мне надоело, я взял его подмышки и поволок к двери. Тут в нем взорвался весь его южный темперамент и мне понадобились немалые усилия, чтобы выставить его за дверь. В пылу борьбы с него слетели тапки и он кричал басом: 'Бабули, бабули!' Мы выкинули вслед за ним в коридор его бабули.
Мы со Славкой, еще в начальной стадии нашего знакомства - спорим. Не помню о чем, но помню, что на помидор. У меня был помидор свежий, у Славки соленый. Я выигрываю спор. Мы идем в палату к Славке. Помидор лежит прямо на тумбочке. Видно, что его брали руками. Я предлагаю скинуть его с балкона. Славка, довольный, соглашается. Мы идем в мою палату и выходим на балкон. Я роняю помидор в бездну. Он летит красный и блестящий и, коснувшись тверди, расплескивается лужицей. издав своеобразный звук. Славка в восторге.
Витька жил теперь в одиночной палате. Мы по прежнему объедались 'до и после полуночи', но уже не так часто. Однажды вечером мы собирались подкрепиться. Я пригласил и Славку. Он побаивался Витьку и поначалу сидел как в гостях, запрыгнув на высокую витькину кровать. Потом немного расшалился и Витька наорал на него, выгнав прочь из палаты. Наступило неловкое молчание, затем я тихо, без крика (как с больным) указал ему на недопустимость подобного поведения. Я сказал что Славка еще ребенок и ему скучно жить среди больных взрослых людей, но он вынужден жить здесь т.к. сам больной пока, и т.д. и т.п. Витька на удивление быстро осознал свою вину и согласился извиниться перед Славкой. Я пошел за стаканом. Проходя мимо поста я увидел Славку. Он сидел на стуле внутри поста и дулся. Я сказал ему, что накричал на Витьку, и что он сейчас придет извиняться. Потом мы все вместе ужинали и пили чай. Славка принес фирменный салат, сделанный его мамой. Он назывался 'Нежный' и его было мало, всего одна банка 0,25 л. Мы быстро ее съели. Витьке как ни странно салат понравился и он даже захотел узнать его рецепт.
'Кулинарная страничка' : Абдулазису принесли однажды целый мешок каких-то белых комочков. Он угостил меня. Я думал они сладкие. Откусил и от неожиданности побежал плеваться в унитаз. Они оказались жутко солеными. Это был какой-то творог или кефир с солью. Потом он угостил нас солеными абрикосовыми косточками. Ну это еще можно было есть. Угощал он меня и какими-то гигантскими пельменями с творогом и картошкой. Славка же угощал меня бутербродами с какой-то драгоценной рыбой (семга?) и очень обижался когда я отказывался. Я говорил:
- Славка, это же тебе мама купила. Ешь поправляйся. Они наверное очень дорогие.
Славка отвечал:
- Ладно-ладно, тебе что-нибудь принесут, я тоже не буду есть.
Приходилось съесть кусочек.
Славка копил капельницы. Он ходил по этажам собирая использованные и даже установил тесный контакт с реанимацией. Ему там однажды дали даже неиспользованную капельницу. Здесь, в ВНЦХ, как и наверное в каждой больнице были среди больных мастера художественного плетения из капельниц. Наташка из соседней палаты плела, например, рыбок.
На этаж положили парня. Его перевели из госпиталя с подозрением на сердечные нарушения. У них сразу образовалась своя компания из молодых больных. Славка тоже зачастил к нему. Тот парень тоже плел из капельниц различные поделки. Вобщем жил полной жизнью. Славка заказал ему сплести человечка. Заказ был выполнен. Когда я увидел это изделие мне стало жаль загубленной капельницы. Я так Славке и сказал. Человечек был выкрашен в зеленый цвет и сплетен криво и неаккуратно. Мы со Славкой его потом скинули с балкона.
В соседней палате жили девушки. У них была довольно дружная шайка-лейка, которая еще больше сплотилась с приходом новенькой. Она была москвичка, держалась очень непосредственно и была довольно-таки ничего... Потом, когда у нее из пальца брали кровь, она неожиданно для всех упала в обморок. В палату ее увезли на кресле. Она была ужасно бледная и смотрела жалобно. Она пробыла в ВНЦХ примерно неделю, потом ее выписали за недостаточностью улик. В ночь перед ее выпиской за стеной в соседней палате слышалась песня: 'Бологое, Бологое, Бологое, это где-то между Ленинградом и Москвой...' Песня исполнялась нестройным, но дружным хором. У их магнитофона сели батарейки и они брали шнур от моей бритвы, но он кажется не подошел. В ту ночь я был один в палате. На следующее утро в столовой они спели куплет какой-то песни всем столом. Все посмотрели на них, а они сказали чтобы на них не смотрели, потому-что они не сумасшедшие. Потом, когда она уходила, уже выписавшись, она заплакала, но через несколько дней пришла в гости - она же москвичка.
Какие еще конкретные воспоминания?
Помню как я катал Славку по полу на лифтерской площадке. Я тянул его за руку и он скользил тапками по каменному полу. Помню как мы гуляли с ним по этажам и смотрели из каких окон что видно. Как забрели на 4-й этаж, где был свален строительный мусор и кругом были одни трубы. Какой-то странный, лишний этаж. Помню как ходили со Славкой и Абдулазисом по 7-му административному этажу и смотрели картины на стенах. А на 10-м и 11-м этажах смотрели аквариумы с рыбами.
