Ночь он тоже провел беспокойно. Басок Германа Петровича - 'Дария' терзал его слух.
Утром он позвонил в лабораторию Широколапа, совершенно не зная, о чем намерен был с ним поговорить. Трубку сразу снял сам Герман Петрович, и Андрей Арсентьевич свою тут же опустил на рычаг. Значит, не Герман Петрович был ему нужен. Часа через полтора он вновь набрал номер. Два, три, четыре длинных гудка... Неужели опять откликнется Широколап? Андрей Арсентьевич ждал напряженно. Щелкнуло в мембране.
'Слушаю', - донесся спокойный голос.
Он хотел сказать как всегда: 'Доброе утро, Дашенька...' - и почему-то замешкался, только беззвучно и успокоенно перевел дыхание.
'Да, Андрей Арсентьевич, да', - услышал он то, что хотел услышать.
И бережно положил трубку. Надо было продумывать, что он должен взять с собою в дорогу, в необычный для него поход по Ерманчетской тайге.
...Веселый напев помогал идти. Быстро начало отбеливаться
небо. Клочковатые серые космы облаков низко неслись над лесом. И
если на плечи Андрея Арсентьевича еще сыпались капли воды, так
только с деревьев, словно бы они торопливо стряхивали надоевший им
с ночи дождь.
Было тепло. И чем ниже спускался Андрей Арсентьевич, тем
сильнее его обдавало запахом сырого болота, моховых кочек,
раздавленной ногами черной смородины. Высокий ельник еще стоял
перед ним плотной стеной, но за этим ельником уже отчетливо
угадывалась плоская широкая долина, по которой медленно
переваливаются белые, словно ватные или снеговые волны тумана,
скрывающие под собою болотную зыбь и открытое русло Зептукея.
Андрей Арсентьевич остановился, чтобы хорошенько разобраться в
местности и прокричать в бесчисленный раз: 'Даша!', 'Да-аша!'
Что, кроме веселого напева, так властно ведет его вниз?
Теперь, когда давящий и пугающий ночной мрак сменился рассветом,
логика вновь потребовала ответа: не в стогу ли сена ты ищешь
иголку?
Он повернулся в ту сторону, где на горе, теперь уже далеко от
него, стояли палатки и где, вероятно, проснулись уже люди,
прочитали его записку и тоже готовятся в поиск.
Спросил мысленно: 'А в чем я ошибся, что сделал
неправильного?' И ответил уверенно: 'Даже если иголка потерялась в
стогу сена, все равно надо этот стог перебрать по травинке. И чем
раньше, чем скорее, тем лучше'.
Самое опасное место - Зептукей, надо с него и начинать. Хотя и
малое, но все же какое-то время у ночи выиграно. И стиснул кулаки:
Гера, Герман Петрович, спокойные супруги Зенцовы, поймите, нет, не
отсиживается Даша от дождя под елочкой.
Он еще раз громко позвал ее. И опять отозвался у него в груди
веселый напев...
10
Андрей Арсентьевич приподнял двустволку и нажал на спусковой крючок. Эхо одиночного выстрела раскатисто прогрохотало над тайгой, замерло в сосновом бору по ту сторону Зептукея. Потом с вершины хребта, от палаток, слабо донесся ответный сигнал. Андрей Арсентьевич облегченно вздохнул: связь установилась. Но куда, в каком направлении двинутся Широколап и Зенцовы? Согласятся ли с оставленной в палатке схемой поисков?
Он стоял у кромки болота, на безлесном мыске, осыпанном брусничником и толокнянкой. Зептукей здесь делал большую кривулину, и с возвышения далеко было видно и вправо и влево. 'Далеко', - если бы не туман, застилавший долину плотными белыми лавинами, которые, медленно переваливаясь, двигались по течению Зептукея.
Запутавшись своими первыми тонкими лучами в вершинах елей, солнышко никак не могло подняться над лесом, и оттого туман казался по-зимнему холодным. Андрей Арсентьевич хмуро оглядывал белую долину. Веселый напев в груди уже не звучал. И неотступно преследовал вопрос: почему ты уверил себя, что Даша найдется именно здесь? С какой стати, даже кружась по тайге и постепенно спускаясь вниз, выбрела бы она на зыбучее болото и приблизилась к струящемуся посредине Зептукею? Это подсказал не опыт таежника, не рассудок, а томительный ночной страх.
