- Ну, а почему бы и нет? Вон какие орлы. Нам главное до той реки дойти, а там уж с комфортом поплывем.
Один из 'орлов', а именно Павел, поднялся с земли, открыл рюкзак и начал шарить в его недрах.
- Ты что, Паш? - спросил я.
- Да давит что-то твердое в спину, зараза. Вроде сам укладывал. А, вот она, сволочь!..
Вытащив банку тушенки, он переложил ее на другое место. Андрей тем временем отошел с топором в сторону и вскоре вернулся с тремя березовыми палками метра по полтора высотой.
- Вот вам по посоху, страннички. Как там в сказках-то говорится: 'И истоптал он семь пар сапог, и сносил десять посохов, пока дошел до тридевятого государства...'
- Типун тебе на язык во всю задницу! - взорвался я. - Накаркай еще... десять посохов! Завел черт знает куда да еще и болтает черт знает что!
- Иван Сусанин, - засмеялся Павел.
- Хренов, - добавил я, и на этом привал наш закончился.
Но посох мне действительно помог. Эта простая палка помогала не только идти вверх, но и спускаться вниз. Я уже больше не падал и перешел на какой-то автопилот, не замечал окружающей природы, видя только препятствия перед собой да ориентируясь на черную мишень котелка на рюкзаке Павла.
Выбор пути был за Андреем. Взобравшись на вершину очередной сопки, он оглядывал в бинокль окрестности, сверялся с компасом и показывал нам направление движения. Несколько раз пришлось обходить грандиозные завалы бурелома; на одну сопку мы подниматься не стали, слишком крутым оказался склон, прошли по распадку в обход. Два раза пришлось переходить вброд небольшие ручьи, ноги, конечно, промокли, но это уже не имело большого значения, при такой работе все сохло буквально на глазах.
Мне казалось, что этот день никогда не кончится. Жутко болели плечи, я пробовал раздвигать лямки пошире, но очень скоро вес рюкзака опять становился нестерпимым. Короткие привалы больше дразнили отдыхом, чем на самом деле давали его. Мне казалось, что рюкзак с каждым разом становился все тяжелее и тяжелее. Наконец на берегу очередного ручья Андрей скинул рюкзак и объявил:
- Все, хватит на сегодня. Здесь заночуем.
Я просто рухнул на землю, не снимая свою ношу, и запрокинув голову, долго наблюдал за плавным полетом двух красивых огромных птиц. Как я им завидовал в этот момент. Парят себе, и никакого золота за плечами.
Ко мне подошел Андрей, протянул флягу с обжигающе холодной водой. Сделав глоток, я снова замер, глядя вверх.
- Что ты там увидел? - спросил лейтенант, поднимая голову.
- Да вон, кружат...
- О, какие красавцы, - сказал он, уже в бинокль рассматривая птиц . Кажется, беркуты...
- А я уж думал, стервятники. Собираются трупы наши поклевать.
- Ну, раз шутишь, значит, будешь жить, - засмеялся Андрей, - Мы за дровами, а ты пока готовь кашу. Черт бы ее побрал!
Ребята ушли, а я, чуть отлежавшись, подошел к ручью, с азартным шумом уносящему прозрачную, как хрусталь, воду, наполнил котелок и чайник, умылся и с удивлением понял, что могу еще не только ходить, но даже готовить ужин. А ведь еще час назад мне казалось, что помирать буду, а с места не сдвинусь.
Зато спал я той ночью как никогда. И не мешали мне комары, не волновали уже дикие звери. Даже холод, хотя и будил меня время от времени, но не смог окончательно вырвать из объятий сна.
Утро встретило нас ясной погодой. Тучи со всем запасом припасенной влаги унеслись куда-то дальше, зато заметно похолодало, словно осень дохнула на нас, предупреждая о своем скором приходе.
Поднявшись, я первым делом отправился к костру, собираясь приступить к своим поварским обязанностям, но уже через пару шагов я взвыл от боли. Если ломоту в икрах еще как-то можно было перетерпеть, то мышцы чуть повыше колен пронзало какой-то изощренно-иголочной болью. Судя по возгласам и лицам моих спутников, они испытывали то же самое.
Во время завтрака Андрей часто поглядывал на небо.
