зале ничего чрезвычайного не происходит. Более того, никакой бригады ангелов нет в природе. Нет её — и все тут.
Слава, что происходит, спросил себя, не успел ты начать свою активную валютную деятельность, а уже вовсю галлюцинируешь?
Ба! А не предупреждение ли это мне, баловню судьбы? Конечно же, предостережение, чтобы я прекратил дурку ломать! Разумеется, Василий Сухой мне самый лучший друг, да, подозреваю, даже он не поймет моего столь стремительного кидалово! Тормози, балбесина, пока не поздно и пока целы твои колченогие конечности.
— Стоп! — желчнул во всю свою глотку. — К матери такой-то это ЕВРО!
— Что?!
— Передумал я!
— А процесс уже пошел, — двинул в усмешке лицевые мускулы проклятый валютный фигляр.
— Как это пошел?! — вскричал, обращая внимание публики к своей вздыбленной персоне. — Куда пошел?!
— Туда, — хладнокровный игрун указал глазами на экран монитора. Смотри, Слава, от твоих тугриков рынок ка-а-ак понесло, ай-яя.
Правда была в этих словах: на разноцветном экране начинала происходить некая чертовщина: графики валют ползали с такой скоростью, будто агрессивные солитеры в заду засранца, случайно тяпнувшего пургена вместо лечебной хлорированной водочки.
Видимо, на моем лице отразилась такая нечеловеческая желудочная боль, что господин Кожевников не выдержал и признался, что пошутил.
— Как это? — снова возопил я, чувствуя, что жизнь возвращается в мой несуразный организм.
— А так пошутил, — повторил хороший человек и отличный знаток своего дела, поясняя, что графики зажили, потому что сытая Америка, наконец, пробудилась; мои же жалкие грошики никакой роли не играют в мировом спекулятивном процессе, а главное, они, эти десять тысяч dollars, недвижно покоятся на моем счете.
— Ах, ты не играл! — вскинулся. — Почему? — возмутился.
— Иди ты… — не выдержал моих сумасбродных глумов трейдер Анатолий. Была б моя воля… — и, отмахнувшись от безнадежного чудилы, вернулся на свое рабочее место, чтобы там клепать и клепать звонкую монету.
Мне хотелось сказать все, что я думаю, о его шуточках, да вовремя придержал язык. Кто виноват? Только ты сам, сукин сын: мало того, что вляпался в темную историю, так ещё и порешь горячку, торопясь подставить шею под ножи электронной гильотины МСБС. Зачем спешить, родной? Сиди и смотри — смотри и сиди. Куда? Да на экран, болван, где совершается великое таинство мировой валютной спекуляции. Зачем? А чтобы разгадать главную капиталистическую тайну: как из ничего получить что-то. Из ничего — что-то? Не над этой ли отгадкой бьются лучшие умы нашего миропорядка, равно как и те, кто сейчас находится рядом со мной?
Вновь окинув взглядом операционный зал, я пришел к выводу, что основную группу трейдеров составляют игроки, предпочитающие клевать по зернышку. На их лицах лежала печать каждодневной рутиной работы. М-да, с таким могильным настроением черта с два разгадаешь секрет МК — мирового капитализма! Надо что-то делать? Что?
Я вылупился на экран с выражением близким к выражению нашего милого дворового идиота Илюши Шепотинника, когда тот глазел в одну точку. Что он там, в этой запредельной точечной бесконечности, видел, сказать трудно. Хотя думаю, ему было куда легче, чем мне. Он жил по своим больным законам и мог видеть то, что хотел. А как быть со мной, трезвеннику, находящемуся в жестких рамках этой проклятой МСБС?
