до некоторых интимных мелочей. Вплоть до особых примет вроде шрамов и родинок. Подпись на постаменте гласила: 'ИДЕАЛ. Автор - В.Бриг. Год Змееносца'. Бывают в жизни моменты, когда смеяться над шутками не хочется, и эта был именно такой момент, именно такая шутка.
- Что за В.Бриг такой? - спросил я Бэлу.- Он что, в бане со мной мылся? Хоть бы портупею мне оставил, подлец.
- Фигового листка тебе недостаточно?
- За фиговый листок, конечно, спасибо. И все-таки хотелось бы понять, каким макаром все это здесь воздвиглось?
Довольный комиссар на секунду потерял уверенность.
- Если честно, я просто забыл подробности, давно это было. А впрочем... Точно помню, что автор - женщина. Да какая тебе, вообще, разница?
Я повернулся, твердо намереваясь исчезнуть. Даже шаг успел сделать, однако разговор, оказывается, еще не закончился. Товарищ Барабаш ровным голосом произнес мне в спину:
- Сегодня утром на взморье был сбит вертолет. Штурмовик класса 'Альбатрос' без опознавательных знаков, если не считать литеры 'L' на брюхе. Тебе это интересно?
Он обошел меня кругом и посмотрел снизу вверх.
- Продолжай,- сказал я.- Долго же ты рожал эту новость, комиссар.
- Вертолет был атакован из плазменного сгущателя 'Шаровая молния', какие уже лет двадцать не производятся. Оружие, запрещенное Цугской конвенцией. Кем атакован - неизвестно. Летательный аппарат упал в море. Все, кто находился на борту, вероятно, погибли.
- Почему 'вероятно'? Есть сомнения?
- Когда водолазы обследовали вертолет, то выяснилось, что корпус уже кем-то вскрыт. При помощи молекулярного резака. Кто-то успел поработать до нас. Внутри, само собой, было месиво трупов, но нашего Странника среди них не обнаружилось.
- Не уверен, что все это меня касается,- осторожно возразил я.
- Почему он подошел на вокзале именно к тебе? - спросил Бэла.- Вот главный вопрос, который касается тебя и прежде всего тебя,- он усмехнулся,- как литератора.
Мы вошли в тень, отбрасываемую зданием, и на душе сразу посвежело. Пожелание доброго утра над входом в гостиницу неуловимым образом сменилось новой красочной надписью: 'УДАЧНОГО ДНЯ!',- что соответствовало, по-видимому, двенадцати часам.
Полдень.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Чемодан стоял в прихожей, возле двери, опередив мое появление на пару часов,- его доставили из больницы прямо в номер отеля. К ручке чемодана была привязана какая-то бирка, на которую я не обратил поначалу внимания. Это был глянцевый картонный ромб, изображавший герб города (золотая ветвь омелы на красно-голубом фоне), на обороте которого имелся текст: 'В четыре часа на взморье. Поможем друг другу проснуться'.
Записка.
- Кретины,- сказал я в сердцах. - Развлекаются.
Текст был написан не от руки, а оттиснут клишеграфом,стеснительный попался автор, побоялся оставить образец своего почерка. Я сорвал картонку с нити и бросил ее на ковер. Потом отключил оконные фильтры, впуская в полутемный зал настоящий свет, и прошелся по другим помещениям номера. Слева была спальня с библиотекой и ванной, справа - спортивная комната с тренажерами и сауной. Туалеты были в обеих половинах. Прекрасное жилище для холостого межпланетника, ненавидящего тесноту и искусственный свет, уставшего от людей, но при том имеющего здоровую половую ориентацию.
С запиской что-то происходило. Я присел и поднял картонный ромбик с ковра. Прежние слова исчезли, зато на их месте появились новые: 'И пусть Эмми не ревнует'. Я перечитывал фразу до тех пор, пока не исчезла и она, и мне было ужасно обидно, потому что теперь сомнений не было - записка оказалась в моем номере не случайно. Хорошо они тут развлекаются, любители всего естественного,- с использованием гелиочувствительных чернил, а также новейших достижений в области фотохромного программирования... Распаковывать багаж или продолжать осмотр номера не было желания. Думай, просил меня Бэла Барабаш, но думать тем более не хотелось. О чем тут, черт побери, было думать? О том, знакомо ли мне имя Эмми? Знакомо, черт побери, глупо отказываться. А может, о том, какому времени суток соответствуют 'четыре часа'? Или о том, что взморье тянется на добрых два десятка километров?