- Ты что там увидел? Опять этих стервятников высматриваешь? - спросил я.
- Да нет, думаю, прилетят сегодня наши 'друзья' или нет...
- Думаешь, они все-таки попытаются?
Андрей пожал плечами:
- Кто его знает. Если верить словам покойного Ивановича, то у этого Бурого бульдожья хватка.
- Слушай, если этот Бурый такой монстр, то почему он не тронул этого самого Витьку? Ведь он им всю свадьбу испортил?! А Бурый его даже в охрану взял, - задал я давно мучивший меня вопрос.
- А кто тебе сказал, что он что-то напортил? Наоборот, он решил им кучу проблем. Ведь надо было вывозить бригаду, расплачиваться с ними, а так все шито-крыто и большая экономия. Может быть, они потом с нами по Витькиному рецепту поступили бы.
Лейтенант опять посмотрел на небо, озабоченно качая головой.
- В общем так, мужики. Чуть услышите гул вертолета, сразу бегите под деревья. Ни к чему нам такие встречи.
Гул вертолета мы действительно услышали, но ближе к обеду. До ближайшей сосны было метров десять, и я бежал все это расстояние с одним бесконечным стоном, боль в мышцах не отпускала меня ни на шаг.
Вертолета мы так и не увидели, он прошел где-то рядом, за сопками, но до самого вечера мы вздрагивали от каждого подозрительного звука, непохожего на обычный таежный шум.
Уже за ужином я спросил Андрея:
- Ну, как ты думаешь, оторвались мы от них?
Чуть помедлив, Лейтенант кивнул:
- Пожалуй, да. С воздуха они нас не нашли.
Уже позже он разложил карту и отметил пройденный за день путь. От места, где мы мыли золотишко, до нашей стоянки получалась линия, прямехонько указывающая на запад. В голове у меня мелькнула простая и естественная мысль: 'А ведь у них тоже, может быть, такая же карта? '. Андрею я ничего не сказал, но, как позднее выяснилось, мои опасения оказались не напрасны.
Сделав большой круг и не обнаружив в окрестностях ни души, вертолет вернулся к реке, повисел несколько секунд над брошенным вездеходом и боком двинулся к берегу, гоня перед собой мелкую рябь взбудораженной винтами воды. Для большого МИ-8 площадки для посадки не нашлось, и вся шестерка десантировалась по мотающейся из стороны в сторону веревочной лестнице. Трудней всего пришлось хозяину овчарки. Хотя ее и привязали к спине наподобие рюкзака, но, оказавшись на большой высоте, оглушенная грохотом мотора и винтов, собака начала рваться из своих пут, отчаянно скуля и повизгивая.
- Найда, место, Найда! - орал проводник, пытаясь перекричать адский грохот лопастей. Но собака продолжала биться, корябая когтями спину хозяина.
Проводник, отчаянно матерясь, поспешил вниз, колыхаясь и закручиваясь на жидкой лестнице не только от произвольных порывов ветра, но и от толчков бьющегося животного. Наконец ему удалось опуститься, и овчарка, вырвавшись из пут, не разбирая дороги, ломанулась в кусты, роняя с клыков розоватую пену.
- Найда, ко мне! Найда! - орал бегущий вслед за ней проводник.
Из салона вертолета за этой сценой наблюдали двое: Бурый и Куцый.
- Иди строго на запад, я не думаю, что они ушли далеко! На все про все тебе неделя, - крича, давал Бурый последние наставления. - В эфир зря не выходи, только когда все кончите и золото будет у вас. И запомни, Куцый, башку тебе зеленкой уже намазали! Так что либо вышак, либо 'рыжье' принесешь обратно. Все понял?
Куцый мотнул головой, привычно ссутулился и с опаской полез в открытый люк. В глазах его плясал страх. В последнее время он боялся всего: Бурого, покойного Витьку, смерти, жизни, а сейчас еще и высоты. За плечами бывшего бригадира болтался тощий рюкзак, на груди висел АКМ с откидным прикладом. Точно так же были экипированы остальные участники группы, лишь у одного из них вместо рюкзака висела ранцевая армейская радиостанция с длинной гибкой антенной. Все, в том числе и проводник, поймавший наконец ошалевшую собаку, молча ждали, когда начальник наконец спустится на землю.
