кто-то изящно матерился, кто-то упал… Затрещала материя…
Как говорится, если хочешь разбудить в женщине хищника, приведи её в модный бутик.
— Девочки-девочки, вах! — кричал Хосе. — На всех хватит, вах! Не рвите эсклюзив, вах! Пожалейте труды Карины Арменовны. Прекратите, говорю, рвать, вах, вашу мать! Иначе пожалуюсь госпоже Мунтян!
Угроза возымела нужное действие, как ушат холодной воды. Впрочем, причина общего успокоения была в ином: каждая «хищница», довольно урча, уже уносила с собой понравившуюся добычу-вещичку. В свой уголок.
В моих руках оказалось платье из панбархата, шитое золотом словно инкрустированный шкаф эпохи Людовика XIV.
Переодевшись, поняла, что именно этот туалет подходит к моему образу образу снобке, презирающей суетный мирок у её миленьких утонченных ножек. Ну, что ж осталось хорошо сыграть данную роль.
И с этой мыслью осмотрелась: первое впечатление, что я оказалась в курятнике с испанским петушком. Хосе мелькал то тут, то там, советуя, помогая, восхищаясь и стеная от чувств-с: вах-вах! Второе впечатление: нахожусь в коровнике. На многих девицах наряды сидели, как седла на буренках. Третье впечатление: не в публичном ли доме города Урюпинска я оказалась?
— Девочки! Внимание, вах! — захлопал в ладоши Хосе. — Разбились на пятерки, вах, тьфу, чтобы я ещё раз сказал «вах». Определитесь, кто за кем идет. На подиуме от вас требуется лишь одного: пройти от начала до конца. И вернуться. Хорошо бы с подиума не падать. На головы дизайнеров. Смеетесь? А такие случаи были. Главное: не волнуйтесь. Сосредоточьтесь… э… э…
— Вах! — закричали всех.
— Вот именно! Думайте о вечном. Если хотите играть лицом — играйте. Но! Не заигрывайтесь! Здесь вам не театральное училище. Вы меня поняли, красавицы? Разбивайтесь, говорю, на пятерки, разбивайтесь…
— Разбиваться — на что?..
— На то!.. Вах!
Я начинала раздражаться: темная энергия праздно-пахучих и бестолковых подруг дурманила, точно газ иприт. Сколько можно галдеть, потеть и попусту переживать?
— Кто со мной, — проговорила противным голосом. — Иду первой.
«А кто не со мной, тот против меня», промолчала.
Мой зачин был поддержан — началась новая толчея у выхода на подиум. Меня толкали в спину костлявые тела, и я усмехнулась: точно, черт подери, настоящий кастинг.
— Внимание, девочки! — снова раздался энергичный голос Хосе. Приготовиться первой пятерки. Сейчас пойдет фонограмма — и под нее… вперед!..
Нервничала ли я? Трудно сказать. Хотя некий холодок сковал мою душу, если предположить, что она все-таки обитает меж ребер грудной клетки.
Нужно растопить этот мороз своей ослепительной улыбкой, решаю я и выглядываю из-за кулис. В полутемном зале за столиком, освещенном лампочкой обмороженного властью чубайса, угадывались несколько фигур тех, от кого зависела моя дальнейшая карьера. Нет ли среди них господина Чиковани? Вспомнит мое непочтительное поведение в баре и чикнет по молодой судьбе огромным грузинским кинжалом мелкой мести!
Ничего — прорвемся, говорю себе, и… на сцене возникает длинная дорожка, вытканная из света и призрачных иллюзий, а из невидимых динамиков рвется бравурная музыка!..
— Пошли, девочки, пошли, — слышу голос Хосе. — Бодро, весело, задорно! Вперед!
Я делаю шаг на подиум и вдруг осознаю, что мной совершена ошибка. И заключается она в том, что я — это не я. На лице — чужая маска, на плечах чужие одежды, на руке — чужой номерок.
Как этого раньше не понимала? Беспощадный свет подиума вскрыл всю лживость моих внешних и внутренних потуг.
