– Вообще-то я намеревался разлить масло перед галерой, – сообщил Норриэйв примерно через час, нарушая общее молчание. – Тот фонтан пламени, который мы видели, получился по чистой случайности.
Вскоре капитан ударил в гонг, призывая всех членов экипажа собраться перед ним.
– Я объявляю, что военное положение на судне закончилось, – провозгласил капитан. – Высокоученая Старейшина, я в вашем распоряжении.
Все поклонились священнице, последовав его примеру. Терикель прокашлялась:
– Если у вас в дальнейшем будут возникать подобные творческие, новаторские идеи, капитан, попрошу сохранить их при себе, – она взглянула в глаза Норриэйву. – Устраивать такие эксперименты на корабле слишком опасно. Подводные сражения пока еще превосходят технические возможности нашего мира.
– Но мы ведь сумели воспользоваться преимуществами ситуации, не правда ли? – рассмеялся Норриэйв, мотнув головой.
– Вы попросили о помощи дракона, капитан, – заметил Ровал. – в следующий раз нам может не повезти.
– В следующий раз мы можем оказаться на галере, – твердо сказала Терикель. Клянусь богами подлунного мира, я ненавижу море. И после такой ночи мне придется заставлять себя ступить на мост или опуститься в ванну.
Норриэйв ушел вовнутрь, оставив Терикель и Ровала на юте, под дождем. Терикель шагнула вперед и обняла колдуна.
– Когда… когда «Лунная тень» всплыла… – начала она, а затем слова покинули ее.
– Прости, – прошептал он. – Наверное, не стоит так вот демонстрировать нашу близость.
– Я… почему? Почему нет?
– Протокол нашей службы очень строго ограничивает санкционированное сближение с женщинами.
– Ровал, это нелепо! Когда стражники поднимались на борт «Лунной тени», мы полностью разделись и легли в постель!
– Это была военная операция, акт шпионажа. Мы находились на службе и выполняли свой долг.
– Но… Что же… А почему ты бросился обнимать меня, когда «Лунная тень» поднялась из глубины и я выбралась наружу?
– Я беспокоился за тебя. И хотел удостовериться, что ты не получила серьезных повреждений.
Терикель покачала головой. Ровал скрестил руки на груди.
– Кстати, насчет Высокоученой Уэнсомер, – как бы между прочим заговорила Терикель после секундной паузы. – Если с ней все в порядке, ты…
Ровал издал такой звук, словно его кто-то попытался придушить.
– Никогда! – выдавил он с усилием. – Я доставлял ее в постель и раздевал лишь в тех случаях, когда она была смертельно пьяна и могла умереть при очередном рвотном позыве. Даже такое случалось не часто, но… Послушай, она просто мой друг, я забочусь о ней, много раз рисковал ради нее жизнью, но постель? Ну, один раз это все же случилось, но даже воспоминание об этом причиняет мне острую, мучительную боль.
– Так, значит, ты и она…
– Никогда. Как бы ни была умна женщина, она непредсказуема и нестабильна, как заклинание сияния. Но, по крайней мере, ты могла бы отдать должное моему хорошему вкусу.
Несмотря на холодный дождь, соленые брызги и пронизывающий ветер, Терикель почувствовала, как внутри у нее рождается тепло. Но тут она вспомнила, что хотела бы еще кое-что прояснить:
– Ты когда-нибудь обсуждал с Лароном эту его рыцарскую чепуху?
– Я восхищаюсь твердыми принципами Ларона…
– Ну знаешь, Хэзлок передал мне твои слова, сказанные там, на глубине.
Ровал приоткрыл рот, глубоко вздохнул, несколько раз попытался что-то произнести, потом отвернулся и взглянул на волны за бортом. Он всерьез задумался, не стоит ли прыгнуть в них прямо сейчас, но затем решил, что самоконтроль поможет ему справиться с любой ситуацией. Он вспомнил инструкции по поддержанию самодисциплины.
– Ровал, последний, с кем я спала, был Феран Вудбар. Это происходило в капитанской каюте. За кормой осталась Торея, превратившаяся в обгорелую массу стекла и шлака, моя семья, все мои друзья. Мой орден обратились пеплом и дымом, их развеял ветер. Феран готов был заниматься сексом всю ночь напролет, пока не приходил Ларон. Клянусь, после этого я не была ни с одним мужчиной.
– Именно так, моя госпожа, об этом я и говорю, – пробормотал Ровал, испытывая облегчение. – Конечно, я понимаю и уважаю твои чувства…
– Ровал, прошу тебя, заткнись и дай мне закончить.
– Извини.
– С тех пор меня преследует одна мысль. Почему именно Феран должен стать моим последним воспоминанием о мужских объятиях? Он был воплощением похоти, без нежности, без нормального человеческого сочувствия… О нет, я не могу говорить о нем без закипающей ярости. А потом появился ты. Милый, очаровательный, благородный, образованный и такой красивый – особенно когда голова чисто выбрита. Ты казался слишком хорошим, чтобы быть настоящим, но никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса – даже когда мы оказались обнаженными в одной постели. Я полагала, у тебя есть где-то другая женщина, твоя истинная любовь, а может, у тебя просто иные пристрастия. Откуда мне было знать, что ты агент специальной службы? И я понятия не имела обо всех ваших инструкциях насчет
