- Да ты что! Рано еще.
- Лучше рано, чем поздно. Пей!
- Разве что глоток.
- Давай, давай!
Я цежу огненный яд. Организм медленно цепенеет, в ушах начинает звучать нота 'фа'.
- Вот. Теперь ты свой... - Семен удовлетворенно опускается напротив, выкладывает на стол поросшие рыжим волосом руки. - А насчет денег не тушуйся. Я ведь только аванс получил. Завтра остальное выбью. - Королевским жестом он обводит замусоренный стол.
- Хочешь, селедочкой закуси. Поройся в тарелке, может, осталось еще.
- Спасибо, не хочу. - Я оглушенно мотаю головой.
- Тогда объясни, почему от грязных мужчин пахнет сыром?
- А кто здесь грязный мужчина?
- Грязных мужчин здесь нет, это я чисто теоретически. Для поддержания светского разговора.
- Может, сформулировать наоборот? Почему от сыра пахнет грязными мужчинами?
- Логично. - Семен кивает. - А главное - по существу. Ибо мужчина, Тема, - существо специфическое. Раз в месяц в баню - святое дело, и пусть потом кто скажет, что он не чист и не свеж, а от носков его пахнет квашеным луком. Юный розанчик - вот что такое повседневный мужчина! А насчет сыра - так я тебе просто и прямо скажу: все враки! От и до!
- Ты о чем?
- А о том. - Семен снисходительно кривит губы. - Читал я, к примеру, вашего Робинзона Крузо, так?
- Ну?
- Ты не нукай, ты на вопрос отвечай: у него там козы были?
- Были вроде.
- Тогда зачем он просил кусочек сыра? Неужели не мог за двадцать восемь лет научиться гнать его из козьего молока?
- Гонят самогон.
- Из козьего молока? - Семен качает головой. - Сыр - да, но не самогон. Взбалтываешь, варишь, солишь - и готово! Вот я и спрашиваю: зачем он просил сыр?
Голову у меня кружит. То ли от водки, то ли от мыслей о сыре.
- А у кого он просил сыр?
- Не у Пятницы же! Ясное дело - у Джимма.
Я усиленно моргаю.
- Какого Джимма?
- Не читал, что ли? Они еще там на остров сокровищ поехали брать. Приехали, значит, а там Робинзон с попугаем. Отводит в кустики и сыра кусок просит.
- Так это же Бен Ган просил! - Осеняет меня. - Хотя... Козы у него, по-моему, тоже водились.
- Вот видишь! А ты байки тут рассказываешь. - Семен протягивает руку к бутылке. - Еще по одной?
Я мотаю головой. Центробежная сила разбрасывает студень мозгового вещества, вжимает в стенки черепа. Однако главной мысли я еще не лишился.
- Мне бы зуб, Сема! Срочно и чтобы держался.
- Ну-ка!
Я открываю рот, и Семен озабоченно хмурит брови.
- Припой тут не поможет, а вот на канифоль можно попробовать.
Он тут же приносит паяльник и коробку с канифолью, Я в ужасе гляжу на дымящее жало и торопливо вскакиваю. Ничего не объясняя, судорожно жму Семину руку и выскакиваю из избы.
Глава 4 Мне армия давно уж снится...
Увы, надежда на школьного стоматолога, давнюю мою приятельницу, также не оправдывается. Поглядывая на меня с подозрением, дамы в учительской словоохотливо объясняют, что докторша убрела в декрет, и ждать ее ранее чем годика через два-три бесполезно. Сообщением я не просто удивлен, раздавлен. Где-то над зданием школы скрипуче хохочут незримые ангелы, едва слышно трепещут их воробьиные крылышки. Не сомневаюсь, что именно эти пузатые орлы удружили мне с декретом. Впрочем, как со всем сегодняшним днем. Даже поскрипеть зубами невозможно. Приходится довольствоваться беседой с военруком - беседой, потому как проскользнуть мимо не получается. Уроки военного дела ведутся прямо в коридоре, и, конечно же, наш старикан майор меня примечает. Потрепанным броненосцем подплывает навстречу, лихо вскидывает к козырьку загорелую ладонь.
