Соседки, пересмеиваясь, зашикали на нее.
- Ну, вот, - протянул Цагеридзе, - все благополучие мое и кончилось... Начинается борьба не с ледоходом, а с начальником. Товарища Булатову я запомнил. Вместо женского мастерства пришивать пуговицы она показала другое мастерство - как их отрывать на мужских костюмах. Мне тогда дорого стоило сохранить пуговицы: пришлось уступить 'котеж'. Не знаю, чем теперь с Булатовой сумею я рассчитаться?
- Миллионом, который во льду, - торопливо подсказал Максим. И довольный огляделся: здорово ли это у него получилось?
- Правильно, Петухов! Это единственное, чем я могу свободно распоряжаться. Если товарища Булатову устраивает один миллион, я ей этот миллион предлагаю.
Все одобрительно засмеялись. Цагеридзе почувствовал: ему сейчас доверяют, ждут от него, коли пригласил на совет, главного разговора. Он начал его.
- Прошу послушать. Идея такова. Не считаясь с тем, что ледоход, как сказала товарищ Булатова, наступит в свой обязательный срок, - я надеюсь, я хочу отодвинуть его, этот срок! - Цагеридзе помолчал, чтобы придать большее значение своим словам. - Отодвинуть срок. Но только в протоке, в запани. А главным руслом тем временем пусть себе идет ледоход. Вы скажете: Цагеридзе хитрый. А вот как это сделать? Мне очень хочется быть хитрым! Прошлый раз некоторые товарищи уже советовали построить ледяную дамбу. Но другие резонно сказали: 'Нужно делать очень широкую, прочную и, следовательно, очень дорогую дамбу. А воду на дамбу качать насосами. Во что обойдется?' Правильные были слова! Теперь прошу послушать меня. Какой лед взламывается легче всего и раньше всего? Тонкий лед, дряблый, подтаявший. Правильно? Но если в запани, в протоке весь лед будет, скажем, вдвое толще, чем вообще в реке, он от весеннего тепла раздрябнет позже. Во всяком случае, позже, чем лед в главном русле, и ледоход начнется там, пойдет туда, где сопротивление слабее. Вот в чем идея.
- Оно так, - сейчас же отозвался лоцман Герасимов. - Это знакомо. Первое дело при отстое твердый лед сохранить. Да только, кроме дамбы, ничего не выдумаешь.
- Дамба дамбой, - сказал Цагеридзе. - А речь, я повторяю, о том, чтобы лед во всей запани сделать толще.
- Ого! Как сделать? Как? - закричали сразу несколько человек. - Это как же ты нарастишь его?
- Просто, - сказал Цагеридзе. И глаза у него загорелись, как у фокусника, который решается открыть секрет, хотя и не очень сложный, но в то же время почему-то никем из зрителей еще не разгаданный. - Все очень просто. Соорудить сперва - не ледяную! - плотную снежную дамбу. Вал! От устья речки Громотухи и наискось через протоку к изголовью острова. Потом построить невысокую запруду, может быть три-четыре метра всего, на Громотухе. Потом по деревянному желобу из этой запруды пустить воду в запань поверх льда. Ручаюсь, за двадцать дней в протоке лед нарастет на полтора метра. А этого при любых обстоятельствах хватит. Мало? Для большей прочности, поближе к снежному валу, заплавить, вморозить еще суковатый кустарник. Что? Все не годится?
Кто-то от неожиданности охнул, кто-то сказал: 'Н-да!', 'Ого!', и потом наступила продолжительная тишина - тишина, как показалось Цагеридзе, полного признания правильности его замысла.
- Это что же, совершенно без всякого риска? - первым, наконец, спросил Михаил. Его поразила простота замысла. И в то же время как-то разочаровывало, что, по существу, никакой борьбы со стихией и не получится. Он все еще не знал твердо: останется здесь или не останется. Он мог бы остаться, если бы...
Феня сказала:
- Красиво!
- А вдруг морозов больше не будет? Воду в протоку напустим, а она не замерзнет! - выкрикнул Павел Болотников.
- Вот и риск, - засмеялся Цагеридзе. - Но мы тут с Павлом Мефодьевичем разбирались в погоде. Такая беда, кажется нам не грозит. Не знаю, что другое, а уж вода-то в Сибири зимой замерзнет обязательно. Словом, я верю, будет 'красиво', как говорит девушка Феня.
