Васильевна. Пили чай, ели новый торт «наполеон» и шутили. И я даже смеялась дурацким шуткам Максима.
Потом приехал Стахов, и я попрощалась со всеми. Мне пожелали счастливого полета. И мы остались одни, я и мой любимый. Он говорил какие-то глупости и тоже шутил.
Когда наш джип вырвался на скоростную трассу, я поинтересовалась: сколько до отлета самолета?
— Не волнуйся, Маша, — радостно ответил Алекс. — Мы с запасом. Я в этом смысле очень предусмотрительный, мало ли что на дороге…
— Да, мало ли что, — согласилась я.
И когда услышала знакомый напряженный гул самолетов, попросила водителя притормозить внедорожник на обочине.
— Зачем? — удивился.
— Хочу попрощаться, — и указала на поле за небольшим перелеском. Видишь, там стог сена…
— Вижу. И что?
— Пошли туда.
— Маша?
— Я так хочу.
— Ну, родная, с тобой не соскучишься, — выходил из машины. — Опоздаем?
— Постараемся не делать этого, — и принялась спускаться в заросшую травой канаву.
— Минуточку, — помогал, протянув руку. — Никогда не подозревал, что ты такая романтическая… особа…
— Какая есть, милый.
По-моему, охотник на людей, как и все мужчины, не понимал до конца, что от него пытается добиться женщина, в данном случае, молодая девушка.
Мы прошли по теплому перелеску — там пели летние невидимые птицы. Потом вышли на поле, от него исходил природный, дурманящий дух вечной жизни. Солнце пылало в чистом зените, лишь несколько облаков…
Я обняла за талию своего спутника, а он — мою, и так мы шли-шли спотыкающимся шагом, приближаясь к стогу нового сена.
— Маша, понимаешь, что делаешь? — спросил меня, когда наконец понял в чем дело.
— Я хочу быть женщиной, — ответила. — И я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной.
— Ты сумасшедшая?
— Чуть, — улыбнулась. — Я люблю тебя. Но больше себя.
— Маша, — терялся.
— Прекрати, — сказала я. — Прояви мужество и отвагу!
— О, Боги!
— Они не помогут, — и резкой подсечкой завалила любимого в стог сена.
И плывет над нами синь неба. И в ней, как в море, плывем мы. Потому, что небо — это море. И пока есть море — есть я. И я буду счастлива, как счастливо море во время прилива.
Этот великолепный торжественный пафос — ссаживает сухопутная, пыльная, как правда, корова. У неё гнутые рога и трудолюбивое вымя до самой до стерни. Красивыми влажными глазами глядит она на нас, людей, копошащихся в сене. Потом, шумно вздохнув, продолжает свой путь: должно быть, это её стог сена? Прости, бурена, говорю ей, и пойми…
Примечания
1
В романе по убедительной просьбе всех прекрасных дам использование агрессивной ненормативной лексики не имеет места быть, кроме одного слова. (Авт.)
2
Набор слов, тарабарщина (Авт.)