Я делаю ещё один шаг — и ощущаю всю нелепость и бездарность своего появления.
Еще шаг — наивная дурочка, смеющая считать, что мир падет к его ногам.
Еще шаг — истеричка, не умеющая владеть даже основами поведения на сцене.
Еще шаг — такое чувство, что иду в гробовой тишине, хотя все пространство разрывается от музыкальных звуков.
Еще шаг — мимика и жесты, как у деревянной куклы, возомнившей, что она живая.
У темнеющей бездны делаю разворот — и спотыкающимся шагом начинаю обратный отсчет.
Раз — так мне и надо, самодовольной провинциалке.
Два — хороший урок, доказывающий, что никогда нельзя влезать в чужие шкуры.
Три — надо срочно содрать всю мишуру посредственности и порочности и тогда, быть может, у меня появится новый шанс…
— Отлично, девочки! Спасибо, — голос Хосе. — Следующая пятерка!
Я чувствую себя так, будто объелась несколько килограммами селедки, мерзкой, из ржавой бочки, стоящей на портовой пристани. Меня буквально тошнит сельдью несбывшихся надежд и вот-вот вырвет на эсклюзив мадам Мунтян.
Спасая себя от истерики и окончательного позора, несусь галопом в туалетную комнату, благо она недалеко.
Фаянсовый тюльпан умывальника принимает из меня янтарную бурду апельсинового сока и дерьмо недоброкачественного пирожного. Боже мой, пугаюсь своего состояния. Я же отравилась в этом проклятом баре. И поэтому так гадко чувствовал себя на подиуме.
Смотрю на себя в зеркало — ужасная, подурневшая тюха с подтекающими ресницами и макияжем, со сбитыми волосами цвета красного рубина. Ужас!
Прочь это кошмарное чудовище, прочь эту тварь, прочь эту гадину! Вон из моей счастливой жизни! И подставляю свою скверную головушку под шипящую струю воды, точно под топор палача.
Вода смывает всю нечисть и омывает мою душу. Я чувствую заметное облегчение и прежнюю легкость. Я возвращаюсь к самой себе. Пусть Москва примет меня такой, какая я есть. Если этого не произойдет, то это уже не мои проблемы.
Под жужжащей сушилкой сушу волосы. Массирую лицо — оно чисто и просто, как теплый воздух. Теперь остается лишь переодеться и… сделать вид, что опоздала вовремя записаться у подслеповатой Фаи. Да-да, так и сделаю. Выйду на подиум последней и без номерка. Маленькая хитрость, которая поможет покорить столицу.
Обновленная, возвращаюсь на место событий — там наблюдается истерический кавардак. Кто-то рыдает, уткнувшись в кинутые наряды, кто-то хохочет, пританцовывая, кто-то украдкой пьет шампанское за свою будущую победу.
Я успеваю сорвать с себя претенциозный наряд и натянуть маленькое стильное платьице девочки- подростка. Оно чуть мне мало, но это и к лучшему: подчеркивает фигурку и оголяет природно-мраморные колени. Теперь вперед и только вперед, Мария!
— Девушка, вах, — голос Хосе. — А где ваш номерок?
— А я вне конкурса, — брякаю и вновь заступаю на световую дорожку надежды.
И такое впечатление, что скольжу по ней, точно по морской волне. Гриновская девушка, бегущая по волнам, — это про меня. Я легка и элегантна. Я юна и беспечна. Я счастлива.
Неожиданно музыкальное попурри обрывается и в оглушительной тишине раздается грассирующий, с мягким акцентом голос:
— Дэвушка, а какой ваш номер?
Я понимаю, кто задает мне этот вопрос, и поэтому виновато переступаю с ноги на ногу:
— Простите, не успела за номерком.
— А как вас зовут?
— Маша.
— Хорошо, Маша. Идите.
Так, кажется, меня приметили. Что уже хорошо. А вдруг и номер «19» взяли на заметку? Вот тогда мне будет точно не до смеха. Не перехитрила ли я сама себя?
