Меньшиков рассмеялся.
— Как же ты собираешься без денег жениться?
У Семена на это был готов ответ:
— Поп в Челмужах знакомый, повенчает задаром.
— Я не про то спрашиваю; жену-то на что содержать будешь?
Происходи все это в Волостке, Семен знал бы что делать: отправился бы на промысел, да у него с Дарьей было хозяйство. Здесь же ничего не имелось. Царь, хотя и посулил жалование, да, вероятно, позабыл. Сам же Семен стеснялся ему об этом напомнить.
— Так все же хочешь жениться? — спросил Меньшиков.
— Беспременно! — подтвердил Семен.
Он считал, что все как-нибудь образуется.
Достав мешочек с деньгами, Меньшиков высыпал их на стол. Сперва собирался дать половину, затем, вздохнув, пододвинул Семену все. Тот было заупрямился, не захотел брать. Но царский любимец, который к тому времени стал чуть ли не самым богатым человеком в государстве, проговорил:
— Бери не от Меньшикова, а от человека, которому, как и тебе, пришлось в жизни не сладко.
Семен взял деньги. Меньшиков спросил:
— А у тебя есть что надеть к свадьбе?
Семен ответил, что, кроме того платья, что на нем, больше ничего нет, — подарил это платье еще Корчмин. Сперва камзол и кафтан были даже нарядными, теперь же время и события оставили на них свои следы.
Из запасов, которые даже в разъездах были не маленькими, царский любимец выбрал нарядный костюм. В нем Семен стал походить на расфранченного придворного. Меньшиков уверил, что таким и подобает быть жениху.
Семен и Фаддеич сели на лошадей и поехали в Челмужи. Фаддеич сперва удивленно посмотрел на Семена, понял, что молодой помор как поехал, так и вернулся неженатым.
— А ну-ка расскажи! — попросил он.
В Челмужи приехали к вечеру. Им сказали, что Дарья на берегу залива. Поджидая возвращения Семена, девушка часто там проводила время.
Соскочив с лошади и отдав поводья Фаддеичу, Семен подбежал к Дарье. Та, услышав шаги, поднялась с камня. Семен подбежал ближе, и девушка обернулась. Обернувшись, она от неожиданности замерла.
Дарья увидела на Семене кафтан из лилового атласа, под которым был надет шелковый камзол. Короткие штаны были тоже из шелковой материи, чулки нитяные, белые, а на ногах башмаки с большими пряжками. На грудь от горла спускалось кружево; не менее дорогое кружево выбивалось из-под широких рукавов. Все это венчал завитой парик с треугольной шляпой, отделанной золотым галуном. Кафтан благодаря множеству складок оттопыривался ниже талии во все стороны.
Семен правильно отнес удивление Дарьи к своему костюму. И для того, чтобы поразить ее еще больше, он подбоченился. Наконец, покрасовавшись, шагнул вплотную к девушке, набрался духу и выпалил:
— Дарья, выходи за меня замуж!.. Поп тут свой, разом обвенчает!..
И сделал попытку обнять ее, — он считал, что в таких случаях именно так и полагается действовать.
Что тут могло произойти?
Молодая девушка, мытарства которой наконец-то кончились, обовьет руками шею жениха и тихо скажет, что она страшно счастлива и, в подтверждение своих слов, может быть, даже, преодолев робость, поцелует его.
Дарья этого не сделала. Она продолжала удивленно смотреть на Семена, и вдруг из ее глаз потекли слезы.
— Так как же, Дарья, — уже менее уверенно проговорил Семен, протягивая руки, — пойдешь за меня замуж?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Так как же, не пойдешь? — еще неувереннее протянул Семен.
Девушка опять отрицательно мотнула головой.
Семен ничего не мог понять: невеста, которая столько времени поджидала его и ни за кого не шла замуж, теперь, когда они могут, наконец, пожениться, вдруг отказывается. На какое-то мгновение он вспомнил все то, что говорил Андрей Денисов. Но, к чести Семена, он сразу же забыл об этом.
Наконец его словно осенило.
— Дарья, — воскликнул он, — ты меня разлюбила?..
Сквозь слезы Дарья улыбнулась; это должно было означать, что он ее не понял. Но Семен настаивал:
— Дарья, ты полюбила другого!.. Да, да, ты полюбила другого!
Дарья молчала.
— Да, да, ты меня больше не любишь!.. — настаивал Семен.
Ничего иного он придумать не мог.
Дарья ласково взглянула на него и ответила:
— Сема, я люблю тебя пуще прежнего.
— Так выходи за меня замуж! — уже с отчаянием в голосе закричал на весь берег Семен.
— Нет, замуж за тебя не пойду, — решительно ответила девушка.
Это было уже свыше его понимания. А Дарья, улыбаясь, приблизилась к нему и, все еще сквозь слезы, проговорила:
— Сема, я люблю рыбака-помора, ты же теперь стал совсем другим, посмотри сам на себя. Ты теперь — господин Поташов.
Фаддеич, который за всем этим внимательно наблюдал, вдруг так громко прыснул со смеху, что лошади испуганно вскинулись, и ему, чтобы успокоить их, пришлось сильно дернуть за поводья.
А Дарья продолжала:
— За господина Поташова поморская девушка не пойдет — господин Поташов ей не ровня... Господину Поташову теперь под стать придворная принцесса, на ней ему и жениться.
И снова она заплакала.
Конечно, Дарья плохо представляла себе «придворных принцесс» и за кого они выходят замуж. Но она понимала, что, если Семен останется при царе, поморская девушка окажется ему в тягость.
Додуматься до этого Семен сейчас не мог — у него была своя, пусть глупая, но логика.
— Нет, Дарья, ты меня разлюбила! — категорически заявил он.
— Грех тебе так говорить, Сема, — ответила девушка.
— Нет, нет, — упорствовал Семен, — ты меня не любишь... — И добавил, совсем уже расстроившись: — Ты меня и раньше не любила.
— Сема, я тебя любила, когда ты ушел в монастырь, любила, когда уплыл в Студеное море... Я и теперь тебя люблю. Но таким, каким ты был раньше, а не каким стал теперь... Я люблю помора, а не царского вельможу.
Дарья привлекла его к себе и крепко поцеловала. А затем проговорила:
— Уезжай скорее, «господин Поташов!» Уезжай!..
Семен внимательно посмотрел на Дарью; кажется, он начал что-то понимать. Спросил:
— Значит, за «господина Поташова» замуж не пойдешь?
— Не пойду! — подтвердила девушка. — А теперь уезжай скорее!..
— Нет, погоди, — продолжал Семен. — А за помора замуж пойдешь?
— Пойду, — тихо ответила Дарья.
В это время лошади опять забеспокоились, и Фаддеичу, едва не помиравшему со смеху, снова пришлось их что есть силы одернуть.
Семен вдруг сказал: «Ладно» — он все понял.
И, не говоря Дарье больше ни слова, повернулся к Фаддеичу.
— Сослужи мне еще раз службу, крестный, отвези Дарью в Волостку; она с тобой поедет... Вот тебе
