Петровка, 38.
Большая Дмитровка, которой московские власти по доброте душевной и из уважения к русской культуре некоторое время позволяли носить название Пушкинской, испокон веков считается улицей державной, вельможной.
Здесь когда-то располагали свои родовые усадьбы бояре Салтыковы, Стрешневы, Шереметевы, князья Вяземские и Черкасские. В новое время улицу заселили новые власти. Здесь почти друг против друга расположились Генеральная прокуратура России и Совет Федерации - два оплота закона в стране, которая законов не знает и не признает.
Короче, Большая Дмитровка - это улица 'бугров' на бугре.
Петровка - улица под буграми в полном смысле слова. В давние времена она пролегала в пойме реки Неглинки, чистой и прозрачной как слеза. Потом горожане реку засрали, загадили. Чтобы не раздражать людей лицезрением открытого вонючего стока, городские власти загнали Неглинку в трубу.
От надвратной колокольни Высокопетровского монастыря Петровка резко катится под гору, направляясь к Театральной площади.
Внешне элегантная чистая улица и сегодня обманывает прохожих фасадной частью. Внутри дворов по нечетной стороне ютятся самые настоящие трущобы центра столицы, малознакомые даже старожилам.
Здесь некогда строились доходные дома, комнаты в которых сдавались в аренду. При советской власти на Петровке нового ничего не строили, лишь изредка делали 'косметические' ремонты.
Мрачные лабиринты дворов, связанные между собой узкими проходами, упираются в облезлую кирпичную стену. За стеной, на бугре Большой Дмитровки, возвышается надменный дворец Федерального Собрания.
Трудно сказать, бросают ли когда-то сенаторы взгляды сверху вниз на дворы Петровки.
Видят ли они занюханную школу № 1278 со стенами цвета застарелой каки, облезлое двухэтажное здание ПТУ № 144, клоповники, в которых обитает столь необходимый демократической власти электорат? Но Трубин все это видел, поскольку знал Дмитровку и Петровку.
Он сразу представил, в каких трущобах придется работать группе...
Гришку Шило для российского общества и украшения рыночной цивилизации сберег наш великий вседовлеющий гуманизм.
Глыбообразный мужик с большой головой, на которой лоб занимал место чуть большее, нежели банка сардин, с диким блуждающим взглядом, стараниями суда и прокуратуры получил высшее уголовное образование.
В школу Гришка Шилов пошел в десять лет. К двенадцати годам он успешно научился писать фамилию 'Шилав', а в тринадцать уже освоил Яную грамоту и совершил первое убийство. Он долбанул кирпичом по хрупкой интеллигентной голове девочку, которая играла в песочнице.
Спасло Гришку от самосуда быстрое появление милиции на месте происшествия. Правда, мать убитой девочки все же сумела треснуть убийцу тем же кирпичом по макушке, но хилый кирпич развалился надвое, а Гришка даже не охнул.
Гуманный российский закон отнесся к малолетнему ублюдку с большим участием.
Гришку направили в детскую трудовую колонию, откуда он по отбытии срока вышел бандитом высокой квалификации.
Второе убийство Гришка, уже гордо носивший кликуху Шило, совершил обдуманно в надежде сорвать неплохой куш. Он с полбутылкой 'Столичной' пришел в гости к дворнику соседнего дома Талгату Рамазову. Старик тайно приторговывал наркотой, и у него можно было взять не только ширево, но и б а б - к и. Углядеть заначку дворника Шило сумел заранее.
Гришка убил старика в одно касание ножа.
Выпотрошил тайник. Погрузил в карманы расфасованный в пакетики амфетамин, сгреб деньги, посыпал комнату нюхательным табаком - он боялся собак-ищеек - и двинулся к выходу.
У дверей его и взяли. Как оказалось, сгубила Гришку банальная невезуха. За дворником уже давно приглядывали сотрудники отдела борьбы с наркобизнесом. Операцию назначили на время, когда к оптовику должна была поступить большая партия товара. Именно этого момента ждал и Шило. Интересы бандита и милиции сошлись в один день в одной точке.