Не знаю как где, но в ВНЦХ после операции уже на второй день заставляют вставать и ходить. Но Саньке (уже другому, не вышеупомянутому) после операции долго не разрешали вставать. Он лежал в той же палате, что и Славка. Помню, как я сидел у его кровати и он рассказывал мне истории из своей и чужой жизни. На койке рядом играла в карты молодежь в том числе и Славка. Потом Славка на что-то обиделся, ни слова не говоря, пошел, лег на свою койку, снял носки и закатал зачем-то штаны до колен. Полежал, потом встал, обулся и подошел к нам: рубаха на выпуск, сверху мастерка, одна штанина распустилась другая закатанная. Вобщем вид потрясающий. Мы с Санькой так и покатились над этим чудо-ребенком.
Перед операцией у меня вдруг начал резаться зуб мудрости. Это был по-моему последний зуб мудрости и резался он как-то изощренно и долго. Я пожаловался врачам и меня направили к зубному. И вот, я с направлением в руке, через задний лифт, через дверь с надписью 'Проход запрещен', через застекленный переход иду в старый корпус. Спускаюсь на первый этаж. Жду возле кабинета. Вышагиваю по коридору, стараясь совпадать с периодами кафельного узора на полу. Вызывают. Усаживаюсь в кресло. Без лишних разговоров мне начинают спиливать зубы. Мелькает хромистая сталь. На зуб мне кладут пахучее лекарство. Читают лекцию о борьбе с зубными камнями. На стене висит плакат с парусником ('Крузенштерн'?). Врачи рассматривают какие-то слайды.
ОПЕРАЦИЯ
Тридцатого сентября, за день до операции, ко мне пришли Мама и Аркадий. Мы долго сидели в холле и разговаривали. Я как мог успокаивал Маму. Потом мы расстались и Аркадий проводил меня на лифте на этаж.
-Опасная штука,- не зная эачем говорю я.- но будем надеяться на врачей.
Тут я, наверное немного рисовался. Ну ладно.
Я расстался с Аркадием и вышел на этаже. Был уже вечер. И в этот вечер меня словно все забыли, я имею в виду медперсонал. Витька все разговаривал с Саней о предстоящей выписке. Причем покрикивал на него на правах старшего. Попробовал бы он на меня так поорать. Не помню, пили мы чай в тот вечер или нет, но ушел я от него немного обиженный: Витька так углубился в собственное 'я', что по-моему забыл что у меня операция. Зато, кто не забыл об этом, так это Славка. Он почти весь вечер был со мной. Валялся на моей кровати, прыгал у меня на животе и крутился на цепи, висящей над кроватью. Он закручивал цепь, потом цеплялся руками и ногами за треугольник, цепь начинала раскручиваться и Славка при этом вращался с бешеной скоростью. Затем он с той же бешеной скоростью врезался в решетку кровати или в тумбочку. Любой другой ребенок плакал бы около двух часов. Славке же было смешно. После очередного удара я зажмуривался, хватал его за голову и начинал дуть на ушибленное место. А Славку просто душил смех.
Потом пришла медсестра Света - очень толстая и добродушная и повела меня на крайне неприятную процедуру, входящую в подготовку к операции. Света сказала чтобы я намекнул ей когда будет достаточно. Я спросил: 'А как я узнаю что достаточно? Когда вода изо рта побежит?' Что-то я еще шутил...Потом меня опять все забыли кроме Славки.
Пришла Света. Попрощалась - у нее заканчивалось дежурство. Я побрился и посмотрел в зеркало на свои пульсирующие шейные артерии. Подумал, что надо запомнить и сравнить с тем, что будет после операции. В конце концов Славку прогнали спать. И я тоже лег. Потом взял тетрадь и написал 'послание миру'. Затем я быстро уснул.
Наутро мне вкатили укол и я снова заснул.
Приехала каталка. Я перелез на нее. Туда же поставили пакет с бутылками, лимоном и шариком.( Мама купила бутылку 'Боржома', еще одну добавил Славка, лимон дал кажется Витька - такой багаж берут с собой в реанимацию, и еще большой надувной шар), вобщем я был готов и снаряжен. Никакого страха - полное безразличие. Потом мы поехали. Я все время проваливался в сон. Когда подъехали к двери операционной я подумал:'А ведь это я, и меня везут на операцию.' К чести сказать, я не предпринял никаких попыток бежать. Меня укрыли другой, коричневой простыней. Потом завезли в операционную. Стол на который я перелез был теплый, видимо с подогревом и я сразу понял - это он. Сверху светили круглые бестеневые лампы. Не дождавшись пока я усну, в левой руке начали копаться. Я подумал:'А вдруг я не усну - наркоз, допустим, не подействует, а меня начнут резать?' Поскольку шевелиться я не мог, да и был привязан к столу, говорить я тоже не мог - как во сне, хочешь сказать, а не можешь - я стал усиленно моргать, чтобы они видели, что я не уснул. Моргал, моргал...моргал, открываю в очередной раз глаза и вижу над собой уже прямоугольную лампу. В ухе стучит и я сразу понимаю - клапан. Кто-то склонился надо мной:'Володя, ты меня слышишь?' Как в кино, ей-Богу. Я слабо киваю и проваливаюсь. Еще
