увидела почтенная публика, что он в полном порядке, а палка его волшебная багровым огнем пышет и сама в дело просится. Шагнул десятипроцентный и торкнул палкой тетрадуру. И тут же проснулся снулый уран и мигом сделался из него уран натуральный, ни в чем не сверхъестественный.
А поскольку при этом вышло, что его критическая масса в миллион раз превышена, тут кы-ык жвахнуло!
И сделалась от того жваха в земле такая дыра, что стекло туда без остатка море Средиземное, а потом и Карибское.
А в небе, напротив, сделалась такая дыра, что солнцу в тот день восходить стало не на что. И только если очень приглядеться, маячили в бездне той дыры две ма-аленькие звездочки. И вовсе то были не звездочки, а то сам мингер Ван-Кукук и дружок его десятипроцентный в парообразном состоянии уносились в сторону своей 'звезды', при том барахтаясь и весело беседуя.
- Что, Мазепп? - вопрошал десятипроцентный. - Разве я не здорово тебе помог? Разве не славную бульку мы отчубучили?
- Да уж! - отвечал трудящий грешник Ван-Кукук. - И помог ты мне так, что вовек больше помощь не надобна, и бульку мы отчубучили наиславнейшую! А им всем - фиг-нолик, самая размало-микро-нано-пико- миникулка от того компота 'Калимантана сэлед', что, помнишь, мы когда-то на двоих вылакали. Не журись, у меня там еще банка завалялась. И мы ее ради такого события вскроем.
А третья дыра от того жваха, простым глазом не видимая, но самая пекучая, сделалась в человеческом установлении, именуемом 'транснациональной системой промышленно-финансового кредита'. И за вольное обращение с этим установлением тени Мазеппа Ван-Кукука и дружка его десятипроцентного приговорены к вечному ежедневному колесованию, истоптанию и анафеме. Составить методичку для такой казни и изобрести оборудование поручено их протодолботронству Недобертольду. За это ему обещано повышение в звании.
При этом известии наши тени только ухмыльнулись. Мы-то знаем: до скончания века будет изобретать Недобертоша, да так ни фига и не изобретет.
'Здорово задумано!' - поддакивает битюг, а сам с консультантской подачи готовит этой сказке совсем другой конец. Крысам-паукам, муфлонам-куланам приказано: на рассвете четвертого дня, как встанет, как гикнет друг десятипроцентный, всей кучей навалиться, палки волшебной лишить и обеспечить почетные похороны. Палку же ему, битюгу, к ногам положить, а тетрадуры обратно разобрать на мелкие кубики. С тем чтобы ему, битюгу, кубики самому волшебной палкой торкать и торговать горяченькими, пока не погаснет живое лукавство в очах битюговых.
Через малую печаль по дружку такой конец сулит битюгу великие радости. Во-первых, не будет никаких жвахов и все обойдется тихо, как мыслилось и делалось с самого начала. Во-вторых, система кредита, которая из-за промедления в делах (копуша Недобертольд!) несколько передоена, перестанет досаждать битюгу и получит свой процент. В-третьих, солидная торговля поспособствует осуществлению битюжьих грез об островах и гуриях. Все это слишком заманчиво для того, чтобы очень церемониться с дружком.
А ведь кубиками не только торговать можно, - только сейчас пришло мне в голову.
Полсотни лет державы, кряхтя, разоружались, друг дружку договорами путали и системами контроля. И полсотни лет сеть на сеть кидали, чтобы никто и нигде ни-ни сквозь те сети до этих кубиков не дотянулся и не встал над безоружными континентами в дамках на большой диагонали.
А дорогой мой битюг к этой позиции поближе других будет.
Ну, не он, так Недобертоша. Ну, не их долботронство, так кто-нибудь из крыс-пауков, куланов-муфлонов, что вокруг колготятся и в данный момент об этом вполне искренне и не помышляют. Раз такая возможность появится, не может быть, чтобы кто-нибудь за ней не потянулся.
Так что дружку десятипроцентному есть над чем подумать, прежде чем браться по избушке похаживать.