Гришку приняли за оптовика и прихватили на горячем.
Год тянулось следствие. Потом суд. Он пришелся на время, когда работники правосудия вдруг поняли: черт с ними, с теми, кого на тот свет отправляет убийца. Нет человека - нет проблемы. Куда важнее сохранить жизнь живому, пусть он даже будет преступником.
Свою лепту в засирание мозгов общества идеями милосердия к убийцам внесла демократическая интеллигенция. Профессиональные борцы за отмену смертной казни пристыдили тех, кто считает, будто убийство надо карать расстрелом. Шагая в ногу с веком, суды перестали приговаривать к исключительной мере наказания даже убийц-рецидивистов и террористов.
Таким образом, Шило за дворника получил пятнадцать лет отсидки. Через два года во время пожара в колонии он бежал. Сменил документы и вернулся в Москву.
В городе, не затрачивая особых усилий, Гришка встретил женщину, которая распахнула ему душу и объятия, поселила у себя и обеспечила доступ к телу.
Аля,Губа, в гражданском законе Алевтина Губина, была женщиной трех страстей. Ее сжигала неутоленная жажда иметь как можно больше денег, томило жгучее желание выпить и буквально изнуряла постоянная необходимость лежать под мужчиной.
Могучую потенцию глыбообразного бугая Гришки Алевтина оценила с первого взгляда при встрече на Савеловском вокзале, где она торговала чебуреками от ТОО 'Сибарит'.
Гришка оправдал надежды Али и получил право проживания в трущобах Петровки у дамы сердца.
Утром дня, события которого взбудоражили население тараканьих крепостей и милицейское начальство, Гришку во дворе встретил участковый. Молодой, малоопытный, он постарался выяснить, где и с каких пор проживает в этих местах незнакомый ему человек.
Гришка, дурак дураком, а нашелся мгновенно.
- Я тута не живу, - ответил он менту и показал немытые руки. - Мы тута работаем.
Строители.
Требовать документы у работяги, состоящего при строительном деле, участковый не рискнул: свободный труд заслуживает уважения. Но Гришка пережил несколько минут страха. Возвращаться в зону ему не хотелось.
А вечером, когда домой пришла Алевтина и принесла с собой пойло, обида забродила в дурной башке с новой силой. За унижения следовало отомстить.
Гришка выбрался из постели, где только что усиленно и со всем старанием катал Алевтину, взял ружье, которое осталось в доме после ее первого мужа. Насыпал в карманы патронов. У него уже родился точный план, который оставалось воплотить в дело. Надо было пойти пострелять по ментам, благо они тут рядом - только бульвар пересечь.
Теща - дура баба - решила сдержать боевой порыв дочкина хахаля и старой грудью перекрыла ему дорогу. Удар прикладом по голове уложил старуху на пол. Но Гришке этого показалось мало. Он пальнул в потолок из левого ствола 'ижевки' двенадцатого калибра.
Дом зашерудел как встревоженный улей. В сотах-квартирах мужики поднялись на защиту родимых гнезд.
Гришка тут же понял свой промах и поход на милицию отменил. Он запер железные двери квартиры и занял оборону. Патронов имелось двенадцать. Если с каждых двух уложить по одному менту, можно считать дело жизни успешно осуществленным. О себе, о своей судьбе в дурной башке мыслей не было.
Красная пелена пьяной злобы мутила сознание...
Трубин психовал. Доведись ему решать задачу захвата и нейтрализации преступника где-нибудь на задворках, как иногда говорят 'в Урюпинске', он бы столько волнений не испытал. Здесь же, в центре столицы, под бугром, на котором восседает власть, все иначе.
На место происшествия собралось возможное и неЬозможное начальство: семеро на задание, десятеро давать им указания.
