— Молчи, сука. У меня душа молодая. Я ем молодое и красивое мясо, и я буду вечен. Ты знаешь, какая печень у молоденьких девочек? У-у-у, пальчики оближешь. И у тебя, Машенька, печень хороша. Ты же не пьешь, не куришь? А?
— Все равно подохнешь от старости. Будешь немощным и никому не нужным. Тебя будут бить молодые и красивые…
— Говори-говори, сука. Вся в маму. Та всю жизнь мне испортила — теперь ты портишь кровь и удовольствие.
— При чем тут моя мама? — не понимаю.
— А при том, — сварливо и по-старчески проговорил, — я за ней три года ухаживал. Я её любил так, как никто. Ты знаешь, что такое любовь? Нет, ты не знаешь. Ты слишком глупа и красива. А я её любил всем сердцем, всей душой. Она плюнула в мою душу. Плюнула и вышла замуж за этого бравого морячка… Погналась за красивой формой. Почему? Зачем? Я её спрашивал, а она смеялась в лицо и говорила, что внешний вид мой… А какой вид у него?
— О моем отце речь?
— О ком еще? Он пришел и взял мою Викторию, мою девочку Вику, мою единственную радость… — и заплакал. И плакал искренне и по-настоящему. Если бы кто мог знать, какие чувства я испытывал на свадьбе. Я терпел! Терпел! Терпел! Я сделал вид, что все хорошо. Они были счастливы. У них был медовый месяц, а я… я хотел уйти из жизни. Ты, Машенька, не знаешь, что такое смерть. А я знаю, — указал на свою шею. — Думаешь, что это за бороздка? Э-э-э, это от веревки. Да-с, пытался повесится, дурак. Хорошо, что веревочка попала трухлявой… Повезло, — недобро ухмыльнулся. Придушил себя малость, а так — порядок! Даже понял, что надо делать. Нужно время. Что может быть прекраснее выношенной мести. Я её лелеял долгие годы — и вот моя месть, — поднялся с табуретки, ушел в темный угол. Вынес оттуда на мутный свет небольшую кинокамеру на треноге. — Будем снимать картину о тебе, Машенька. Ты ведь девочка послушная на самом деле, — вспомнил. — Вот не сняла трусики, а теперь расплачиваешься. Я тебя предупреждал по телефону…
— А почему голос не узнавала? — задала вопрос, давно меня мучивший.
— А очень просто, — вытащил из кармана брюк аппаратик, похожий на бритвенный прибор. — Искажает голос. Очень удобная игрушка для умных людей.
— Умных людей?
— Да, я умный, Машенька, и в этом ты скоро убедишься, — настраивал кинокамеру. — Если будешь вести себя пристойно, я дам тебе шанс на жизнь, если нет — прости…
— Шанс?
— Конечно. Я всем девочкам дарил шанс. К сожалению, ни одна…
— А зачем убивал?
— Как это зачем? Я тренировался, — ответил с открытой улыбкой. — Не мог же без репетиции? Даже актеры репетируют, прежде чем заснять сцену. Я же не мясник, я — интеллектуал, и хочу сделать все красиво. Картинка должна быть красивой. Например, отрубить руку одним махом — это ремесло, а вот пальчик за пальчиком, пальчик за пальчиком — это высокое искусство. Ты, Машенька, ничего не имеешь против высокого искусства? — Заглянул в видоискатель кинокамеры. — Кажется, вот так хорошо?
Бог мой, кто мог предположить, что в дивном Дивноморске выращивается такое монстровидное чудовище? Вероятно, попытка самоудушения нарушила его функции головного мозга. И теперь у меня никаких шансов. Никаких. Раньше или позже буду разрублена на куски мяса и подвешена на крюки, которые я, наконец, заметила в углу гаража.
— Ну-с приступим, — говорит маньяк и продолжает весьма обстоятельно: Первое условие, не называй моего имени-отчества. Веди себя, Машенька, красиво. Умирать надо достойно, правильно? Второе условие: снимаешь кофточку, потом джинсики, потом трусики… Сняв трусики, становишься, как собачка, раздвинув широко ноги… И начинаешь лаять… Вот такая будет наша мизансцена на сегодня…
Выслушав такое основательное напутствие, неожиданно начинаю смеяться в голос — видимо, защитная реакция организма. Смеясь, произношу ключевые фразы:
— Ха-ха, старый импотент! Ты всегда был импотентом. Это все женщины чувствуют. Ха-ха! И мама это почувствовала. Ха-ха. Ты что-то хочешь сделать, ха-ха? У тебя, импотент, ничего не получится, импотент! Ты обречен, импотент. У тебя много денег, а силу стручка купить не можешь, ха-ха! Стручок, небось, ма-а- аленький… и не удаленький, ха-ха!..
