человечески. 'Господи! Где же ваши родители, учителя, братья и сестры?' - с тоской подумалось ему.
Один из подбежавших внезапно шагнул ближе и с оттенком гордости сообщил, что спортом ему заниматься не разрешают. 'Кто?' - воинственно поинтересовался Евгений Захарович и тут же почувствовал, как парнишка берет его ладонь и прижимает к своей голове. А в следующую секунду ему стало плохо.
В том месте, где прикоснулась к темечку его рука, Евгений Захарович нащупал мягкое подобие провала. Черепная кость здесь отсутствовала, и кожа, заросшая белесыми волосенками, легко прогибалась, выдавая круглое, величиной с детский кулак отверстие.
Он отдернул пальцы, словно на них плеснули кипятком. Морозная волна прокатилась по позвоночнику, попутно омыв сердце и кишечник. 'Как же так?! Почему?!..' Евгений Захарович завороженно смотрел на мальчугана, а тот в свою очередь глазел на него, чуть улыбаясь и, вероятно, сознавая горькую значимость своей травмы. И тоненький пронзительный голосок продолжал надрываться в груди, как-будто кричал кто-то из ребят: 'Как же так?!.. Почему?!..' Не выдержав взгляда детских вопрошающих глаз, Евгений Захарович отпрянул и слепо зашагал куда-то в кусты. Дети пропали. А может быть, пропал для них он. Во всяком случае парка уже не было, и он шагал по улицам города - блеклым и однообразным, прислушиваясь к вспухающим и лопающимся в груди пузырям. Каждый из них представлялся ему все тем же паническим вопросом. Как же так? Почему?!.. Муторный сон, по всей видимости, только начинался...
Открыв глаза, Евгений Захарович вылез из ванны и кое-как растерся полотенцем. Ступая, как подраненный пес, проковылял в комнату, к шифоньеру. Одежда, изодранная вчера, все еще валялась на полу, и впервые за всю свою трудовую деятельность он решился на мятые выходные джинсы и клетчатую рубаху. Одевшись, кругами прошелся по квартире. На серой обложке книги, лежащей на холодильнике, прочел: 'Извини, друг, взяли с комода десятку, через неделю вернем'. '...на фиг', - добавил он про себя и вяло усмехнулся. А ведь действительно вернут, - вот что самое изумительное!
Стены содрогнулись, наверху у соседей динамики исторгли первую фразу рок-н-ролла. Роковая музыка бодрила соседей, как чашка утреннего кофе. Евгений Захарович не употреблял ни того ни другого.
На кухонном столе зеленели пустые бутылки, колючим стожком высилась горка нарезанного лука, укропа и щавеля. Кажется, это вчера удружила Варенька. Перед тем как отправиться в гости, рискуя репутацией, нащипала в чужом огороде.
Часто запивая водой из чайника, Евгений Захарович меланхолично принялся за стожок. Лук похрустывал на зубах, жег опухшее небо и язык. Чтобы смягчить его шипучую злость, он пихал в себя, как в топку, листы щавеля и кисточки укропа. Осилив треть стожка, поднялся. Пройдя в комнату, хмуро оглядел себя в трюмо, ладонями расправил упрямые складки на рукавах и груди. Клетчатая рубаха давно уже не знала утюга. Впрочем, как и джинсы. Но тем самым они ему сейчас и нравились. Одеяние соответствовало его духу, а он соответствовал одеянию. Без лжи и маскарада. В трюмо, правда, вместо лица расплывалась бледное пятно, но к этому он давно привык. Зеркало по обыкновению насмешничало.
В подъезде его предательски зашатало, потянуло к зыбким стенам, и, выбравшись наконец во двор, он обессиленно плюхнулся на скамейку. Расслабленный и опустошенный, прищурился на солнце.
Целое лето, а, возможно, и целую жизнь Евгений Захарович не замечал его ласковой близости, дружеской и теплой опеки. Лишь сейчас он ощутил то, что, должно быть, ощущают выбирающиеся на лавочки старушки - сморщенные живые кубышки, в которых крохами изо дня в день скапливались болезни, ломота и холод, не чувствующие даже своих сложенных на коленях отяжелевших рук. Он показался себе каторжником, присевшим на землю отдохнуть, пообщаться с глазу на глаз с единственным своим союзником и адвокатом...
- Сейчас у них глина пойдет.
- Что?
