как интриги... - И академик еще пять минут говорил на эту тему.
Когда Малышев и Кайменов выходили из кабинета, щеки их горели от унижения.
- Не унывай, Сережка, - Володька положил ему руку на плечо. - Мы с ним все равно рассчитаемся в самом прямом смысле слова. Давай сегодня вечером засядем, а?
Малышев двинул плечом, чтобы сбросить руку, но ничего не успел сказать: навстречу по лестнице поднимался Шишкин.
'...Хватит исканий, достаточно прекраснодушия! Вон оно как повернулось. Шишкина голой математикой не возьмешь... И Кайменов тоже - хорош товарищ! Видно, все останется, как есть, нечего играть в бирюльки с машиной...'
Малышев сидел один в зале у пульта 'Молнии'; сквозняк от воздуходувок шевелил пряди на его голове.
...Мчат поезда по блестящим рельсам, ревут автовозы на поворотах дорог, плывут пароходы по рекам и морям. Они везут грузы: пшеницу, уголь, станки, руду, ткани, игрушки, яблоки. На сортировочных горках и перевалочных базах электронные машины переводят стрелки, командуют автопогрузчиками, зажигают на диспетчерских табло схемы наилучших маршрутов: без заторов и простоев. Со временем автоматизируют транспорт: шоферы, машинисты, диспетчеры и кондукторы займутся другими делами. Математические машины станут сердцем в кровеносной системе страны.
И это будет не его подвиг, если даже совершит его он. 'Под руководством кандидата наук Павла Николаевича Шишкина в Институте вычислительной техники создан алгоритм... разрабо...' - взахлеб начнут писать газеты. А об исполнителях кто пишет!
Сергей представил себе монументально-самодовольное лицо Шишкина на газетной странице, и ему стало невыносимо тошно.
...В этот час Павел Николаевич Шишкин торопливо шел среди молчаливых домов и деревьев, облитых серо-зеленым лунным светом. Он допоздна задержался в институте, чтобы не встретиться с Малышевым и Кайменовым, и теперь клял себя. Тогда, на семинаре, Малышев смотрел на него тяжелым взглядом, а этот бандит Кайменов даже бросил выразительным движением губ беззвучное слово. Павел Николаевич убедил себя, что не понял этого слова. Но в душу закрались сомнение и тоска. И потом на лестнице: 'Мы с ним рассчитаемся... давай засядем сегодня...' Что они задумали?
В переулке застучали шаги. Шишкин теперь едва не бежал, и луна прыгала за ним над крышами.
Павел Николаевич давно, еще в вузе, смекнул, что наука - это такое занятие, где каждый разбирается лишь в том, что делает сам. Он быстро освоил нехитрый алгоритм получения степени: статьи, написанные руководимыми им дипломниками, диссертация, составленная из их работ, экзамены, сдаваемые хорошим знакомым, 'двадцать минут позора' на защите... Оказавшись в институте, Павел Николаевич чутьем уловил круг тех дел и обязанностей, выполняя которые можно считаться крепким работником, даже преуспевать. С ним считались, его уважали - и он стал проникаться уважением к себе.
И все-таки страх не оставлял его никогда. Каждая новая идея, новый человек, новые дела заставля-ли его настораживаться. Он пугался всего непонятного и боялся, как бы другие не заметили, что он не понимает. Когда Валентин Георгиевич с увлечением рассказывал ему свои новые замыслы, он порой замирал от ужаса: а вдруг тот оборвет речь и гневно закричит: 'Слушайте, что вы киваете? Я разыгрываю вас, плету чепуху!..' Он боялся выдвигать идеи: а вдруг идея окажется не такой? Он боялся и не выдвигать идей: а вдруг заметят, что у него их нет? И он уставал от этих страхов, как другие устают от непосильной работы...
А сейчас Павла Николаевича пугали непроницаемо черные тени домов и киосков, сырые запахи из подворотен. 'Они ничем не докажут, все права на моей стороне, - горячо убеждал он себя весь день. - Но если они вправду где-то засядут... Их двое, они молоды и сильны, они злы. Особенно этот Кайменов, такой на все пойдет...'
До дома оставалось еще несколько кварталов. Улица была тиха и пустынна. 'Неужели они хотят меня избить?!' - думал Павел Николаевич, обходя тени. Мысль о том, что его - интеллигентного, еще не старого и нравящегося женщинам будут бить, была унизительна и ужасна.
Сергей Малышев стоял у окна, смотрел на луну. 'Что ж, видно, сам о себе не позаботишься - никто не станет стараться. Работу я, конечно, все равно выполнять буду: дело есть дело. Но и себя забывать не стоит, а то ходить мне всю жизнь в исполнителях при Шишкине... А что, если?.. Черт побери, как я раньше не догадался! Хожу около машин, всякие погрузки-перевозки решаю, Шишкина на утеху Володьке помогаю моделировать - а для себя?!'
Малышев был инженер - свежая техническая идея сразу вернула ему ясность мысли и хорошее настроение. 'Кто сказал, что на машине можно моделировать ситуации лишь для Шишкина? Почему бы не запрограммировать цели и стремления С. А. Малышева?' Он включил на прогрев 'М-117', нашел в столе Кайменова бумаги, по которым они кодировали информацию, сел к столу. 'Итак, дополнение к ситуации: я согласен быть исполнителем при Шишкине, не буду вычитать его числа, но хочу... что я хочу? Первое: кандидатскую степень. Второе: квартиру... А что?'
