мерил всех своими мерками, этот человек... Хотя порою мне не под силу называть его человеком... Я помню, как Иван Панфилович возвратился с процесса над своими товарищами во главе с Тухачевским. Он был совершенно черный тогда... Сел к столу, попросил у меня бутылку коньяку, открыл его и выпил всю бутылку, не закусывая. А ведь он пил редко, крестьянский сын, блюл себя... А потом поманил меня к себе и прошептал: 'Такого ужаса в истории цивилизации еще не было... Они все сидели как мертвые... В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбритые, но совершенно безжизненные, понимаешь? Я даже усомнился - они ли это? А Ежов бегал за кулисами, все время подгонял: 'Все и так ясно, скорее кончайте, чего тянете...' Я спросил Якира помнишь, сестра его жены была замужем за моим помощником по разведке: 'А он тоже враг народа?' Якир даже не посмотрел на меня, ответил заученно: 'Да, он тоже враг народа...'
...Судили Тухачевского два его недруга: маршал Егоров, командовавший Юго-Западным фронтом вместе со Сталиным, и Буденный; Блюхер и Белов были фигурами нейтральными, их использовали... Было необходимо соблюсти декорум - в этих вопросах Сталин был большим специалистом...
Впрочем, порою меня поражает то, что он вписывал или давал указания вписать в показания арестованных. Например, на процессе 'Антисоветского троцкистского центра' Вышинский (а ведь он до сих пор покоится в Кремлевской стене, страшно - это то же, что захоронить там Гиммлера!), допрашивая одного из руководителей Кузбасса, бывшего рабочего, любимца Серго, ставшего 'командиром тяжелой индустрии', - товарища Шестова, задал вопрос: 'Где вы получили письмо Седова? (Лев Седов - сын Троцкого, отравлен в 1938 году в Париже. - Ю. С.). Шестов: 'Я получил его в ресторане 'Балтимор'. Вышинский: 'Что же вам Седов сказал?' Шестов: 'Он просто передал мне тогда - не письма, а, как мы тогда условились, пару ботинок... В каждом ботинке было заделано по письму...'
Как же надо было презирать людей, какую власть надо было над ними забрать, чтобы разрешать себе такие кровавые шутки! Только кретин, а не конспиратор может приносить в ресторан - да еще такой, как 'Балтимор', - ботинки! Обмен письмами незаметен, ботинками - смехотворен!
Или, например, другой эпизод; допрашивая подсудимого Арнольда, Вышинский спрашивает: 'Может, это нескромно, но я должен уточнить, где вы родились, и фамилию вашего отца'. Арнольд: 'Я родился в Ленинграде, фамилия моего отца Ефимов, а фамилия матери Иванова'. Вышинский: 'Почему же вы Васильев, а не Петров?!' Арнольд: 'Потому что у меня крестный был Васильев... Потом товарищ отдал мне паспорт на фамилию Карл Раск... После я переменил фамилию на Аймо Кюльпинен... А потом переменил фамилию на Валентин Арнольд и поехал - из Америки уже - оказывать техническую помощь Советской России в Кемерово...' Вышинский: 'А вы не были членом масонской ложи?' Арнольд: 'Был, когда я жил в Америке, я подал заявление и поступил в масонскую ложу... Я вступил в партию в 1923 году...' Вышинский: 'И в это время вы оставались масоном?' Арнольд: 'Да, но я никому об этом не говорил... Я должен был организовать теракты против Орджоникидзе, Молотова, Эйхе и Рухимовича...' (Серго, Эйхе и Рухимовича убили не троцкистские масоны, а Сталин. - Ю. С.}.
Вот откуда пошла 'масонская версия' у нашей 'Памяти'! От прокурора Вышинского! Ай да корни, ай да традиции!
- Вскоре после расстрела героев гражданской войны, - продолжает Александра Лаврентьевна, - Сталин вызвал Белова... В кабинете сидел Ворошилов... Сталин долго ходил по кабинету, а потом, остановившись перед Иваном Панфиловичем, спросил:
- Любишь меня, Белов?
А Иван Панфилович ответил:
- Вы ж не женщина... - Потом помолчал, нервы, видимо, сдали, и выдохнул: Да как же вас любить, когда вы революцию погубили?
Сталин хлестанул его по щеке, обернулся к Ворошилову:
- А ты его на новую должность рекомендовал... Нехорошо...
Из сталинского кабинета Белова увезли в тюрьму. На расстрел его вели под руки, шел он, как каучуковый, подскакивал, все кости были переломаны.
Ну, а потом пришла моя очередь... Настоялась в карцерах: это каменный шкаф, повторяющий, как гипсовый слепок, фигуру человека. Стоишь, стоишь, потом теряешь сознание, оседаешь, тебя вытащат, обольют водой и - на место... В сортир не водили - все под себя... Стакан воды и кусок хлеба на день... Стой и думай...
Детей забрали в детприемник, туда моя мама поехала, а ей говорят, что моя трехлетняя дочка, Клементина, умерла от голода... Мама спрашивает: 'А где хоть ее могилка?' А ей в ответ: 'Будем мы еще вражеских змеенышей хоронить... Иди вон в ров, там их много лежит, раскапывай, может, по костям родное определишь'.
...А Мишенька Зощенко пришел в НКВД, сам пришел, никто его не вызывал: 'С Иваном Панфиловичем я редко встречался, а за Шурочку кладу свое честное имя, отпустите ее, пожалуйста...'
