Щербатов Алексей
Из воспоминаний
Алексей Щербатов
Из воспоминаний
(публикация Л. Криворучкиной - Щербатовой)
Как бы ни привлекательно было для меня общение с русскими офицерами, я оставался солдатом американской армии и службу свою выполнял добросовестно. В ней также случалось немало достойного повествования.
СМОЛЕНСКИЙ АРХИВ
Одним из впечатляющих эпизодов 1945 года стало для меня событие, происшедшее в Бамберге. Известие о конце войны застало меня в этом приятном городе Баварии. Я тогда работал один, занимаясь разбором документов, собранных на территории послевоенной Германии. Шел конец мая. Время от времени с симпатичным американским шофером-капралом мы объезжали близлежащие районы для поиска новых материалов, которые могли заинтересовать американцев. Однажды по дороге из маленькой деревни нам повстречался литовский священник. Я подошел, объяснил нашу миссию. Он понимающе кивнул и спросил на немецком:
- Вы знаете этот язык? Будем общаться на нем?
- Да, знаю.
- Вы - явно русский.
- Князь Алексей Щербатов.
- Очень приятно. Я могу вам доверять? У меня в амбаре находится огромный архив Смоленского ГПУ, замаскированный силосом. Документы, вывезенные в конце 43-го года, немцы спрятали, упаковав в ящики. Ко мне уже приезжали советские агенты, я скрыл этот факт, поняв, что они не уверены в точном местонахождении архива. Прошу вас, срочно сообщите об этой находке. Здесь очень важные бумаги, вывезенные Гиммлером. Спасите документы, иначе их уничтожат.
- Мне это интересно.
В Смоленске были расстреляны члены моей семьи: двоюродная сестра Ирина 17 лет, двоюродный брат Дмитрий 14 лет, дядя Сергей Борисович Щербатов с женой Елизаветой, урожденной Плаутиной, тетя, княгиня Хованская. Ее род после этой 'чистки' прекратился. Я записал все координаты, но никому сразу не сообщил. Приехал на следующий день один, открыл первый ящик, всего было около 20 тонн документов. Дело Щербатовых мне не попалось, но оно должно было быть там. Сомневаюсь, что я смог бы найти его в одиночку. Но тут, можно сказать, повезло: мне помог Александр фон Энгельгардт. От него я узнал историю архива и подробности расстрела моей семьи.
Архив смоленские чекисты разделили на две части. Первая - с 1917 по 1936 год - находилась в церкви Св. Петра и Павла. Вторая - с 1937 по июль 1941 года - в бывшем здании смоленского окружного суда, где размещалось главное управление НКВД. Из Смоленска, окруженного немцами, Красная армия бежала, документы эвакуировать не успели. Партийное руководство дало приказ 'архив взорвать и поджечь'. К счастью, этого не произошло. Первая часть была спасена, поскольку сотрудник ЧК, фон Энгельгардт, получив приказ, его не выполнил. Застрелив своего напарника, он сообщил об архиве немцам, вошедшим в город. Благодаря немецким корням, Александра сразу восприняли, как фольксдейча - чистокровного немца, и оставили при архиве до конца войны в Баварии, где и произошла наша первая встреча. Здание управления НКВД с хранившейся там второй частью архива подожгли, но немцы успели потушить огонь, и документы почти не пострадали. Именно здесь были обнаружены дела польских офицеров, расстрелянных в Катынском лесу, и имена энкаведистов, руководивших расстрелом. Из найденных материалов легко проследить, как развивается ЧК, охватывая постепенно 'Западный край', куда входила Смоленская область, проследить историю этой организации. Папки для удобства делились по цветам: в зеленых аккуратно задокументированы сведения о замученных чекистами узниках, в красных - биографии чекистов-энкаведистов и партийных руководителей с указанием их подлинных фамилий.
ЧК начала орудовать с конца 1917 года. Уничтожались бывшие жандармы и полицейские, дворяне, купцы и священники, кадеты, гимназисты, студенты. Расстреливались не только взрослые но и дети. 'Дело Щербатовых' нашлось в документах за 1921 год: арест, допросы, приговор к расстрелу. Жена дяди, очень любившая Россию, была полуангличанкой, и поводом для ареста с формулировкой 'английские шпионы' явилась привязанность семьи к английскому языку. Кое-что мне живописал Энгельгардт, сам допрашивавший моих родственников: 'Двоюродная сестра Ирина, кажется ничего не боялась. Она сказала: 'Я вас ненавижу. Вы - предатели моей родины'. Ее расстреляли на следующее утро. Там же присутствовали два брата-чекиста, Павел и Григорий Нойберги, которым в то время было двадцать и двадцать один год, они потом сменили фамилию на Ньюберг. Эти двое после Гражданской войны работали в Берлине у Розенгольца в Министерстве торговли СССР. Оба бежали в 28-29 годах из Берлина на Запад, захватив довольно крупные деньги. Павел женился на Ольге Жигаловой, тоже из Смоленска, известной в Америке богатой женщине, написавшей небезынтересную книгу о своей смоленской жизни. Умер Павел в США. Маленькая деталь: моя сестра Елена совершенно случайно познакомилась с Ольгой в Швейцарии, и они долго поддерживали тесные приятельские отношения, пока я не рассказал Елене, что муж Ольги Жигаловой допрашивал нашу сестру Ирину. Состоявшийся разрыв несколько подпортил социальный статус госпожи Жигаловой. Тем не менее, их сын стал адвокатом, женился на дочери американского миллионера Вандербильда.