И знает дружок, чего от него ждут и в каких обстоятельствах он приходит к инсайту. Даже само слово это знает. Сидя на конном заводе, книжечки почитывал и прочитанное примерял не только к животным, но и к людям. А после его неосторожных воспоминаний вслух - относительно обстоятельств в курсе и битюговы консультанта.
Так что десятипроцентному надо быть готовым не к самому веселому времяпрепровождению здесь в ожидании своих процентов. Давить будут. Непременно будут.
Вероятно, сам битюг при этом деле будет как бы в стороне.
Похоже, я крупно влип.
А не рано ли вы труса празднуете, рыцарь, едва за круглый стол севши-то?
И кто ж это нам в теплое гнездышко такое яичко-то подбросил, а?
С1 - 17:
Мазепка судорожно бдит,
Клыками впившийся в кредит.
Он без кредита был старатель,
А при кредите стал бандит.
(По ОИП процессор приравнял эти стихи к стихам ХИ-ИП, жившего 103 лет тому назад, в современной полиреверберативной интерпретации, см.также 'Варьирование некорректное'. Однако полуторачасовой поиск варианта-прототипа оказался нерезультативен, что делает весьма сомнительным тезис о непринадлежности данных стихов данному автору.)
А1:
- Не пора ли карты на стол? - говорю.
- Не то чтобы рано, - отвечает, - а ни к чему. Сам дорого бы дал, чтобы кое-чего не знать, и мое твердое желание - тебя от этого оберечь. Так, Наука?
Недобертольд сделал вид, что отсутствует духом.
- Есть такая фирма - УРМАКО. Добротная фирма, все, как надо, без фуфла. Скажем, ты ее вице- президент. Ездишь, смотришь, говоришь с нужными людьми. Транспорт и обслуга у тебя по категории 'экстра'. Как у меня. Имеешь коробочку, 'Кадуцей' называется. Включаешь последовательно с телефоном, и полный порядок. Мечта. А, Наука?
Фон-Муфлон кивнул:
- Очень удобно.
- Вот. Он соврать не даст. И на первый раз ты катишь в Гуманистан. Ведома тебе такая дыра?
- По карте.
- А теперь увидишь в натуре. Нищета - одни кальсоны на троих, и те продаются. Однако имеют Центр ядерных исследований. Есть там у нас свой человек. Ознакомишься с ходом работы. Вот Наука введет тебя предварительно в курс. Вернешься - обмозгуем, стоит ли продолжать. Ясно?
- Неясно, - говорю. - Есть вопросы.
- Поверь Мазеппу, светик, три четверти из них лишние. На прочие ответится. Главное, Мазепп тебе рад. И Наука тоже рад. Ты нам очень поможешь.
На лице Недобертольда выразилась такая, с позволения сказать, радость, что я был бы не я, если б не сказал:
- Солома.
А почему бы и нет?
Я не наивничек, не разумеющий, куда прет. Я зверюга, которую крепко подшибло в драке. Решил, что шансов нет, отполз в сторонку, сгоряча показалось, что так надо, что со мной покончено. Унижает поражение, но еще больше унижает упрямство после нокаута.
Отполз - и понял: ринг освещен, зал во тьме, а на границе света и мрака подшибленного ждет тоска. Ох и тоска!
И вдруг - шанс! Комбинация грошовая, ставки не мои, но - шанс! Омерзела ведь тоска, так омерзела, что краше кинуться под колеса да ляпнуть по наваливающемуся бамперу уцелевшей лапой.
Театральщина все это. Философия после дела. В тот момент я так не думал. Я учуял, что меня спускают на доктора, что доктора трясет от одного моего вида. Взыграла гордыня, и я попер на доктора.
Писать полезно.
Пока в памяти держал, не понимал. А написал - и вижу: тут-то я и дал маху. Не в том, что попер, дурак, на умного, какой там Недобертоша умник! А в том, что поступил, как хотелось битюгу. Ведь он как раз и имел в виду одним моим видом и причастностью подхлестнуть Недобертольда, и я ему это дозволил. А раз дозволил, значит, выполнил битюжью волю. А раз выполнил, значит, по битюжьему разумению, он надо
