деньги, все, что дал мне Меньшиков... Только лошадей дать не могу — царевы они, с меня взыщут... А перед Меньшиковым в долгу не останусь...
Зная, что Фаддеич ему не откажет, Семен вскочил на лошадь, схватил за поводья другую и поскакал, не оглядываясь.
А если бы обернулся, то увидел бы, с какой любовью смотрит ему вслед Дарья.
На следующий день Меньшиков сказал Семену:
— Собирайся, поедем к государю, вызывает.
— А где государь находится?
— Может, на Сясьской верфи, — может, в Олонце, где застанем.
Это как раз устраивало Семена: Петр молодому помору был сейчас нужнее всего.
Но, прежде чем отправиться в дорогу, Семену пришлось присутствовать при казни господина Патварда и его сообщников. Найденные грамоты их разоблачили: одна содержала подробные инструкции, другая — не менее подробный отчет о том, что уже выполнено.
Господин Патвард сделал попытку спасти себя: предложил Меньшикову, что будет шпионить против прежних хозяев. Но Меньшиков на это не пошел, — у него уже давно в неприятельском стане были верные соглядатаи. Но другую просьбу господина Патварда Меньшиков выполнил: дал ему, перед тем как повесить, бутылку вина и именно испанского, к тому же очень крепкого.
Царя застали на Олонецкой верфи. Большие корабли строились здесь, на склоне песчаного берега. Петр наезжал сюда проверять, как идет работа; еще чаще бывал здесь Меньшиков.
Встреча произошла среди бревен, свежетесанных досок и стружек, в которых утопали ноги.
— Александр Данилович, — начал Петр, — говорил, что просить чего хочешь?
— Хочу, государь!
— Так проси, послушаем.
И, присев на бревна, Петр начал оттирать с ладоней смолу.
Семен поднял голову, поймал взгляд Петра и решительно сказал:
— Отпусти меня, государь, на Белое море.
Петр посмотрел себе на руки, нахмурился и сердито спросил:
— Чем же тебе здесь худо?
Не сробев, Семен продолжал:
— Государь, помор я. Вернусь к себе, судно новое построю, пойду промышлять. Сделаю судно, как на верфи учили, всем к примеру.
Наступило молчание. Петр вспомнил все, что ему рассказывали о Семене и что он сам о нем знал. Затем спросил:
— Хочешь со мной расстаться?
Семен не ответил. И, может быть, в первый раз опустил глаза.
— Другие, — продолжал Петр, — из кожи бы вывернулись, чтобы очутиться на твоем месте, горло бы перегрызли друг другу, а ты мною пренебрегаешь... Не хорошо это, Семен!
Молодой помор продолжал стоять опустив глаза.
И понял, наконец, Петр, что не выйдет из Семена Поташова ни Щепотьева, ни Корчмина и уж, конечно, Меньшикова. А на севере он будет ему полезен.
— Будь по-твоему, — сказал Петр, — не могу тебе приказывать — в долгу у тебя.
Царь поднялся, собираясь уходить.
— Еще прошу, государь...
— Проси, проси... Какую милость хочешь получить?
— Не милость, государь, а то, что ты сам обещал.
— А что я такое обещал?
— Выплати мне жалование.
— Вот занятно! — воскликнул Петр. — Такому бессребренику деньги!.. На что тебе понадобилось жалование?
У Семена уже был готов ответ:
— Купить лесу придется, да парусины, да снастей, да железа на скобы... Судно, конечно, сам сработаю... Еще избу, верно, придется подновить...
— И жениться собираешься? — в тон ему поддакнул Петр.
— И жениться, — подтвердил Семен.
— А вдруг Дарья за тебя и не пойдет? — спросил Петр.
Он хитрил, так как по рассказу Меньшикова знал обо всем, что произошло между молодым помором и его невестой.
— За помора Дарья пойдет, — уверенно ответил Семен.
— Эх, Семен, Семен, — сокрушенно проговорил Петр, — зря ты меня сватом не позвал, когда был я на Белом море. Я, Семен, сватать умею… Хорошо это делаю!.. Я бы и тебя сейчас высватал, да ехать недосуг — не дает мне передохнуть мой августейший братец Карл.
— А то поедем, государь, — воскликнул Семен. — Я свадьбу сыграю на всю Волостку, хорошо погуляем!
Петр рассмеялся, спросил:
— А сколько тебе жалования уплатить?
— Сколько тобой положено, государь.
Петр достал мешочек с деньгами и, передавая молодому помору, приказал:
— Сочти!
Семен счел.
— Хватит? — спросил Петр.
— С избытком! — воскликнул молодой помор.
Хотя Петр и поскупился, но у Семена никогда еще не было так много денег; их должно было хватить и на свадьбу, и на первое хозяйственное обзаведение.
Петр в это время думал: «Первый раз встретил честного человека, а он от меня уходит». И сказал:
— На севере у меня много забот — буду на тебя рассчитывать, Семен.
Молодой помор утвердительно кивнул. Попрощался Семен затем и с Меньшиковым; царский любимец ему, в свою очередь, сказал:
— Не думай, что ты от меня избавился. Как стану олонецким губернатором, попадешь под мою власть. А может быть, и меня на свадьбу пригласишь? Не плохо бы это получилось — губернатор на свадьбе у помора!..
Трогательнее всего прощался Семен с Щепотьевым. Словно оба предчувствовали, что никогда больше не увидятся. Через два года под Выборгом Щепотьев с небольшим отрядом храбрецов кинулся на абордаж неприятельского судна. Судно они захватили, и подвиг этот был расценен как из ряда вон выходящий. Тело Щепотьева и остальных погибших привезли в Санкт-Питер-Бурх, где и предали земле под грохот артиллерийского залпа. Сам Петр плакал у гроба своего верного помощника.
Корчмина на Свири не было, и Семен не смог с ним попрощаться. Но и о нем у него остались самые лучшие воспоминания.
По пути на Белое море Семен завернул в Выгорецкую обитель. Андрей Денисов встретил его сдержанно. Будучи хорошо осведомленным, киновиарх знал, что никакого поручения от Меньшикова или самого Петра у господина Поташова не имеется.
— Сударь, — обратился к нему Семен, — во время прежних посещений усмотрел я в вашей келье сундучок, расписанный цветами. Не сможете ли удовлетворить мое любопытство, как оный предмет к вам попал?
Денисов охотно ответил, что сундучок, расписанный цветами, привез тот самый старец Пахомий, которому, как известно, господин Поташов способствовал бежать из Соловецкого монастыря. И он спросил, почему этот сундучок господина Поташова заинтересовал.
Семен сказал, что сундучок подарила ему невеста, «хорошо известная господину Денисову девица
