Пародировалось и передразнивалось все - манеры приглашенных на чаепитие, поза мудреца-созерцателя из Сада Камней, одеяние ниндзя, стойка и габариты борцов Сумо, песни и танцы. Изображались целые сцены, на которых 'самураи' резали воздух боевыми кличами и каменными ладонями или путешествовали по американским штатам, между делом покупая голливудские студии и примеряя европейскую обувь.
- Видишь столик с картежниками? - спросил у Саши Растопчин. - Тот парень, который не японец, и есть Барт.
Андрей подошел к стойке бара, заказал два крепких коктейля и помахал Барту рукой.
- Наверное, он богат, твой приятель?
- Отчего ты решила?
- Не знаю, - Саша помешивала лед в бокале, - все эти люди прямо-таки излучают спокойствие. И твой приятель в том числе.
- Он маляр, - сказал Андрей. - Классный маляр, почти художник. По американским меркам не слишком богат, но собственная фирма у него есть.
- Судя по всему, ты здесь не в первый раз. Друзья, знакомые, коллеги. Заработок в зелененьких. Хваткий малый, - оценила Растопчина циркачка. Подумываешь остаться в штатах насовсем?
Андрей пытался унять невесть откуда взявшуюся дрожь. Он глядел на Сашу и терял над собой контроль. Ее платье просвечивало.
- Насовсем? - неожиданно для себя подмигнул циркачке Андрей и чуть не сплюнул от досады, таким дурацким вышло это подмигивание. - Поживем - увидим, - тронул он Сашины волосы. - Лучше плыть по течению, чем пускать пузыри. По течению, по течению - куда вынесет. Прибьет к Америке - будем вкалывать. К России - водку трескать. К помойке - тоже неплохо, с голоду, по крайней мере, не помрем. А забросит в постель - будем любить и наслаждаться, верно? - у него хватило ума не захихикать.
Теперь он старался ронять словечки через паузу, двигаться с ленцой, но роль хладнокровного совратителя ему не удавалась - ночные пьяные калории требовали выхода. Он говорил пустое, краем сознания подмечая, что с этой циркачкой 'проходят самые дешевые номера'. По своей воле попавшая в идиотскую зависимость от Растопчина, неумело работающего то под сказочного принца, то под Иванушку- дурачка, Саша сносила и хвастовство его и откровенную пошлятину, и липкое поглаживание по колену, плечу, волосам. Кислой улыбкой она отвечала на упрямый горячий взгляд и терпела перемешанные с запахом мяты винные пары у лица, и готова была себя пожалеть, оправдать - доля ты, русская, долюшка женская - ах, да что еще делать, как ни терпеть бедной, голодной, бездомной Сашеньке в красивой и богатой чужой стране, в каком-то сумрачном и полупустом казино в ожидании бармена с очередным коктейлем, маляра Барта с машиной и немалыми, видимо, деньгами, в ожидании плотного дармового обеда, а Бог даст и несколько безработных часов в самой фешенебельной части Лас-Вегаса, когда Саше не надо будет подыскивать и коверкать английские слова и шарить в сумочке, где заведомо нет не только кредитной карточки, но и железного доллара в надорванной подкладке.
В Москве у Саши остались сын (пристает к свекрови, наверное, - давай позвоним маме в Америку, когда она уже приедет?) и муж, тоже в некотором роде цирковых дел мастер - вечно нахохленный и черный, как смоль, администратор с Воробьевых гор. Семейная жизнь складывалась иным на зависть, супруги много ездили (в основном - порознь) и трагедии из разлук не делали. Муж Саше потихоньку изменял, но, благо, с женщинами весьма далекими от Сашиного круга то есть с тонкими звонкими неженками, чьи имена никогда не появлялись на афишах. Этот смоляной муж на дух не переваривал 'мускулистых цирковых кобыл', как называл он женщин с манежа, подруг и соперниц Саши, и это было уже кое-что: когда летишь с трапеции и видишь перед собой ослепительную девку, только что переспавшую с твоим благоверным, возможны, как говорится, варианты.
Картинно экипированные, по залу слонялись три негра из службы безопасности казино. В глубине этажа, в холле, возле витрин с парфюмерией и сувенирами собрались на инструктаж своего руководителя желтолицые туристы, новая группа. Андрей расхваливал прелести ночного Лас-Вегаса и отказывался верить в то, что русским артистам работа здесь 'не светит'.
- С твоей-то специальностью! Трапеция! - льстил Андрей.