Человек возле вокзала опасался, что за ним прилетит вертолет, и вертолет-таки прилетел; он же был уверен, что разговор прослушивается. Каков вывод?.. Я взял с тумбочки радиофон и приладил его к правому уху. Волоконные держатели нежно обхватили ушную раковину. Пультик с цифровым десятиугольником я оставил у себя на ладони и на секунду задумался. К Строгову следовало являться без звонка, чтобы старик не смог увильнуть от встречи. Поэтому для начала я выставил номер справочного и узнал нынешние координаты Анджея Горбовски. Координаты, как выяснилось, не изменились, тогда я позвонил ему домой и застал Татьяну. Сам Анджей был на работе. Покачавшись минуту-другую на волнах искренней женской радости, я испросил разрешения нанести дружеский визит сегодня же вечером и попрощался. Люблю все искреннее. У ребят, похоже, дела шли прекрасно. Следующий звонок был еще короче. Я переключился на гостиничную линию и вызвал Славина: 'Привет, это я'. 'Приехал?' - спросил он меня. 'Да'. 'Тогда заходи, мы оставим специально для тебя на донышке...' Славин был на удивление трезв и про донышко, помоему, здорово прихвастнул. Надо вставать и идти, сказал я себе, закрывая глаза. Вставать не хотелось, и я вдруг поймал себя на том, что пытаюсь вспомнить, откуда мне знаком чудак с привокзальной площади. Чудак, которого то ли убили, то ли варварски похитили другие чудаки. Которых, в свою очередь, сожгли из 'шаровой молнии' третьи... И я вдруг понял, что ни на мгновение не прекращал этих тщетных попыток, едва местные целители вернули мне возможность мыслить, что я только тем и занимал свой мозг последние несколько часов - вспоминал, вспоминал, вспоминал...
Человек, безусловно, был прав, удивляясь моим реакциям. Я должен был в первую же секунду нашей встречи воскликнуть: 'Ба, кого я вижу! Ба, так это же!..' Что-то мешало. Дерево, упавшее поперек дороги. Театральный занавес, застрявший на раздвижных тросах. Профессиональная память странным образом отказала бравому агенту, оставив мучительное чувство старческой несостоятельности. Но если предположить (ха-ха), что я прибыл сюда по чьей-то высшей воле, так, может, и печать на мою память была наложена не случайно? Неприлично тужась, я вытягивал из дыры прошлого ответ на вопрос и получал в награду размытые кадры из фильма, в которых, к сожалению, не было смысла.
Мало того, Бэла Барабаш назвал его Странником. Это уж точно ни в какие ворота не лезло... Я рывком встал.
Картонная бирка с гербом города упала с кровати - я поймал ее на лету. На оборотной стороне вместо бредовой записки была теперь надпись: 'Бог - это счастье. Агентство 'Наш Путь''. Еще один образец социопсихологического творчества. Судя по всему, фотохромная программа отработала свое и открытка вернулась к стандартному состоянию. Я бросил этот мусор в утилизатор. Радиофон я оставил у себя на ухе, а цифровой пультик сунул в нагрудный карман, после чего покинул свой номер.
Коридор упирался в просторный зал с лифтами. Здесь же был выход на внутреннюю лестницу, а также на ленточную галерею, под открытое небо. За стеклянной стеной был спортзал: в углу на матах кто-то отрабатывал задние кувырки, кто-то стоял на борцовском мосту и даже на игровой площадке кидали мячики в баскетбольную корзину. А на скамеечке, увлеченно наблюдая за юными атлетами, сидела давешняя старушка с вокзала. Блуза с попугаями, брючки, седые кудри - не спутаешь. Вот только на ногах у нее теперь были кружевные тапочки, созвучные вязаной панаме. Ага, сказал я себе, повеселев. Случайная встреча. Люблю случайности, именно они не позволяют умным людям почувствовать себя умнее Господа Бога; жаль только, что эта изящная сентенция не имеет к нынешней ситуации никакого отношения.
Коридорный сидел на стуле, положив ногу на ногу, и читал книгу. Он был одет в форменные красно- голубые одежды и был молод, потрясающе молод. Розовощекий, с юношескими усиками, коротко стриженный. Когда я подошел к нему, он с достоинством встал и первым сказал мне: 'Здравствуйте!', и тут выяснилось, что коридорный к тому же высоченного роста, почти с меня, да еще прекрасно развит физически. Любопытно, что может читать этакий боец? Приключения? Космические ужасы?
- Здравствуй, дружок,- сказал я ему.- Тут такое дело... Кто доставил багаж в мой номер? В двенадцатый-эф?
- Я,- скромно ответил он.