— Говори-говори, — сверлит ненавидящими глазами. — Ты сражаешься за свою жизнь. Это хорошо. Не люблю иметь дело с размазнями.
— Импотент!
— Все, хватит! — делает резкий жест в сторону и — в его правой руке оказывается кухонный резак. — Еще это слово — и отрублю палец. Еще слово и ещё палец…
— Импотент! — вскакиваю; под руку попадает металлическая миска и я тотчас же швыряю её в безумца.
Пытаясь увернуться, тот задевает треногу — видеокамера заваливается и обрушивается на бетонный пол.
Я торжествую — пусть проиграю битву за жизнь, но временная победа за мной.
— Сука, — ругается, ползая по полу на карачках. — За все заплатишь. Будешь умирать долго-долго- долго. Это я тебе обещаю. Ты будешь молить меня о смерти…
Взяв битую видеокамеру и бормоча проклятия, удаляется вон из гаража. Я перевожу дыхание. Думай, Маша, думай. Выход есть. Его не может не быть.
Рассматриваю держатели — вижу внутренние замочки. Они просты: отщелкнул — и свобода! Требуется остренький предмет. Что у меня есть? Ничего нет? Есть! Есть! Есть — уговариваю. Думай, Маша, бью себя кулаком по лбу и… вдруг… прическа? Конечно же, в этой прическе должны остаться заколки, которые крепили теле-радио… Боже мой! Господи, дай мне последний шанс!..
Дрожащими пальцами обыскиваю свои волосы. Меня бьет нервная дрожь. Ну же!.. Все будет хорошо — буду любить весь мир… Лишь… Есть! Да, она! Такого чувства победы не испытывала никогда, даже на подиуме. Никакая блестящая виктория в конкурсе красоты не заменит мне эту заколку!
Так, теперь аккуратно вклинить этот «ключик» в замочек. Поворот, ещё один поворот. Спокойно, не торопись. Ну, пожалуйста!.. Откройся…
На уровне подсознания слышу хруст металла о металл — и… рука свободна. Моя правая рука свободна! Господи, ТЫ есть, я тебя люблю, и люблю мир, тобой созданный однажды. Теперь капкан на левой руке. Так спокойно-спокойно. Поворот. И я вдруг слышу далекий гул самолета. Если все закончится моей победой — улечу… Есть! Я свободна! Свободна?
Успокойся, прошу себя. Ты свободна и теперь твои действия должны быть идеальными. Нельзя допустить ошибки. Бежать? Куда? Тяжелые ворота гаража закрыты на засов и амбарный замок.
На цыпочках приближаюсь к оцинкованной двери. Замечаю среди валяющихся инструментов ломик, знакомый по кошмарным сновидениям.
Беру его в руки. Решено: без смертельного боя не сдамся. Или я — или он. Всматриваюсь в тусклый свет, который освещает небольшую лестницу, ведущую наверх. Семь ступенек — тихо поднимаюсь по ним. Низенькая конурочная дверь. Что там за ней? С напряжением прислушиваюсь к тишине дома.
Нужно рисковать, Маша, нужно рисковать.
Решаю подождать самолетного гула. Проходит минута — как вечность. Наконец надвигающийся небесный шум позволяет толкнуть дверь. Она приоткрывается — жилая комната, плохо освещенная.
Делаю шаг вперед, выдвинув перед собой ломик. Запах старого дома пахнет коврами, книгами, картинами, пылью, пережаренным мясом. Тишина и покой, только где-то в полутьме тикают ходики.
В зарешеченных окнах плавает полная мертвая луна. От напряжения мне кажется, что вижу на этом небесном желтке высушенные моря и океаны, по которому ходят рукотворные луноходики…
Где этот сумасшедший маньяк, который потерял все человеческие ориентиры?
Медленно продвигаюсь по частному дому, защищенному от посторонних взглядов огромным металлическим забором. Наверное, наша страна занимала первое место по производству этих заборов. Хоть какое-то достижение, не так ли?
Потом замечаю полоску яркого света, она выбивается из-под двери. Приближаюсь к ней, чуть