- А нет, ты не шути, - вдруг поднялся Герасимов и пошел к столу, замерзнуть-то вода замерзнет, но - как? Это не кадушку тебе налить, а затопить всю протоку. Сам говоришь, вычислял - на двадцать ден расчет. Чистое зеркало не получится. Лед нарастать будет пластиками, где бугорок всхолмится, где ямка, озерцо с тонкой пленочкой образуется. В оттепельную пору вода из одной ямки в другую понизу прососется: пустой пузырь готов. Какая в нем крепость? Зазря только нагрузишь коренной лед этой новой тяжестью. Я не против. Такого наплаву делывать мне не приходилось, и не слыхивал я. А нравится. Но подумать тоже надо, что и как, чего желать, а чего опасаться.
- Вот и советуемся, - сказал Цагеридзе, слегка ошеломленный словами Герасимова. Ему и в голову не приходила мысль, что слой наплавленного льда может оказаться бесполезным, более того - способным даже ослабить коренной лед.
С места, не вставая, заговорил другой лоцман, Иван Романович Доровских. Крупнолицый, с бугроватыми надбровьями, он говорил между тем тоненьким, вовсе не подходящим для него, женским голосом.
- Это ничего. Это во все я верю, получится. Потому - воды в Громотухе достаточно, без спеху, по нужной погоде нам запань залить, заплавить. Я же Кузьме Петровичу Герасимову обратное скажу. А ну-ка, вспомни, Кузьма, как от ключей малых по берегам в злые зимы лед накипает? Перехватит морозом ключишко до дна, вот он и сочит и сочит поверх. Он сочит, а рубчиками, горкой лед настывает и настывает. Вот ты и ответь мне: бывает еще другой лед такой крепости, как этот? Никакой силы ледоход эти накипи от берега никогда не отколупнет. Не только сама река очистится, а и вся природа расцветет, лето полное водворится - и то по распадкам, у ключей этих, на берегах Читаута ледовые глыбы лежат. Заметь еще: иголочками этот лед вовсе, почитай, не точится, не рассыпается, а просто потихоньку истаивает. Тоже свойство. Но опасности во всем этом деле есть. Ей-богу, есть. А вот какие, верно, надо подумать, с бухты-барахты сразу не скажешь.
- Я вас так понимаю, Иван Романыч, - спросил Цагеридзе. - Сразу много воды пускать не следует, надо тоненькими слоями лед наплавлять?
- По погоде, по погоде, Николай Григорьевич, - торопливо ответил Доровских. - Все от погоды. Но чем потоньше каждый слоек, ясно, тем лучше.
Герасимов потер ладонями свои сухие, впалые щеки. Настороженно поднял вверх указательный палец, помедлил и, описав им в воздухе крутую дугу, ткнул в плечо Цагеридзе.
- Дозволь, Николай Григорьевич? - И к Доровских: - Ты все это очень точно заметил, Иван. А давай теперь рассудим вот еще с какой стороны. Зима теплее - лед тоньше; зима холоднее - и лед на реке толще. Еще спрошу тебя: откуда, с какой пласти, с верхней или с нижней, лед зреет? Только с нижней. Из самой чистейшей водицы образуется, без всякой такой примеси, скажем, совершенно из аптечной воды. И вот тебе равновесие: какие бы морозы ни жгли, толще толстого лед не станет. Почему? Потому, что сама вода теплая. Она снизу все время лед подтачивает, разогревает. А мороз, наоборот, сверху льдину прокаливает и свободную водичку к ней подтягивает, прихватывает. Вот две силы и борются всю зиму между собой. Теперь давай подумаем так. Лед мы начали сверху намораживать, на метр целый, к примеру, наплавили. Стало быть, морозной силы уже не хватит, чтобы ей через всю толщину проникать. И что тогда? А тогда начнет вода из-под низу коренной лед помалости слизывать, тонить. И могёт так быть: коренной лед постепенно весь смоется, а его место заступит верхний, наплавленный, намороженный? И ты хоть умри, Кузьма, этот лед, новый, завсегда слабже будет, чем коренной. Потому не из аптечной воды, а со снегом и с воздухом он будет сделанный. Ты со мной в этом согласен?
- Почему не согласен? - сказал Доровских. - Только наплав сверху куда скорей можно сделать, чем вода тебе снизу лед подточит.
- Хорошо! Я все понял, - нетерпеливо перебил Цагеридзе.
Спор два опытных лоцмана завязали важный, серьезный и очень полезный. Но это все частности. О главном никто не спорит. Видимо, все соглашаются, что способом, предложенным сейчас, лес в запани отстоять можно. Превосходно, чудесно! Цагеридзе хотелось теперь лишь одного: чтобы зима не оказалась оттепельной, чтобы не нарушилось то 'равновесие', о котором встревоженно говорил Герасимов. Он повторил:
- Я все понял, Иван Романыч. Спасибо! Нет ничего труднее, как предсказывать погоду. Но теперь я все
