хлеб – и сеньоры стали создавать хлебные плантации, заставляя крестьян работать на барщине. 'Они преследуют нас, как собаки преследуют зайцев на холме', – жаловался крестьянин в старинной песне. Барщина считалась рабской повинностью, и в XIII столетии появились документы о массовых порабощениях, о признании перед лицом суда несвободным населения целых деревень.
В конце концов, в Англии произошло то же, что и во Франции – с опозданием на два столетия. Англия приняла характерный облик феодального общества – бессильные короли, могучие замки сеньоров и нищие деревни рабов. Правда, Англия не долго сохраняла этот облик – в XIV веке, так же, как и на континенте, на острове началось Сжатие. Перенаселение заставило сеньоров отпускать своих крестьян на заработки, рабочие руки теперь ничего не стоили, и стало выгоднее нанимать подёнщиков, нежели содержать весь год барщинных рабов. В начале XIV века многие сеньоры отказались от барщины, и их крестьяне фактически получили свободу – хотя формально они оставались рабами. Многие в поисках работы ушли в города, и в стране оживилась городская жизнь – хотя английские города не могли сравниться со 'знатными' городами соседней Фландрии. Единственным значительным городом-коммуной был Лондон, в котором насчитывалось около 20 тысяч жителей, и было несколько построенных приглашёнными французскими мастерами готических церквей. В Оксфорде местный епископ основал университет, где готовили учёных богословов и где в XIII веке преподавал знаменитый астролог и алхимик Роджер Бэкон. Бэкон жил в башне, на вершине которой ночами проводил свои наблюдения, что-то измерял и чертил с помощью странных приборов – его считали колдуном и суеверно боялись. Он составил трактат, в котором в нарочито туманных, понятных лишь посвящённым, фразах писал о секрете пороха и увеличительных стёкол; он учил определять местонахождение с помощью широты и долготы. В конце концов, Бэкона обвинили в колдовстве и заточили в тюрьму, откуда он вышел лишь незадолго до смерти.
Англия была страной на краю цивилизованного мира, и, если на юге острова были города и университеты, то на севере и западе простирались суровые плоскогорья, где жили воинственные полуварварские племена кельтов. В городах Уэльса было мало плодородных земель, и кельты-валлийцы вели жизнь пастухов; так же как скандинавы, они издавна привыкли сражаться за пастбища и проводили жизнь в межклановых распрях или в войнах с англичанами. У валлийцев не было рыцарей, но они были отменными стрелками из лука; у них были луки в рост человека, из которых они делали по десять выстрелов в минуту, пробивая латы на расстоянии в двести шагов. Валлийцы тренировались в стрельбе всю жизнь, и достигали такого искусства, что могли за сотню шагов поразить монету; это были прирождённые воины, и англичанам, в конце концов, удалось завоевать Уэльс лишь потому, что местные кланы постоянно враждовали друг с другом. Валлийские лучники охотно нанимались в королевскую армию, и в XIV веке, когда бароны не хотели воевать за короля, английская армия состояла в значительной степени из валлийцев. В 1337 году король Эдуард III объявил войну Франции; так же, как и французские короли, он мечтал овладеть богатыми фландрскими городами. Англичане уничтожили в битве при Слейсе французский флот и в 1346 году высадились в Нормандии, опустошив эту провинцию. Французский король Филипп VI собрал рыцарей со всей Франции и с огромным войском выступил против англичан, которые, не принимая боя, уходили на север, во Фландрию. 26 августа французы настигли английскую армию на равнине близ города Кресси. С утра шёл дождь, но после полудня выглянуло солнце, оно светило в лицо французам и отражалось в их полированных стальных панцирях…
СОЛНЦЕ КРЕССИ
Стрелы опускались и вонзались
так густо, словно шёл снег…
Солнце играло в позолоченных шлемах и чеканных гербах, блестело в шёлковых плащах и на остриях копий. Французское рыцарство собралось на праздник, на большой турнир, где не было прекрасных дам, но было целое созвездие графов и герцогов – и даже полуслепой старик, император Иоанн, прибыл сюда, чтобы пару раз взмахнуть мечом – и достойно завершить свой рыцарский путь.
Англичане стояли на вершине длинного холма, как будто не собираясь принять участие в празднике. Их было немного, тысяч двадцать – в три или четыре раза меньше, чем французов. Они выставили вперёд пять рядов лучников, а спешенные рыцари почему-то прятались за спины простонародья. Впрочем, лучники всегда начинали сражение – и французы тоже послали вперёд наёмных генуэзских арбалетчиков. Генуэзцы не проявили себя: они стреляли гораздо медленнее англичан и быстро показали им спины – так что разъярённый король приказал рыцарям бить бегущих. На какой-то момент ряды французов смешались – но вот первая линия рыцарей пошла вперёд. Масса всадников раскачивалась на скаку, как волна, пышные султаны вздымались над блестящими шлемами, и шёлковые накидки крыльями развевались на ветру. Полуслепой Иоанн попросил своих друзей поддержать его, и они, перевязав поводья лошадей, сомкнулись вокруг императора. Внезапно раздался гулкий звук залпа из тысяч луков – и стрелы стали падать густо, как снег. Они пронзали латы, шлемы, щиты – и рыцари сотнями валились под копыта коней. Лошади бесились, почувствовав в себе стрелу, и сбрасывали седоков; весь склон холма был устлан трупами – и мало кто доскакал до линии лучников. Император Иоанн со своими товарищами прорвался к стоявшим за лучниками рыцарям и исполнил свою мечту, нанёс несколько ударов мечом и погиб. Граф Фландрский и граф д'Алансон были найдены на следующий день в окружении своих погибших рыцарей: они не дрогнули и лежали, сжимая мечи, лицом к врагу.
Теперь очередь была за второй линией французов, выстроившейся для атаки. Четыре тысячи рыцарей вели герцог Лотарингский и граф де Блуа; им удалось отбросить английских стрелков, которые укрылись за спинами своих рыцарей – но продолжали стрелять поверх их голов. Французы сбили наземь знамя принца Уэльского, командовавшего первой линией англичан, – но рыцари встали вокруг принца стеной и отбросили французов; герцог Лотарингский и граф де Блуа погибли.
У французов оставалась ещё третья линия рыцарей, которой командовал сам король Филипп. Никто здесь не спрашивал, можно ли поправить дело и не дожидался сигнала атаки: как только поле боя немного расчистилось, французы пошли вперёд. Под королём Филиппом была убита лошадь, и он пересел на другую; соратники стали убеждать короля отказаться от личного участия в битве. 'Вы потеряете эту битву, но можете выиграть другую, – говорили они. – Вы одни не сможете помочь горю'. Сир де Гэно и маршал де Монморанси взяли королевскую лошадь под узды и вывели её из сечи. Филипп остановился поодаль; уже стемнело, с холма доносился шум битвы, повсюду кричали раненые. Цвет французского рыцарства лежал здесь на поле брани – и многие были ещё живы, и он знал многих из них. Король не мог уйти просто так, он стоял и слушал шум боя, и горестные мысли лежали на его душе. Он понимал, что это – не просто битва, в которой рыцари были расстреляны лучниками, как куропатки. Это был конец рыцарской эпохи, и дальше начиналось другое время, когда господином будет не рыцарь, а плебей с луком в руках.
Он стоял и думал, а вокруг вслепую падали стрелы – как будто шёл снег.
КОНЕЦ ЭПОХИ
Число умиравших в городе днём и ночью
было столь велико, что страшно было
слышать о том, не то, что видеть.
В чём суть времен и что отличает одну эпоху от другой? Где пролегает черта между