У Саши закружилась голова. Ей стало грустно и легко, как после приземления на сетку батута. Она отставила бокал и прикрыла глаза ладонью - на пальцах таяла изморозь. Играла мягкая, четко перекликающаяся с тихим послеполуденным гулом в висках, музыка. Официантка, обслуживающая столик с японцами, принимала на мельхиоровый поднос бутылочки с пивом 'Лайф'. Щелкала чья-то зажигалка, глухо падал в толстое стекло колотый лед. Ах, мечталось ведь даже не о чем-то конкретном - вот напишут в газетах... вот посмотрю на людей и себя покажу... поживу... накуплю... - мечталось о празднике, просто о празднике. Не стреляться же теперь, думала Саша. На то он и настоящий праздник, чтоб нести в себе нечто непредсказуемое, нечто волшебное! А волшебное действо, как такси или банку пива, не закажешь - с тем и смиримся. Но чтоб из такого громадного супермаркета, как Америка, совковая баба не вывезла шмутки (приодеться, а ненужное продать) и приличную электронику (лучшую - сыну, остальное продать)... кем надо быть? Ненормальной? Саша оторвала потеплевшую ладонь ото лба и вздохнула про себя: ты и есть ненормальная, только и умеешь в облаках парить, а туда же - семью ей хотелось поддержать, свой кусок урвать, просто цирк!
Андрей с азартом, с прихлопом потирал руки. Словно аплодировал чему-то:
- А теперь в ресторанчик, родная. Обе лошадки - твои, запрягай!
- До Лос-Анжелеса дотяните? - спросила Саша. Навстречу шел Барт.
- Переведи ему, что я поздравляю его с победой, - сказала Саша. - С прекрасной победой.
- С чего ты взяла, что он выиграл? - рассмеялся Андрей. - По физиономии определяешь? Так она у него от природы светится.
- Женская интуиция, - пояснила Саша и приподняла бокал, приветствуя приближающегося американца.
В ресторане Саша пожелала жареного осетра, но у американцев все - салмон, и осетр - салмон, и севрюга. Возможно, Саше принесли именно севрюгу. Еда и болтовня заняли около часа. После обеда Барт продолжил игру в 'Блэк Джек' а Растопчин потянул Сашу в 'Ривьеру', в номер 'перевести дух и обсудить дальнейшие планы'. В сущности, в тот момент ему было решительно все равно, что обещать Саше и он пообещал ей, что до Лос-Анжелеса она доберется на 'Понтиаке' Барта.
- Хотя нам с ним за это следовало бы головы оторвать, - добавил он. - На сколько у тебя виза?
- На два месяца, - сказала Саша.
- Визу, конечно, можно продлить, если попадешь в хорошие руки, - Андрей сел на кровать и стал расстегивать рубашку. - Но разве ты сможешь получить работу с твоей визой?
- А девочки наши как? - возразила Саша.
Андрей посмотрел на нее с сожалением. Похлопал по краешку постели садись, мол, рядом. Босая Саша стояла на ковре и покусывала губы. Помада была бледного нежного цвета. А когда Сашуля взлетает в цирке, как пить дать, несет на себе под купол полтонны косметики, подумал Андрей. А вдруг я зря ее отговариваю, засомневался Андрей, что если она и впрямь такая гениальная спокойненько найдет себе приличное местечко, хозяева формальности уладят? А то и замуж выскочит, девка видная, спортивная, смышленая. Подошла бы кому в постели, а язык - дело наживное. Самому, что ли, жениться?
- Над чем ты смеешься? - спросила Саша.
- Помаленьку влюбляюсь, радуюсь, - ответил Андрей.
- Ты, правда, архитектор? - Саша отступила к стене и пристально посмотрела на Растопчина.
- Правда, - засмеялся он. - А ты думала, кто?
- Шут гороховый. Влюбляется он!
- Хочешь, я тебе предскажу кое-что? - сменил тон Растопчин. - Однажды, а это однажды наступит очень скоро, ты проснешься, оглядишься по сторонам и взвоешь: дура я, дура - а что если мой милый Андрюша в тот жаркий августовский денек вовсе не шутил, а серьезнейшим образом признавался мне в любви в то время, как я держалась за животик и делала ему 'ха-ха'?
- Мне только животика от тебя не хватало.
- Другой вопрос, - поморщился Андрей, - и, вообще, твои проблемы.
- Пусть так, - Саша поднялась на цыпочки, набрала полную грудь воздуха и вскинула руки, словно собралась куда-то нырять или закрутить сальто. Через мгновение обмякла, руки опустились, волосы упали на лицо.
Андрей нагнулся, расшнуровал кроссовки, забросил их под журнальный столик.