Так где же все-таки теперь искать Дашу?
Из тумана доносились слабые шорохи. Это начинался разлив речки, вызванный долгим обильным дождем. Вода выходила из низках плоских берегов и растекалась по зыбуну, сотрясая высокий рубчатый хвощ, которым вперемешку с ситником было затянуто болото. Сварливо крякали утки. Их в круглых озерцах, испещрявших зыбун - Андрей Арсентьевич знал, - было великое множество. Накануне, когда еще только готовились к переходу на эту роковую сопку, он пообещал всем притащить с Зептукейского болота столько уток к обеду, сколько закажут.
Он любил Зептукей, в своих одиночных скитаниях он устраивал себе здесь самый продолжительный привал. Это горное болото было чистым, непохожим на вязкие засасывающие трясины, из которых, пузыря бурую грязь, источается удушающий вонючий газ. Зыбун был опасен лишь для того, кто по нему не умеет ходить. Прорвется - и уйдешь столбом в глубину. А туго сплетенный из корней хвоща и троелистки колышущийся покров тут же сомкнется у тебя над головой. Андрей Арсентьевич научился спокойно ходить по зыбуну, чутьем угадывая, куда поставить ногу и когда надо бросить перед собой легкую жердинку, чтобы по ней перебежать, миновать опасное место.
Но именно потому, что он превосходно знал коварные свойства зыбуна, он в ночной своей душевной тревоге больше всего боялся, как бы Даша, блуждая впотьмах, не оказалась близ Зептукея.
Солнечное утро радости не принесло. Неизвестность стала еще более гнетущей. Потому что 'стог сена' теперь и еще неизмеримо увеличился в своих размерах.
Нужен очень точный план действий. Нельзя ему больше бежать куда попало, руководствуясь лишь интуицией и веселым напевом. Впрочем, если этот напев оборвется, то не так ли, как при игре в жмурки, когда, подсказывая верное направление, тебе кричат: 'холодно или 'жарко'? У Зептукейского болота оказалось 'холодно'. Ну а в какую сторону 'горячо'? Андрей Арсентьевич повернулся лицом к солнцу, блаженно ощущая даже сквозь густое переплетение еловых ветвей его теплоту. Нет, веселый напев вновь не зазвучал...
Что ж, подняться вверх, соединиться с остальными и сообща продолжать поиски? Но все ли ты сделал здесь, внизу? Вот оно, как далеко и вправо и влево простерлось это болото! Откуда у тебя такая уверенность, что Даша никак не могла выйти к нему и вступить на зыбун, допустим, в километре от тебя направо или в двух километрах налево? Андрей, Андрей, не теряй головы, не поддавайся опять только лишь настроению. Если ты все же спустился сюда, устрани последнее сомнение. А наверху и без тебя люди ходят, ищут.
Зимой, по снегу, таежники, делая замкнутый круг, 'обрезают' запутанный след зверя, за которым охотятся. Обрежь Дашин след - вдруг он тебе встретится - вдоль Зептукея и в ту сторону и в другую, прикинув, что все-таки бесконечно далеко впотьмах она уйти не могла. Зеленая трава, брусничник, моховые кочки - это не снег, на отчетливые отпечатки следа здесь мало надежды. Но все-таки, все-таки иди, оглядывайся, кричи, подавай сигналы. Другого, лучшего, пока не придумаешь.
Андрей Арсентьевич зашагал направо, стремясь придерживаться самой кромки болота. Примятый хвощ вернее подскажет, прошел ли там человек... А может пройти и косуля...
- Даша!.. Да-аша!..
Это в прогретом воздухе отдалось уже не так громко. Андрей Арсентьевич выстрелил. И через минуту уже не на самой вершине сопки, а где-то левее ответно тукнул такой же одиночный выстрел.
Ах, Даша, Даша!
И перед его глазами пробежали видения последних трех-четырех дней с того момента, как
