки.
Мы чокнулись.
- Местное, - пояснил Геннадий Степанович, заметив, что я, держа глоток во рту, смаковал его, пытаясь определить, что это такое. Какой-то свежестью отдавало вино, которым потчевал меня Геннадий Степанович, и тонким, я бы сказал, естественным благоуханием. Оно было приятно на вкус... Неужели здесь выращивают и виноград? - Между прочим, из морошки.
- Из морошки?
Я чуть не поперхнулся. Среди сложной гаммы ощущений от вина появилось новое ощущение, что меня слегка надули.
Геннадий Степанович чистосердечно рассмеялся, глядя на мой растерянный вид.
- Ну, ведь морошка не простая, - успокоил он меня. - Сами понимаете, ее столько скрещивали и отрабатывали, как говорится у нас в инженерном деле, что теперь она не уступит и черешне.
Мы выпили еще по бокалу. Мне не терпелось узнать, в чем должно выразиться мое участие в работах Института приливов, но Геннадий Степанович решительно отклонил все мои попытки начать деловой разговор.
- Завтра, завтра, - сказал он категорически. - Спать пора.
В этой насыщенной жизнью полярной ночи время бежало так же незаметно, как в самый ясный хлопотливый день. Оказывается, по московскому времени было уже два часа ночи.
Геннадий Степанович проводил меня в мою комнату, пожелал спокойной ночи и ушел.
Я разделся и лег в постель. Не успел я собраться с мыслями, как заснул так крепко, что спал без всяких сновидений.
XVI
Когда я проснулся, в комнате было светло.
'Что это еще они придумали? - соображал я спросонок, подходя к окну и отдергивая занавеску, пронизанную ровным и сильным светом. - Искусственное солнце?'
Но вместо солнца я увидел луну. Огромная, круглая, с ясно различимой добродушной улыбкой, она светила сильно и спокойно, словно это был фонарь, заряженный аккумуляторами новой конструкции. Я вспомнил, что в дореволюционной России в провинциальных городах в лунные ночи уличное освещение выключалось: небесный фонарь давал больше света, чем все земные.
'А что, - подумал я, - ученые используют когда-нибудь Луну и для освещения. Запалят на ней с помощью атомной энергии гигантский 'костер' или установят на ней зеркала, отбрасывающие солнечный свет на Землю. А может быть, просто посеребрят ее поверхность, покроют какой-нибудь амальгамой, чтобы увеличить естественное отражение в несколько раз'.
В лунном свете была отлично видна бухта Капризная, с яркой дорожкой, пересекавшей темную поверхность воды, и силуэтами гор, так же похожих на двух кошек, как и восемь лет назад. Но там, где морды двух кошек сходились, оставляя проход в море, стояла теперь бетонная плотина, казавшаяся при лунном свете серебристо-белой. По краям ее, на вырубленных в горах площадках, высились два огромных здания. Одно было с узкими окнами, идущими от фундамента почти до самой крыши. Из длинных окон вырывался свет, более яркий, чем лунный, и ложился на откос горы, покрывая его светлыми и темными полосами. Другое здание, в восемь или десять этажей, было обычного для исследовательских учреждений типа.
Я стоял у окна, должно быть, очень долго. Не знаю, каким образом в комнате очутился Геннадий Степанович. Он был умыт, побрит и сиял обычным своим добродушием.
- Ну, у вас и видик, - произнес удерживая улыбку.
Я посмотрел в зеркало, вделанное в дверцу платяного шкафа. На ковре стоял босиком, в брюках с опущенными подтяжками и в ночной сорочке пожилой человек с выражением глупого восторга на заспанном лице.
- Вы, случайно, не лунатик? - продолжал подтрунивать надо мной Геннадий Степанович. - Я стучу, стучу в дверь, а он луной любуется...
- Не луной, а гидростанцией, - возразил я. - Только подумать, что та бешеная сила, нас когда-то в лодке, теперь укрощена. Служит человеку.
- Это ведь Голубенцова идея. Помните 'юношу'? Вы его еще тогда за поэта приняли!
- Что ж, - сказал я, - в этом есть и поэзия! Так что я не так уж и ошибся.
Геннадий Степанович ушел, сказав, что будет ждать меня в столовой.
Быстро одевшись, я снова подошел к окну и еще раз бросил взгляд на панораму бухты. Трудно было поверить, что это то самое место, где восемь лет назад мы плавали через Чортовы ворота.
XVII
За завтраком я вручил Геннадию Степановичу его фонарик.
Он очень обрадовался.
- Я очень дорожу этим фонариком, - заметил он, - с ним связана одна история... Когда-нибудь я расскажу ее... Но каким образом фонарь очутился у вас?
Я коротко рассказал, как нашел его.
- Действительно, - подтвердил мои догадки Геннадий Степанович, - фонарик заряжен за счет энергии Луны.
Он долго смеялся, когда услышал про первое мое предположение, что энергию добывают на Луне и затем переправляют на Землю в космических ракетах.
- У нас достаточно источников энергии и на Земле, - сказал он. - И мы не отказываемся ни от одного из них. Когда-нибудь, возможно, будут добывать нужное нам сырье, например ценные руды, и на Луне и доставлять на Землю, но, думаю, и это не понадобится. Проще, очевидно, будет изготовлять любые нужные нам химические элементы искусственным путем. Вот энергии нужно будет для всех этих целей все больше и больше. И здесь нет смысла отказываться от такого дарового источника, как энергия лунного притяжения. Это светило, обегающее Землю и вызывающее движение огромных масс воды в наших океанах, должно приводить в действие десятки, а еще лучше сотни советских приливных станций.
- Мне казалось, что атомная энергия сделает излишними другие энергетические источники, - сказал я.
- Почему же? - возразил Смирнов. - В хорошем хозяйстве все источники должны использоваться. Ведь и для получения атомной энергии тоже требуется предварительная затрата энергии на приведение в действие механизмов, добывающих, перевозящих и обрабатывающих урановую руду. И вот, к примеру, если для этого использовать силу лунного притяжения, то ведь атомная энергия фактически достанется нам даром. Вообще пора заставить работать на человека и Луну, а не только Солнце.
- А разве до сих пор такие попытки не делались - спросил я.
- Проекты приливных станций разрабатывались в нашей стране еще до войны, сказал Геннадий Степанович. - Но одно дело первые станции - опытного характера - и совсем другое дело широкий размах строительства в этой области. Сейчас проектируется десятка полтора крупных приливных станций в разных пунктах нашего побережья. Институт приливов ведет систематические наблюдения приливов и отливов еще, по крайней мере, в десяти тысячах пунктов. Это ему нужно и для общих теоретических выводов и для выбора мест под будущие приливные станции.
- Да, - сказал я задумчиво, - значит, и старушку Луну заставили работать на советского человека.
-