- Здравия желаю, Артемчик!
- И вам того же, товарищ майор! - Я посылаю сигнал лицевым мускулам и расплываюсь в радушной улыбке. Впрочем майор того заслуживает. Бравый наш военрук несмотря на пенсионный возраст выглядит вполне бедово. Бойся, девки, русских парней! В особенности - майоров. Металлический полумесяц отшлифованных языком коронок сводит с ума, капустный кочан на фуражке вызывает черную зависть. Мундир безукоризненно выглажен, чуть выше ватерлинии - глянец юбилейных и боевых наград, ниже - штаны с лампасами, на заду лихо приколотая любимыми учениками бумажка с кружком мишени и дерзкими словами: 'Целься, лохи, сюда!'
- Хорошо выглядишь. Правда, правда! - майор, лучась фиксатой улыбкой, обнимает меня за талию. С ранее неведомым любопытством я заглядываю ему в рот, заботливо пересчитываю фиксы. Одна золотая, четыре из нержавейки - всего, стало быть, пять. Все равно как лучиков у кремлевской звезды. Интересно, у майора они тоже вылетают? Или стоят до последнего, насмерть?
- Слыхал, какого штурмовика в наших лабораториях отгрохали! С обратной стреловидностью крыла! Нигде нет, а у нас есть.
- Исессно! Наша авиация лучшая в мире! - Подыгрываю я. Если надо, поднимем в небушко Су-37, и те же 'Стелз' пачками на землю посыпятся.
Майор трепетно хватает меня за плечо.
- А Ту-160-й! Наш непревзойденный, с тридцатью шестью ракетами на борту! Его ж одного на всю натовскую эскадрилью хватит!
- Кто же спорит, товарищ майор! Вы бы еще про 'Черную Акулу' помянули! Разве ж можно наше с чем- нибудь сравнивать? Запад - сыт и оттого ленив. Что они могут там придумать, кроме стиральных машин с кофеварками?
Голова майора умиленно качается - точь-в-точь, как у китайского болванчика. Подобные речи наш военрук обожал и в прежние времена, - сейчас подобный бальзам для него первейшая необходимость. Вроде бальзама 'Битнера' перед сном. Что поделаешь, поколение ветеранов, бравших Варшаву и Прагу, лечится призрачным могуществом былого, потребляя воспоминания, как микстуру - горькую, но целебную. По паре таблеточек в день, по чайной ложечке с утра. Вот, дескать, помню, вставал я и шел в магазин за кефиром, кефира не было, зато имелось молоко - по двадцать восемь копеек за литр! Двадцать восемь, дорогие мои! Не центов, не рублей, а копеек!.. Словом, жили памятью о прошлых завоеваниях, цеплялись за кромки расколовшегося айсберга. Западный 'Титаник', скалясь иллюминаторами, описывал вокруг тонущих развеселые круги, но мы вовсе не тонули! Мы делали вид, что плещемся и закаляемся, с браса переходя на лихой кроль, к иллюминаторам и расплющенным о стекло пятачкам любопытствующих протягивая разудалые славянские кукиши. СОСа ждете? Не дождетесь! Не соснуть вам во веки веков нашей слабости!..
- Да-а! Молодцом ты стал, определенно - молодцом! А о Никоновском автомате слыхал что-нибудь? Чудо, говорят, двадцать первого века!
- Ясное дело, слыхал. У нас во дворе мальцы пятилетние их из досок выстругивают.
- Ну да?
- Так гордятся же!
- Это хорошо. Надо им, понимаешь, внушать... Не можешь дать детям богатства, дай идеологию! Когда нищие материально нищают еще и духовно, это скверно... В Пентагоне, говорят, два генерала с расстройства повесились. Не смогли понять устройства автомата. Разобрать-то разобрали, а обратно собрать не сумели. Два генерала, представляешь?
- Может, и больше. Пугать просто не хотят.
- Оно конечно! Не оскудеет земля русская умами. - Майор заговорщицки приближается. - Мы, Артем, все