Выпустили меня после расстрела Ежова... Тогда Берия вырабатывал себе имя 'правдолюбца', ведь 'товарища Сталина обманывали враги народа Ягода, Ежов и иже с ними'. (Точное повторение игры Гитлера: после того как он расстрелял двух истинных создателей национализма - Рэма и Штрассера, прошли расстрелы ветеранов партии, которые помнили Мюнхен 1919-го, когда Гитлер еще не был фюрером; расстреляли что-то около тысячи человек. Фюрер рыдал; Геббельс комментировал: 'Адольфа обманули еврейские плутократы'. (Подробнее об этом - в моих книгах о Штирлице; там достаточно подробно дается анализ структуры национал-социализма, его стратегии и тактики. - Ю. С.)
...Вышла я из внутренней тюрьмы - одна-одинешенька, ни кола ни двора. Ютилась у случайных людей, узнала воочию, что такое предательство, боялась попадаться на глаза знакомым: вдруг снова заберут?! Хотелось стать крошечной, незаметной. Вот когда люди начали всерьез мечтать о чуде 'человека-невидимки'; только б никто не нашел, затаиться, - она вздыхает, - как это у Высоцкого? 'Лечь бы на грунт...' Но - нашли, что- что, а находить у нас - если захотят - в миг найдут. А искал меня не кто-нибудь, а, как говорили тогда, 'совесть партии' Матвей Федорович Шкирятов, председатель КПК, мерзавец из мерзавцев, палач и садист. Странно, отчего про него мало пишут, он же чудовище, фашистское чудовище, иначе и не скажешь...
Пришла я в КПК. Сидит этот карлик на уголке стола, глаза-буравчики, лицо дегенерата, смотрит на меня неотрывно, а потом - хлоп ладошкой по зеленому сукну и - фальцетом: 'А ну, рассказывай, как ты, утеряв бдительность, спуталась с врагом народа?!' А мне терять нечего, у меня день и ночь перед глазами моя кровиночка, трехлетняя доченька, замученная палачами, вроде этого... 'Мы с тобой на брудершафт на пили, - отвечаю, - что это ты ко мне дружбой проникся, на 'ты' перешел?' Шкирятов аж ростом стал еще меньше, скукожился, как от зубной боли, и тихо спросил: 'Комиссию интересует все о ваших связях с врагом народа Беловым'. А я ему: 'С Иваном Панфиловичем Беловым я спала и детей ему рожала, а вы вместе с ним работали, на заседаниях Верховного Совета вместе сидели, что ж вы-то в нем врага не распознали?!'
Понятно, исключили меня из партии... Что потом было - рассказывать трудно, когда вспоминаю, сердце болит...
...Существует (пока что) две версии по делу наших легендарных военных.
Первая: РСХА во главе с Гейдрихом, зная болезненную подозрительность Сталина, подготовило фальшивки на Тухачевского и его соратников; это было нетрудно сделать, ибо почти все наши военачальники проходили обучение в Германии - после заключения договора в Рапалло, задолго до того, как к власти пришел Гитлер.
Документы подделывал штурмбанфюрер СС Науекс. После разгрома нацизма он дал развернутые показания об этой 'работе'.
Суть подделки: группа военачальников во главе с Тухачевским готовит военный путч против Сталина.
Гитлеру не была страшна доктрина Сталина: 'Все решит конница и авиация'. Гитлеру была страшна доктрина Тухачевского: 'Только танковые и мотомеханизированные войска вкупе с авиацией могут гарантировать победу над агрессором'.
Много лет - после Двадцатого съезда - считалось, что расстрел наших военных был победой службы Гейдриха. Кое-кто продолжает так считать и поныне: 'Товарища Сталина обманули'.
Вторая версия: по заданию Сталина идея о путче советских военачальников была подброшена Гейдриху из Москвы - через генерала Скоблина, который затем таинственно исчез из Франции.
То есть Гейдрих был лишь статистом в игре Сталина.
Есть и третья версия, которую большинство исследователей отвергают. Суть ее сводится к следующему: чекисты-дзержинцы, работавшие с тридцать четвертого года в архивах царской охранки, чтобы накопать 'компру' на Каменева, Бухарина, Пятакова, Рыкова, нашли документы, свидетельствовавшие о неблаговидных поступках Сталина. Сообщили об этом своим единомышленникам-военным. Те начали готовить переворот, чтобы спасти страну от тирана; основания к свержению Сталина якобы были абсолютны.
...В конце пятидесятых годов Лиля Брик и Катанян снимали две комнаты на даче на Николиной Горе. Однажды, гуляя по поселку, Лиля Юрьевна сказала мне: Весь тридцать шестой год я прожила в Ленинграде... Я тогда была замужем за Виталием Примаковым, командиром 'Червоного казачества' во время гражданской... И все это время я - чем дальше, тем больше - замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна... Может быть, они действительно хотели свалить тирана? Или тот играл с ними, организовав провокацию? ...За всеми участниками Особого Присутствия сразу же после окончания кровавой трагедии - Ежов поставил слежку. Наладил прослушивание телефонных разговоров, перлюстрацию писем.
О результатах Сталину докладывали ежедневно. Доложили и о том, что Егоров сник, замкнулся в себе, сказал
