прекраснодушие просто убивает меня. Ну, попробуйте хотя бы на миг вообразить, что вы сели в автомобиль. Представьте! Нервы в постоянном напряжении. Необходимо следить за тысячью вещей и быстро соображать, откуда грозит опасность. Стукнул о кузов камень - вы останавливаете машину: не с мотором ли что? Пошел дождь - надо убавить скорость: плохо видно, да и нескользящие шины еще не изобретены. Торможение - целое искусство: нужно молниеносно в уме рассчитать расстояние, пробег, силу, прикладываемую к тормозным колодкам, и быстро и точно среагировать. А провести машину в городской сутолоке, никого не задев! Понимаете, то были рефлексы, выработанные веком. Когда нужда в них отпала, человек утратил дорожные навыки. Наше время выработало другие рефлексы. Совсем другие. Мы с вами, не задумываясь, шагаем в раздвижную дверь, зная, что она сама распахнется и не ушибет человека. Никто не вытирает ноги при входе в дом и не чистит обувь - все делает 'чистильщик', пока вы переступаете порог. Но вы остановитесь, если ваш блок-универсал просигнализирует, что человек, к которому вы идете, занят, творит - думает над чем-то серьезном и просит его не беспокоить. Вы оставите 'визитную карточку' в его блок-универсале, и блок сам пошлет вам вызов, как только его владелец освободится. Тысячи мелочей складываются в психологию обыденного поведения. Изменились какие-то черточки, нами часто даже не замечаемые: одна, другая, сотая, - иной стала и такая важная особенность, как общая система постоянного внимания к внешней обстановке.
Понимаете, современная дорожная автоматика выполняет то, что когда-то было привычными рефлексами человеческого тела и мозга, вместо ваших ста электронных приборов работала автоматика той кибернетической машины, очень сложной и особо регулируемой, какой является в известной мере человеческий организм. На нее опирался человек, ориентируясь в обстановке и принимая быстрые решения. У Реброва современная автоматика ничем не заменена. Он беззащитен.
Вот почему я считал и считаю, что человек нашего времени не сумеет благополучно проехать по Кольцу, управляя машиной вручную. Неизбежно психологическое столкновение. Вот почему я отказался от пари с Ребровым. К сожалению, это его не остановило.
Постепенно пейзаж менялся. Появились кустики. Сначала робкие, одиночные, затем все более густые, похожие на сильно увеличенные кочки. Равнина становилась чуть всхолмленной, а далеко в стороне показались настоящие горы, правда, сглаженные, обточенные ветром. Кривые березки собирались в рощицы.
Дорога все так же неумолимо прямо шла к горизонту, и, сжимая воздух, по ней неслись, словно в сумасшедшей гонке, тысячи машин. Карамышев ловил себя на том, что ему хотелось нажать на акселератор и очертя голову мчаться, обгоняя соседей. Но в их машине, к счастью, не было педалей.
Кабриолет вдруг сбавил ход. Они въехали на виадук; внизу замелькали рельсы - несколько параллельных линий. Справа виднелась станция. К ней вели дугообразные ответвления от шоссе, у начала которых стояли столбы-регулировщики, сигнализирующие машинам, что здесь поворот к станции.
- Отпадает, - сказал Павленко, взглянув на спутника, порывисто приподнявшегося на сиденье. - Если бы он свернул к станции, он дал бы о себе знать.
- Вы правы, - со вздохом ответил Карамышев и снова задумался. - Вы утверждаете, что современная машина не может наехать на другую? - вдруг спросил он.
- Абсолютно. Скорость впереди идущей машины увеличивается автоматически... При обгоне вступают в действие свои железные правила. В общем врезаться в другую машину автоматы вам не позволят.
- Нам? А Реброву?
- Реброву? - переспросил озадаченно инженер. Его бодрый тон экскурсовода разом сник. - Вы хотите сказать...
