раз бегали и аллюр получается у меня довольно нелепый.
Мама с Юрой уходят к остановке. Я долго смотрю им вслед.
Мы с Витькой идем курить.Вернее ,он идет курить , а я иду гулять. Уходим далеко в парк.Окруженная густыми ,замусоренными кустами, стоит скамейка.Витька садится, курит.У меня после зондирования немного побаливает нога.Я разминаюсь и, пользуясь своими новыми возможностями, играю мусором в футбол. Левой ногой.Витька опять исповедуется.Мимо идет старушка. Она собирает грибы.В целлофановом мешке у нее уже перекатываются два или три гриба. На мой , дилетантский взгляд, это мухоморы или, в лучшем случае, бледные поганки. Старушка считает что это шампиньоны. Витька тоже с ней не согласен. Я захожу в куст и вижу белую шляпку гриба. Поддеваю его ногой - так и есть - поганка. Я осторожно беру ее в руку и выхожу к скамейке. Мой гриб гораздо крупнее тех, что попались доброй старушке и она так смотрит на него что я молча отдаю ей свою добычу.
СЛАВКА
Первый раз я увидел Славку возле медсестринского поста. Нескладный, белобрысый, тощий пацан - таким он мне показался с первого взгляда. Славка еще ни с кем не был знаком и потому был немного скован. Он стоял у стеночки и близоруко щурился на всех. Мама его уже ушла и он остался один среди взрослых, незнакомых, больных людей. Было от чего упасть духом человеку неполных одиннадцати лет. Правда дети в отделении были, но все какая-то мелюзга, лет пяти. В тот день Славка был тих и скромен, он еще осваивался, привыкал к новой обстановке.
Правда, в глубоком детстве он уже лежал здесь. Лет пять назад ему не рискнули делать радикальную операцию, а сделали анастемоз т.е. предварительную операцию, которая облегчила его состояние и дала ему возможность дожить до нынешнего возраста, когда радикальная операция стала возможной.
Больше о дне появления Славки на этаже я ничего вспомнить не могу. Я просто больше не обращал на него внимания. Ну бегает тут какая-то мелкота. Мешается под ногами. Если бы кто-нибудь сказал мне, что этот пацан впоследствии станет мне другом, я был бы в большом недоумении. Тем более, что отношения наши складывались непросто. Мое тогдашнее состояние отрицательно сказывалось на моем характере. Я был раздражителен. А Славка очень скоро показал себя ребенком шумным, подвижным и непосредственным. Я же склонен был видеть в этом только дурость,невоспитанность и нахальство.
Приведу несколько эпизодов того периода, воспоминание о котором совершенно не вызывает у меня чувства гордости.
На следующий день или позже, я пришел в столовую первым и сел есть в одиночестве. Через некоторое время пришел Славка. Проходя мимо он станцевал цыганочку с прихлопами и притопами. Я строго, как только мог, посмотрел на него. Ему до лампочки.
Вечером, насмотревшись телевизора, я возвращался в палату. Проходя прихожую, я заметил под раковиной чей-то тапок. Не обратив на это особого внимания, я взял книгу и завалился почитать. Углубляюсь в чтение, тут врывается разутый Славка и орет на меня:
--Где мой тапок?!! --Откуда я знаю!! -- ору я в ответ.
Славка замолкает и уходит. До сих пор, когда я вспоминаю об этом, меня мучает совесть.
Продолжу самобичевание следующим эпизодом, характерным для того времени.
Я сижу и смотрю КВН. Это один из первых КВН-ов - буревестник перестройки. Играют одесситы. Подходит Славка.
--Дядя Саша зовет вас в карты играть.
Дядя Саша, это Санька Васильев, упомянутый в начале. На днях ему сделали операцию, через два дня после которой он вышел в коридор. У него, через расстегнутый вортник, я впервые увидел шов. Он был густо намазан чем-то коричневым и из него торчали нитки. Помню, мне стало немного не по себе.
Я встаю, с неохотой отрываю взгляд от экрана и иду со Славкой. В Санькиной палате на его кровати сидят: он сам, Наташка и ее подруга с вшитым стимулятором. Тут же мостится и Славка. Он тоже хочет играть, но нас уже четверо. Он настырно лезет и закрывает мне своей головой весь обзор. Славку все игнорируют, колотят и ставят шалбаны. Потом роняют с кровати и он обижается. Я ему нисколько не сочувствую. Играю с неохотой. Быстро проигрываю и иду досматривать КВН.
Славка. Больше двух недель ушло у меня, чтобы понять его сложную натуру.
Я, Санька, Славка и Наташка сидим на диване и читаем детские книжки. Санька читает вслух. Он изменяет текст сказки, вставляя в него новых персонажей, взятых прямо из жизни. Славке становится сильно смешно, когда из-под печки в доме Бабы-Яги вылазит не мышка-норушка, а Садыков - вполне реальный человек, лежащий в 905 палате. Когда Славке становится смешно он широко открывает рот и начинает гоготать изо всех сил. Я сижу, молчу и улыбаюсь. Санька доходит до места где два главных героя прячутся в печку, он заменяет печку на пост. Я бы лучше вставил здесь холодильник, но как всегда я поздно это сообразил. Вставлять уже поздно. Санька читает дальше.