Около часа я пялился на экран, пытаясь уловить закономерность в движении диаграмм. Куда там? Хотя мне показалось, что каждая валюта несет в себе черты своей нации. Скажем, фунт стерлинг практически не менялся, схожий поведением на высокомерного британского лорда с гнутым лорнетом. Японская иена наоборот — то падала вниз, то поднималась до немыслимых высот, напоминая о хитрых и строптивых самураях. ЕВРО обладала, как бюргерской невозмутимостью, так и мафиозной горячностью итальянцев. А швейцарский франк, всячески подчеркивая свою нейтральность и независимость, тем не менее, близко повторял движение ЕВРО.
Играть или не играть? Я покосился на телефонный аппарат, точно на кусок взрывоопасного пластита с зарядом. Если подниму трубку, то начнутся необратимые процессы, последствия которых трудно предусмотреть. Или лучше сидеть и ждать, как охотник в засаде, верную котировку? Черт знает что?! Ожидание смерти — хуже самой смерти. Плюнуть на все и пойти ва-банк?! Пан или пропал?!
Мои муки прекратила Мая, возникшей доброй феей из воздуха. Дежурно поинтересовавшись делами, присела рядом, закинув ногу на ногу. Ах, какие это были ножки! Ноги в прозрачных колготках цвета южной антальской ночи! Была б моя воля… Воли не было, равно как и деньжат, чтобы проявить эту самую волю.
Потом я почувствовал тонкий запах дорогих духов и понял, что такую барышню не удивишь приглашением на богемские богатые Багамские острова.
— Какое настроение? — свела губы в улыбчивое сердечко.
— Боевое, — брякнул я. (И половое, добавил про себя.)
— Это хорошо, — и удивилась: почему я играю сразу по четырем валютам? Такое позволяют себе только многоопытные трейдеры? — Кто насоветовал? — и выразительно посмотрела на невыразительного Анатолия, занятого исключительно своими проблемами.
— Я сам, — с убеждением проговорил. — Играть так на миллион, любить так королеву.
— Миллион уже в кармане?
— Пока нет, — скромно притупил взор.
— А что так?
— Хочу понять главный закон буржуинов, — признался.
— Какой такой закон?
— Как из ничего сделать что-то, — руками обвел пространство вокруг себя, изображая холщовый мешок, набитый банковскими брикетами.
— Есть оптимальная система разумных рисков, — ответила на это девушка и пояснила, что именно по этой системе и трудятся большинство трейдеров.
— Клюют по зернышку, — прекрасно понял я.
И поинтересовался, играем ли мы хоть какую-нибудь роль в мировом валютном процессе?
Сдержанно улыбнувшись, Мая ответила, что никакого значения наша бурная деятельность не имеет — для мирового валютного сообщества. Тогда зачем мы тут все собрались, удивился я.
— Слава, это такая же работа, как печь пироги и тачать сапоги, последовал незамысловатый ответ.
— Пирожку пирожок рознь, — буркнул я. — Как и сапог сапогу.
— О чем речь? — не поняли меня.
Я бы ответил, да толком сам не знал, отчего смущена душа. Быть может, не нравилось ощущение того, что мы все копошимся в беспредельно глубокой бездне, где нет, и не будет ни одного проблеска солнечного света. Мы рождены в этой зловонной выгребной яме, и все попытки вырваться из неё обречены на неудачу. Свободные горы с хрустальным холодным воздухом нам только снятся. Пробуждаясь, мы вновь оказываемся в гниющей жиже повседневности. Такова люмпеновская доля кишащих тварей? Но кто установил эти законы бытия — законы низших двухмерных планет? Не мы ли сами порождаем их, страшась вырваться из границ, предписанных Высшей волей.
— Так о чем речь? — повторила вопрос Мая, высветив на экране график одной валюты — ЕВРО.
— Пустое, — отмахнулся я. — Хочу жить красиво, — и промолчал: — И умереть талантливо.
— Все хотят жить красиво, — проговорила девушка моей мечты и посоветовала открыть позицию: прикупить лот валюты Европейского сообщества. — Низкая котировка, — указала пальчиком на график. — Сегодня ниже не будет.
— Неужели? — засомневался я.
