– Мне нужно барона Юнга, – сказал, кусая усы, гость. – По срочному делу, которое касается лично меня.
Морщины его шевелились.
– Заходите, не бойтесь, – пригласил Збук и увидел в руках наездника, кроме нагайки, длинный предмет, похожий на патронташ. После этого он втолкнул незнакомца в комнату.
– Барон? – спросил тот, как-то странно вглядываясь в фигуру Юнга.
Юнг, в свою очередь, повел, как всегда, подбородком, запахнул халат и выжидательно посмотрел на говорящего. Глаза барона внезапно расширились, как будто бы он вспомнил о каком-то забытом и неотложном деле. Но это продолжалось лишь одну минуту.
– Ну! – грубо буркнул он.
– Конечно, я так и думал, – закричал гость, ударив себя ладонью по лбу и снимая очки для того, чтобы лучше рассмотреть Юнга.
– Мы, кажется, с вами знакомы, барон, – сказал гость, покашливая и садясь без приглашения на стул. – Очень рад, со знакомыми людьми лучше говорить… Но сначала – дело, а потом я буду вас слушать или наоборот, как прикажете. Сегодня очень жарко на улице, а особенно в степи; собаки бродят, высунув языки…
– Собаки… да… собаки бродят, – невпопад пробормотал Юнг и погладил шрам на щеке. – Собственно говоря, что вам угодно от меня и кто вы такой?
– Разве вы – не бандит? – разочарованно протянул Збук. – Вы не предлагаете хунхузов, пулеметов, гранат? Странно, хотя вы в самом деле на бандита мало похожи. У вас лицо как будто не такое…
– Благодарю, – кивнул гость Збуку, как будто бы не замечая того, как исказился Юнг, услышав шутку бородача.
– Так что же у вас за дело?
– А вот… вам не знакома эта штука?
Гость, как фокусник, положил на стол похожую на патронташ вещь. При виде ее Юнг рванулся к столу.
– Дайте, дайте скорее! – кричал он, размахивая одной рукой.
Збук даже посторонился, когда барон с нетерпением схватил поданную гостем узкую седельную сумку из красного сафьяна.
– Да не рвите пряжек, я расстегну, – предложил Збук.
Барон оттолкнул бородача ногой, открыл сумку и подал ее под столом. Из сумки выпала, развертываясь на лету, узкая пергаментная трубка.
– Где вы ее достали, как она к вам попала? – кинулся Юнг к гостю. – У меня пропала лошадь с седлом, но черт с ними, я рад, что эта молитва снова у меня. (Юнг похлопал трубкой по раскрытой ладони и потом снова развернул трубку.) Так где вы ее достали? Говорите, что вы молчите? Поверьте, что если когда- нибудь вы провинились бы передо мной – я вам всегда бы простил все, если не многое, за эту находку.
– Я уже провинился перед вами, барон, – глухо проговорил приезжий, – и провинился тем… Нет, вернее, я пока хочу провиниться перед вами в том, что имею намерения не открывать вам, каким путем попала ко мне сумка… Пользуясь вашей любезностью… могу сказать только, что она пришла ко мне вполне честными путями.
– Хорошо, хорошо, можете не продолжать… Вы знаете – это молитва от пули. Был такой случай давно, еще в годы первой войны здесь с китайцами… Эту молитву подарил мне один чудак, фамилии он своей мне не говорил, но то, что он был большим чудаком – это я знаю… Джа-Лама китайцев бьет, весело и жарко на всю страну, а он, чудак-то этот, рассуждает о разных высоких делах, в философию пускается… А сам китайцев не одобрял, Джа-Ламе сочувствовал и даже дрался с ним вместе. Вот пришлось вспомнить, что он мне молитву-то и дал, я ее выпросил…
Юнг оживленно зашагал по комнате. Полы его халата разлетались во все стороны, он выдувал табак из Папирос и растаптывал его ногами. Збук почему-то присмирел и сел в углу комнаты, рассматривая на свет конец зажатой в руке собственной бороды.
Теперь очередь говорить досталась гостю. Он тихо кашлянул, вытер губы белым платком и поставил локти на свои острые, высокие колени.
– А вы не помните, барон, еще кое-что? Действительно был такой чудак-философ, учился он на медные деньги, читал книги и весь досуг свой посвящал размышлениям о высоких делах.
– Вот, вот, – обрадованно перебил его Юнг. – Он мне точно так все и рассказывал…
– Погодите, я доскажу… Потом поехали они вдвоем с проводником дальше, заблудились, и вы начали проводника шашкой плашмя охаживать, и разное там еще было… Философ-то, как вы этого человека называете, сначала струсил здорово, а потом кулачки-то сжал, как подобает сильному человеку. Видно, пришлось ему тут подумать о том, что есть на свете жестокие люди и что клин клином приходится вышибать. Наверно, подумал он про себя сам: что же я – то, тушканчик, земляной заяц перед таким человеком? И пробудилось в философе этом новое чувство, такое, назвать его трудно, не зависть и не гордость, а совсем особенное. Пояснить я вам хорошо это не могу. Не подражать философ офицеру этому хотел во всем жестоком, не так это… Погодите, я с мыслями соберусь, вам все это поясню…
Гость замолчал и в изнеможении стал протирать платком стекла своих очков. Стало тихо так, что можно было сказать, что барон и гость слышали рост бороды Збука.
Юнг встал рядом с гостем, вцепившись в край стола. Изредка барон наклонял голову, чувствуя, как от этого привычного движения у него где-то на шее блуждает легкая судорога.
– Откуда вы это знаете? – крикнул Юнг и рванулся к приезжему. – Что за чертовщина такая, в конце концов!…
Гость спокойно поставил на пол ноги. До этого он упирался носками сапог в перекладины стола. Юнг