Однажды, проснувшись утром, мы с Витькой обнаружили на стекле балконной двери череп. Череп был нарисован зубной пастой, довольно аккуратно с двумя косточками снизу. Витька сразу стал грешить на девушек из 907. Я тоже припомнил что они о чем-то там смеялись вечером на балконе, а утром они с хихиканием проходили мимо нашего окна ( жалюзи были опущены и мы еще не видели этого художества ).
Мы с Витькой идем звонить. Позвонили. Решили погулять. Идем по аллее к школе. Обходим ее вокруг. Возле стены лежит какая-то ржаво-железная вещь. Я предлагаю ее взять - пригодится. Идем дальше. Двор старой школы. Какое-то пепелище у стены. Видимо навес сгорел. Пацаны играют в футбол. Ворота поставлены удобно: сзади вплотную стенка. Я предлагаю Витьке сыграть со шпаной. Он отказывается. Мы подходим к спортивным снарядам. Витька садится и курит. Я хожу вокруг и пытаюсь залезть на шведскую стенку. Витька перечисляет свои профессии ( сварщик и т.д. ). Он докуривает. Я подхожу к железным решетчатым воротам. За ними дорога, идущая под уклон. Она ведет к набережной Москва-реки. Мы идем обратно, завершая круг около школы. В траве проложена дорожка из бетонных плит, идем по ней. Это было примерно за неделю до Витькиной операции.
Непрост и извилист был путь, по которому развивалась наша со Славкой дружба. Но я совершенно определенно могу указать пункт с которого этот путь стал необратим. Это был день когда Витьку увезли на операцию.
Витьку погрузили на каталку и увезли, оставив дверь палаты открытой.(Дверь нужно держать открытой все время, пока длится операция - есть такая примета) Через некоторое время пришла санитарка, собрала Витькины вещи и унесла. Постель переменили и я понял, что ко мне кого-то подселят. Чуть позже, я сидел с Мамой в вестибюле и увидел предполагаемого кандидата на подселение. Кандидат был с родителями и всем своим видом показывал, что не намеренен ложиться в эту больницу.
Я оказался прав в своих предположениях - в этот же день медсестра привела его за руку ко мне в палату.
--Вот это Максим.
--А сколько ему лет?--я изображаю гостеприимство , хотя и не очень доволен ситуацией, я расчитывал, что из реанимации Витьку привезут обратно на прежнее место. Кроме того я видел, что парень на грани истерики и слез.
--Пять.-- медсестра усадила Максима на кровать, поставила пакет с его скарбом на тумбочку и стремительно вышла из палаты.
Мы помолчали.
Первым заговорил он. Дрожащим голосом, но с каким-то вызовом он сказал мне, что скоро, может быть даже сегодня, приедет его папа и заберет его отсюда. Мне стало его жалко. Я вспомнил как мне было плохо и тоскливо, когда примерно в его возрасте я лежал в больнице на первой операции. Маму ко мне не пускали, а больному ребенку без мамы вдвое труднее, чем здоровому. В этом отношении правила ВНЦХ отличались большой либеральностью. Некоторые родители просто жили в палатах своих детей.
Я неуклюже попытался успокоить Максима. Потом мы вместе выложили его вещи из пакета в тумбочку. Я взял его за руку и мы пошли погулять на балкон. Максим оказался довольно трусливым и все время жался к стеночке, боясь подойти к перилам. Когда мы вернулись в палату там уже была медсестра. Она сделала мне выговор за то, что я простуживаю ребенка и забрала его на какую-то процедуру.
На следующее утро меня разбудил странный звук - как будто что-то скрипит или пищит. Я открыл глаза, чтобы разузнать в чем собственно дело, и увидел, что Максим стоит возле своей кровати, одетый, с уложенными в пакет вещами и сквозь слезы смотрит на меня. Заметив, что я проснулся, он повторил мне вчерашнее, про папу. Я понял, что с новым соседом мне будет нелегко.
Не одобряю таких родителей. Наврут своему чаду с три короба, лишь бы отвязаться и отдувайся потом за них.
Я встал, оделся, умылся и приступил к нелегким и новым для себя обязанностям детской няньки. Сначала я подтвердил и развил вранье родителей Максима. Я сказал, что конечно, сегодня за ним приедут, но может быть не сейчас, а чуть попозже. Ближе к обеду. А пока надо умыться, а чтобы умыться надо достать из пакета вещи... ну и так далее, в том же духе. Вобщем на какое-то время назревавшую истерику удалось отложить. Но скучать в тот день мне не пришлось, так как родители его так и не приехали. В конце концов я отправил его знакомиться с местными детьми и, вздохнув с облегчением, улегся почитать. Как оказалось ненадолго. Вся эта орава пришла к нам в палату.
Пришел с ними и Славка. Он подошел к тумбочке и начал перебирать многочисленные книги неграмотного Максима. Смешно подумать, но в то время мое отношение к Славке было таким, что я чувствовал себя обязанным оберегать от него Максима. Славка выбрал несколько книг и сказал, что возьмет их почитать. Я ему сказал, что он их возьмет, если только Максим ему разрешит. Максим, видимо чувствуя, что в первый день портить