А я вспоминаю Ирину. Последний раз мы виделись в Петербурге, ей тогда было 15-16 лет, мне 6 или 7. Очень красивая и ласковая, всегда брала меня на руки и целовала в голову. У меня к ней было такое особое чувство. Дядя Сергей, известный художник, любил свое имение под Смоленском, недалеко от Козьих гор, и не хотел его покидать. Выдал их как 'сотрудников английской разведки' Александр Энгельгардт. На Козьих горах, с расстрела моих родственников, началось кладбище ГПУ, где много лет спустя были уничтожены пять тысяч польских офицеров.
Немного об Энгельгардте. Александр принадлежал к хорошей дворянской семье из Петербурга. После революции примкнул к партии большевиков и работал осведомителем в ГПУ. Я спросил:
- Почему?
- У меня жена и ребенок. Меня вынудили к сотрудничеству.
После нашего знакомства в 45-м, я узнал, что он перебежал к американцам. Увиделись мы снова уже в Нью-Йорке. Он меня, понятно, боялся, я знал всю его историю. В Нью-Джерси Энгельгардт основал общество пенсионеров, Я ему сказал при встрече, в общем случайной:
- Ну, что, Александр, похоже, дела идут хорошо. От Смоленска до Нью-Йорка...
- У меня из-за вас будет сердечный приступ.
- Когда вы допрашивали мою сестру, приступа не случилось?
- Это по долгу службы.
Жил он где-то в городе Лейквуд нью-джерсийской области. Там умер в 60-х годах. Сын его должен быть жив.
А какие интересные документы мы обнаружили тогда в этом архиве. Нашлось дело Иосифа Булак-Балаховича в папках 22-го года. Это сын белого генерала, командовавшего русскими частями в Белоруссии в качестве союзника маршала Пилсудского. Его убийство, как выяснилось, подготовило смоленское ЧК. В архиве попадались специальные, для служащих ЧК, газеты - 'Красный меч' и 'Новости ВЧК'. В последней оказалась телеграмма следующего содержания:
от 21 июля 1918 года
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Т. Рубинштейну зав. опер. части См. Губ. ЧК
Получена телеграмма Сафарова.
Николай Романов и семья расстреляны в Екатеринбурге
по приказу ЦИКа.
Ф. Дзержинский
Телеграмма находилась в зеленой папке опер. отдела с пометкой 'секретная информация'. Из ящика 1918 года.
В газете 'Красный меч' есть приказ Ф. Дзержинского, запрещающий чекистам играть в азартные игры на золотые обручальные кольца. Их у чекистов ходило десятки тысяч, они использовали кольца вместо денег, нося в маленьких мешочках.
В конце 43-го года немцы перевезли архив в Баварию, где я случайно его и обнаружил. Я приезжал еще несколько раз, потом сообщил о находке в разведку. Архив был описан, зарегистрирован, попав в руки 3-й американской армии генерала Паттона, дальше его передали в центр документов разведки в Бамберге. Вообще американцы знали о существовании этого архива уже в сентябре 1943 года благодаря известному шведскому журналисту Г. Аксельсону, корреспонденту лондонской 'Ивнинг стар', шведских газет 'Сюдсвенска Дагенбладет', 'Афтонбладет' и американской 'Нью-Йорк Таймс'. Аксельсон прекрасно говорил по-русски, английски, немецки и французски. Он заинтересовался делом Щербатовых, так как был знаком в Англии с двоюродным братом расстрелянного в Смоленске Сергея, князем Глебом Щербатовым, родственником графа Г. Левенгаупта, первого графа Швеции. А пригласили Аксельсона в Смоленск немцы. Оттуда он послал две длинные статьи в 'Нью-Йорк Таймс', где описал и документы, и кладбище в Козьих горах. Материалы в свет не вышли. Американцы, по понятным причинам, не знали, как поступить со Смоленским архивом. Начался Нюрнбергский процесс, если опубликовать даже небольшую часть информации, пришлось бы судить советских лидеров за зверства военного коммунизма, коллективизацию, убийство польских офицеров в Катыни. Во имя сохранения дружеских отношений с союзниками об архиве предпочли 'позабыть'. Документы перевезли во Франкфурт, где их сильно профильтровали, очистив от дел невозвращенцев-чекистов. Разборкой архива занималась группа из пятидесяти человек. Один из них, профессор Гарвардского университета Мерл Файнсод, вернувшись, написал две книги: 'Смоленск под Советами' и 'Как управляется СССР'. Автор не затронул зверств военного коммунизма, заявив, что в его распоряжении было мало информации. Это не могло быть правдой: тысячи дел за 1918-23 годы заполняли примерно 10 ящиков с
