прихожей.
Сойер поудобнее устроился под повозкой, мгновенно забыв о своем гневе. В конюшне стояла тишина, лишь время от времени фыркала лошадь да шуршала солома под копытами животных, когда те переступали с ноги на ногу в стойлах. Он потерял счет времени, поэтому невольно вздрогнул, услышав женский голос. – Мне стало ужасно любопытно, что ты здесь делаешь так поздно.
Сойер выполз из-под повозки и увидел в дверях Фабиану.
Глава 9
– Да вот чиню повозку.
Сойер отряхнул со штанов солому. Когда женщина оперлась о столб и призывно улыбнулась, его вдруг обдало жаром. Она сменила повседневное цветастое платье на черную юбку и такого же цвета блузку, распустила длинные черные волосы.
– Ты скоро едешь?
– Не так уж скоро. Я еще не готов к путешествию. Покачивая бедрами, Фабиана приблизилась к нему и взяла его за руку.
– Ты был очень добр сегодня к моему сыну. Ты сильный мужчина Сойер Дэй.
– Я слишком устал после рабочего дня, – сказал он, одурманенный терпким запахом духов и прикосновениями ее ладоней, которые потихоньку гладили его плечи.
Ты едешь в Калифорнию. А куда именно?
– В Сан-Франциско.
– Сан-Франциско… – медленно повторила она, словно пробуя название города на вкус. – Там тебя ждет женщина?
– Нет, – ответил Сойер и посмотрел на открытый ворот ее блузки, в котором виднелись округлости соблазнительной груди.
– Ты для меня загадка, Сойер Дэй.
Он понимал, что должен отойти от нее, и чем скорее, тем лучше, однако не мог шевельнуться.
– Ты противишься, я тебе не нравлюсь?
– Просто я не забыл про твоего мужа: он болен и нуждается в уходе.
Сойер взмолился про себя, чтобы сказанное прозвучало достаточно убедительно.
– Муж выживет. Он вынослив, к тому же сейчас не хочет видеть меня.
Обняв Сойера за плечи, Фабиана прижалась к нему грудью, и его пах будто прошила молния. Хозяйка ранчо была опытной искусительницей, да и соблазн отдаться в ее руки был силен.
– Фабиана, ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой, но я этого не сделаю.
– Поцелуй меня, – шепнула она, встав на цыпочки и закрыв глаза.
Сойер не устоял. На миг он забыл обо всем, отдавшись полузабытым ощущениям, хотя внутри его кипела битва между страстью и благоразумием.
Желание походило на адский огонь, но жар несколько поутих, когда Сойер в очередной раз подумал о Джоне Брендоне. Он решительно оторвался от сладостных губ Фабианы.
– Почему ты здесь со мной? – хрипло спросил он. – Любой мужчина уже давно лежал бы с тобой в сене.
– Ты красивый…
– Тебе нужна еще одна победа, еще одно сердце, чтобы прицепить новый трофей к поясу, – заявил Сойер, едва удержавшись от искушения снова поцеловать эти призывно открытые губы.
Руки Фабианы опустились ему на бедра, но он перехватил ее запястья. Он никогда не брал чужой жены и не собирался изменять этому правилу сейчас.
Женщина почти лежала на нем, покрывая горячими поцелуями его шею.
Сойер мгновенно впился ей в губы, без памяти целовал ее, остро чувствуя восхитительную мягкость прижавшегося к нему тела. Наконец он все же оторвался и вытер ладонью рот, досадуя на себя за то, что потерял голову.
Фабиана с любопытством взглянула на него.
– Ты меня ненавидишь.
– А ты ненавидишь мужа, – ответил Сойер и по тому, как она отвела глаза, понял, что угадал. – Но почему? Ведь Джон Брендон любит тебя, братья Торрес готовы отдать тебе жизнь. Почему, Фабиана?
– Не твое дело.
Сойер глядел на стоявшую перед ним женщину. Лицо и фигура исключительной красоты, безупречная оливковая кожа, глаза, опущенные густые ресницы. Он достаточно пробыл на ранчо, чтобы догадаться, как она пользуется своей красотой. Теперь он знал почему.
– Кто это сделал?
Фабиана зажмурилась, как от острой боли.
– Ты, гринго, видишь много лишнего.
– Из-за того, что какой-то негодяй поступил с тобой по-свински, ты не хочешь никого любить.
– Я не могу.
– Наверно, ты была тогда очень юной, – продолжал Сойер, решив, что ее изнасиловал какой- нибудь пьяный солдат. – Фабиана, ведь тут есть мужчины, которые тебя любят, хорошие мужчины.
Глаза у нее яростно блеснули.
– Они опоздали. У меня вырвали сердце, когда я была еще девочкой. Ты, сеньор, молод, но разглядел правду. А они дурачье. Они любят, но слепы. Они видят лишь мою красоту. Ты моложе их, однако знаешь, что я женщина, которая ненавидит. Как ты узнал?
– Возможно, я чем-то похож на тебя, – тихо ответил Сойер и, помолчав, спросил: – Сколько тебе было лет?
Фабиана молча уставилась себе под ноги, затем, не поднимая головы, сказала:
– Мне еще не было девяти, когда отчим первый раз взял меня силой.