- Ребров может налететь на любую машину беспрепятственно? - безжалостно повторил вопрос Карамышев.
Но Павленко уже оправился.
- Если бы случилось что-либо подобное, мы давно бы знали о происшествии.
- И все-таки оно случилось. То самое столкновение, которое было неизбежно.
Карамышев откинулся на спинку сиденья.
- Слушайте, - он положил руку на плечо инженера. - Произошло что-то нам неизвестное. Где? В самом конце пути? Когда? В то время, когда Ребров сильно утомился. Дорожное происшествие, вероятнее всего, могло случиться там, где пейзаж особенно однообразный.
Павленко слушал очень внимательно.
- Тогда перед нами самые подходящие километры, - сказал он. - Позади однообразная тундра, которая тянулась сотни километров и вполне могла усыпить Реброва. Недостает только чего-то внезапно поражающего воображение...
- Смотрите! - перебил его Карамышев.
Кабриолет выехал на обочину и замер.
На лужайке, окруженной низкорослыми деревьями, происходило нечто странное. Черный блестящий лимузин то двигался рывками вперед, то подавал назад, то описывал почти полный круг.
- Это его машина! - воскликнул Павленко.
Они вышли из кабриолета и стали спускаться по некрутому откосу. Лимузин на лужайке продолжал выделывать па своего странного танца.
- Привет! - закричал Павленко и помахал рукой. - Не устроить ли перерыв?
Ответа не было. Лимузин развернулся так, что заскрипели колеса, и ринулся прямо на Павленко. Тот едва успел отскочить в сторону. Автомобиль врезался в кусты, но тотчас отпрянул назад и чуть было не сшиб Карамышева.
- Там никого нет! - закричал Карамышев.
Действительно, автомобиль был пуст.
- Отойдем в сторону, - инженер потянул Карамышева за рукав. И вовремя. Лимузин, этакий гроб на колесах, прошуршал по траве рядом с ними.
- Ослеп! - невольно крикнул Карамышев.
- Скорее взбесился, - заметил инженер. - Давайте укроемся в кустах. А то этот псих нас задавит.
Они отошли за кусты на краю лужайки и, придерживая руками ветви, стали наблюдать за 'психом'. В действиях его обнаруживалась некоторая закономерность. Он довольно лихо катил по открытому месту, но, едва упершись в кусты, отлетал словно ошпаренный.
- Кустобоязнь, - сказал Павленко, - так я определил бы заболевание.
- Но это случай не медицинский.
- Но и не инженерный. Машины не страдают расстройством нервной системы. Скорее это по вашей части.
- Смотрите, он вырвался!
Черный лимузин нашел просвет в кустах, окаймляющих лужайку, и устремился туда. Он двигался по зеленому коридору, словно пьяный. Тыкался в кусты, вытаскивал нос из зарослей и неправильными зигзагами пробирался к выходу.
Он прошел рядом с Павленко и Карамышевым, и те могли рассмотреть исцарапанный кузов, помятое крыло и треснутое переднее стекло.
Автомобиль сделал еще несколько порывистых движений и выбрался, наконец, из рощицы.
- Здесь он стал более опасным, - забеспокоился инженер.
- Нам нельзя выходить на открытое место.
Осторожно, словно выслеживая крупного зверя, они пробрались к опушке.
Автомобиль крутил 'мордой', словно прицеливаясь, куда бы ткнуться. Он тыкался вправо, влево, отходил назад, делал легкий поворот, устремлялся в новом направлении, но, пройдя метров двадцать, возвращался, чтобы тотчас снова броситься вперед.
- Что он ищет? - прошептал Карамышев.
Но, кажется, автомобиль нашел, что искал.
Он подкатил к началу откоса, ведущего к шоссе, и, словно убедившись, что перед ним желанная цель, принялся взбираться по травянистому склону.
- Можно подумать, что он ищет себе подобных, - сказал Карамышев. Нелепое сравнение, но он напоминает животное, отбившееся от стада.