Евгений Захарович повернул голову и увидел Толика. Наверное, тот сидел здесь с самого начала, но так уж получилось, что заметил он его только сейчас. Пытаясь вникнуть в Толиковы слова, Евгений Захарович огляделся. Во дворе творилось неладное. Возле домов и поперек детской игровой площадки полным ходом шли земляные работы. На бельевых веревках вместо простыней и наволочек пестрели песочного цвета гимнастерки, одинаковые голубые майки и кожаные ремни. Бледнотелые, похожие на заморенных подростков солдаты - все, как один, в задастых галифе молотили по земле ломами и лопатами, выбрасывая на газоны рыжеватый нечистый щебень. Ломаной линией окопы протянулись уже довольно далеко, и Евгений Захарович ошеломленно вспомнил свой давний сон: сирена и противогазы, выброс с мебельного завода... Он взволнованно помассировал рукой горло.
- Неужели война?
- Да нет. Теплоцентраль меняют. Осень на носу. Еще и ураган что-то там попортил, - Толик рассеянно мял и закручивал собственное ухо.
- Значит, теплоцентраль? - Евгений Захарович недоверчиво уставился на Толиково ухо. - Вот оно, значит, как...
Почему-то подумалось, что ремонт трубопровода может быть военной хитростью - чтобы, значит, не паниковали раньше времени, не распространяли безответственных слухов. А на самом деле - война. С раннего утра и с первых часов рассвета. И где-нибудь в Забайкалье уже тайно мобилизуют студентов и школьников, потому что кадровые части уже истреблены и некому садиться в танки и самолеты для ответного удара. Немудрено, что окопы роют здесь, за центральной линией Урала. Нынешний век - век стремительный. Может, тем он только и хорош, что не придется ждать долго. День, два, и все будет кончено. И ничего не решит одна-единственная винтовка, ничего не решит одно-единственное 'ура'. Сделав такое неожиданное резюме, Евгений Захарович успокоился. Будь, что будет, а он попробует 'не замечать' происходящего. По мере сил. И ничего не надо сообщать Толику. У него и без того забот хватает...
- У вас вчера праздник был? - застенчиво спросил Толик. - Кто-то смеялся, а потом текло по балконам.
- Текло? - Евгений Захарович задумался, озабоченно потер лоб. - Не помню. Хотя праздник действительно был. Души и сердца... А сейчас вот на работу надо. И тоже как на праздник.
- Это хорошо, - завистливо вздохнул Толик. - Я вот пока только устраиваюсь. Сторожем в детский сад.
- А что? Замечательная профессия! Все ж таки дети... - Евгений Захарович с любопытством покосился на Толика. Может, так и надобно жить? Все побоку - и в сторожа? Что он, к примеру, выгадал в своем институте?
- Дома-то как? Помирились?
- Помирились, - Толик понурил голову. Видно было, что ему хочется вздохнуть, но он сдерживается. Евгений Захарович вздохнул за него.
- Понятно... Что ж, пойду я, Толик. На праздник... То есть, тьфу! на работу.
Они обменялись рукопожатием - таким крепким и затейливым, словно расставались навсегда. Впрочем, так оно и было.
Возложив ноги на полированный стол, Евгений Захарович листал подшивку ФИСов и протяжно в голос зевал. Он успел уже отоспаться и чувствовал себя значительно лучше. К проспекту он не притрагивался, дав себе слово даже не глядеть в его сторону. Минусов на сегодняшний день и без того хватало. На этот раз опоздание не обошли вниманием, и телефон то и дело отрывал его от журналов, заставляя морщиться и выслушивать чужое недовольство. Видимо, злополучная новость доползла-таки до полчища соавторов, и каждые десять минут кто-нибудь из них спохватывался и, набрав номер, принимался журить Евгения Захаровича, для начала интересуясь рабочим настроем, затем выражая недоумение по поводу случившегося и в конце концов твердо надеясь, что ЭТО более не повторится. Евгений Захарович говорил 'да', 'понимаю' и, прикрывая микрофон ладонью, продолжал зевать, глазом кося в ненавистный потолок. Начиная удивительно скучно, они и заканчивали скучно. Уже через какой-нибудь час - тревоги соавторов смертельно ему надоели. Он попробовал положить трубку на стол, но в кабинет тут же заглянул Стас Иванович, один из них, легко узнаваемый по озабоченному изгибу бровей, по увертливому и скользкому взгляду. Торопливо подхватив трубку, Евгений Захарович стал на ходу изобретать пространный разговор с директором института. Выждав в почтительном молчании несколько минут, Стас Иванович деликатно замахал руками и попятился к выходу.
- Я позже, - шепотом объяснил он, и Евгений Захарович нетерпеливо кивнул.
Как только дверь затворилась, он хряснул телефонной трубкой по клавишам и издал вполне звериный рык. Сгребя в охапку несчастные ФИСы, швырнул их в угол. Поднятый шум принес ему некоторое