В ее безжизненном голосе слышалась такая ненависть, что Сойер вздрогнул. Это сердце навсегда закрыто для любви, время уже не повернешь вспять, не исцелишь старые раны.
Фабиана наконец подняла голову и вызывающе посмотрела на Сойера.
– Он проделывал со мной ужасные вещи. Я убила его.
– Кто-нибудь об этом знает?
– Не знает никто, кроме тебя, гринго, – насмешливо произнесла она, – Я никогда никому не рассказывала.
Они глядели друг другу в глаза, и Сойеру казалось, что он смотрит на женщину, которая старше, чем само время, которая пережила и стойко вынесла все тяжкие испытания.
– Ты очень красива. – Он еще желал ее, несмотря на только что услышанное, несмотря на Джона Брендона.
– И проклята, – грустно улыбнулась Фабиана. – Я злая, испорченная. Мужчины слетаются ко мне как мухи на мед, потому что они дураки, ими правит тело, а не ум. – Она снова поднялась на цыпочки и ласково притянула его губы к себе. Губы были мягкими, сладкими и теплыми.
Но Сойер не забыл, кто она на самом деле, сколько в ней ненависти, несмотря на искренний поцелуй. Она столь же опасна, как и гремучая змея в прерии, и стремится уничтожить мужчину. Тяжело дыша, Сойер оттолкнул ее.
– О, ты способен устоять, – засмеялась Фабиана. – Другие не могут, если не боятся меня. А кто боится – такие же слабаки, как и те, кто не может устоять. Мое тело – оружие мести. Я мщу при всяком удобном случае.
– Ты собираешься разбить жизнь Максимо и Рамону, – с отвращением заметил Сойер. Прежнему сочувствию уже не было места.
– Они этого заслужили. И ты заслуживаешь.
– Слава Богу, я не влюблен в тебя.
Фабиана расхохоталась, повела бедрами, отчего ее полные груди соблазнительно качнулись, потом медленно облизнула губы и склонила голову набок.
– Ты долго путешествовал в компании чуть ли не ребенка, а не хочешь завести интрижку со мной, совсем не желаешь прикоснуться к моему телу.
Слово “тело” она произнесла с таким выражением, что Сойер аж вспотел. Фабиана остановила взгляд на месте ниже его широкого пояса.
– Твое тело хочет меня. Я могу тебя любить. Ты никогда не имел такой женщины…
– На месте Джона Брендона я высек бы тебя кнутом, – ответил Сойер, презирая себя за то, что она вызывает в нем сводящее с ума желание.
– Нет, мой юный друг, ты бы этого не сделал. При всей твоей жестокости в тебе есть нежность. Я еще не встречала мужчины, который бы так понимал женщину. Другие меня били за то, что я их мучила своими насмешками и кокетством.
“Похоже на правду, – думал Сойер, – против обыкновения сейчас она довольно чистосердечна”.
Фабиана молчала, задумчиво глядя на него.
– В чем твоя слабость, жесткий мужчина? – наконец спросила она.
– Сам бы хотел знать.
– Ты кого-то разыскиваешь. Мне сказала об этом девочка. Она тебя обожает.
– Каролина еще ребенок.
– Нет, почти женщина. На границе женщинами становятся намного раньше. Она была ребенком, когда уезжала из дома, а теперь с каждым днем взрослеет.
– Ревнуешь? – спросил он. Фабиана влекла его и вызывала отвращение. Эта женщина, решившая мстить и ломать судьбы, преисполнена зла. Но какое же у нее ангельское лицо и какое тело, сводящее с ума мужчин!
– Я никогда не буду ревновать к другой женщине, – засмеялась Фабиана. – Если у меня вырвали сердце, откуда взяться ревности? А эта девчонка… вся как на ладони, честная и простодушная. Она ранима, ты разобьешь ее юное сердце. Возможно, мы с тобой и правда в чем-то схожи.
– Нет! – возмутился Сойер. – Я хочу лишь отомстить человеку, который предал меня. Хочу вернуть то, что принадлежит мне по закону. Потом я намерен вести скромную, обычную жизнь.
– Ты никогда не сможешь стать обычным человеком, мой юный Друг. Когда дело касается мужчин, я сама – мудрость.
– Ладно, пойду-ка я в дом, – усмехнулся он.
– Можешь называть меня старухой. Я действительно стара как вечность. Порой мне кажется, что я всегда была старой, и я всегда довожу до конца свою месть. Всегда! Ускользнуть тебе не удастся.
– Думаю, удастся, – возразил Сойер, гадая, а не превратила ли она его за час в отпетого лжеца. – И пусть небеса помогут неудачникам, – гневно добавил он, злясь на себя за влечение к этой фурии.
Внезапно Фабиана спустила с плеч блузу, обнажив немыслимо красивые груди, приподняла руками тяжелые полушария с торчащими сосками и, чуть наклонившись в его сторону, как бы предложила ему свое тело.
– Я могу быть твоей, – шептала она. – Ты когда-нибудь видел такую красивую женщину? Я отдам тебе свою любовь. Возьми меня с собой, ты никогда об этом не пожалеешь.
Сойер дрожал, словно ива под ветром, кровь громко стучала в висках, заглушая ее слова. Он завороженно двинулся к ней, Фабиана шагнула ему навстречу, и тут он