Он покосился на игру оранжевых огоньков на пульте машины. 'Для тебя, сударыня, создан прекрасный зал с кондиционированием - надо же подумать и о себе!'
Машина приобрела опыт и теперь не перебирала, как раньше, все варианты: лента с решением выскочила через минуту. Малышев пробежал глазами по числам, сгруппированным около адресов 01, 03 и 04, коротко усмехнулся:
- Что ж, это можно было понять и так...
Павел Николаевич поднимался по освещенной лестнице своего дома, с каждой ступенькой наполняясь покоем. Вот и все, чего он волновался? 'Ведь они же порядочные люди...'
Он отпер дверь, вошел в тихую темную переднюю. Квартира была новая, трехкомнатная, из стен еще не выветрились строительные запахи. Немного жутковато в темноте (Шишкин редко задерживался в институте допоздна, а сейчас еще жена уехала в Ригу за обстановкой), но это были уютные домашние страхи. Он вошел в комнату, стал нашаривать выключатель на стене: глаза, не привыкшие к темноте, ничего не различали.
Вдруг что-то протяжно скрипнуло, и справа из темноты на Павла Николаевича стала медленно надвигаться ужасная серо-зеленая харя с черными ямами глазниц, темной повязкой на подбородке и перекошенной набок теневой гримасой. 'Вот оно!'
- Кто? Что?! А-а-а-а! - истерически закричал Павел Николаевич и, не помня себя, ударил вперед ногой и рукой.
Раздался звон посыпавшихся осколков зеркала. Дверь шкафа резко отлетела назад и захлопнулась...
Шишкин ползал по паркету, собирал осколки. А в окно как ни в чем не бывало заглядывала круглая издевательская физиономия луны.
Сергей Малышев тоже вернулся к себе в общежитие поздно. Три его товарища по комнате спали. Он выкурил сигарету, пуская дым в форточку, во влажную темноту; но спать все равно не хотелось. Сергей подошел к стеллажам, на которых были книги всех четырех, протянул руку к зеленому томику сочинений Куприна и опустил ее. 'Тихое оподление души человеческой страшнее всех казней и баррикад на свете', - негромко напомнила память фразу из давно читанного купринского рассказа. Он нерешительно посмотрел на полки. Оранжевые томики Ильфа и Петрова, белые суперобложки сочинений Максима Горького ('Что сделаю я для людей?! - воскликнул Данко...'), обойма синих томов Марка Твена. Чапек, Алексей Толстой, Маяковский, Есенин, Пушкин ('...И не завидую судьбе злодея иль глупца в величии неправом...'), Джек Лондон, Ремарк... За разноцветными картонками, как опасность, затаились мысли, гнев и любовь многих людей, их тоска и веселье, горести и улыбки, их сила и нежность, поступки, убедительные в своем ярком безрассудстве, - сама жизнь человеческая, тысячекратно усиленная искусством. Открой любую - и закружит, собьет с намеченного пути душевная вьюга.
Малышеву показалось, что не он, а книги рассматривают его - внимательно и строго. 'Нет, мне сейчас надо быть машиной!' - он задернул шторки на стеллажах, расстелил постель, погасил свет.
На следующий день Сергей решительно вошел в кабинет Шишкина. Павел Николаевич встретил его холодным и встревоженным взглядом; он несколько осунулся после вчерашнего.
Малышев сел в кожаное кресло для посетителей.
- Так как насчет квартиры, Павел Николаевич? И потом я хочу набирать материал для кандидатской диссертации. Как ваше мнение на этот счет?
Павел Николаевич сориентировался необыкновенно быстро, в десять секунд.
- Так ведь насчет квартиры вам следует обращаться к Кайменову, Сергей... э-э... Алексеевич, - суетливо заговорил он. - Он теперь сможет запрограммировать в 'электронного организатора' все и себе и вам.
- Боюсь, что ему это будет не по силам, - четко сказал Сергей.
- Да, да, да, вот и я так считаю, - лицо Шишкина стало входить в форму No 2. - И Валентину Георгиевичу это объяснял... А насчет кандидатской приветствую, давно пора. С удовольствием буду вашим руководителем...
В течение пятнадцати минут разговора алгоритмы 'я тебе...' перемежались с алгоритмами 'око за око...', сплетались с линиями задержек и обратных связей, разнообразились ячейки 'не - или'... Павел Николаевич проводил Малышева до самой двери.
В этот день Сергею предстояло работать на 'Молнии' во вторую смену: по случаю приближающихся праздников Шишкин загрузил машину до предела. Когда Малышев пришел в зал, Володька подлетел к нему с лентой машинных расчетов.
- Слушай, ты вчера вводил в 'М-117' дополнительные цели и изменение ситуации?
- Ну, вводил.
- Так вот решение модели: если ты выступишь против адреса 03, то есть меня, по всем пунктам, то ПЭЭНШа берется обеспечить тебе будущее и квартиру. Сережка, это комплексное решение, его надо проверить!
