– Я мальчишка, которому подчиняются многие очень важные люди. А еще я мальчишка, который ищет менее жадного партнера, – Ларон встал. – А теперь прошу извинить меня…
– Постой! – стражник тоже поднялся со стула. – Слушай, я должен оказаться как можно дальше от Тореи, когда ее захватит Варсовран.
– Я знаю. Ты не в первый раз предаешь. Именно поэтому мне тебя рекомендовали, и именно поэтому я решил обратиться с предложением к тебе.
– Сорок циркаров едва покроют дорогу до Акремы.
– А там ты сможешь поступить на службу наемником и начать жизнь заново, с десятью золотыми циркарами в кармане. «Белая волна» отплывает сегодня ночью, когда закончится твоя смена. Капитана попросили дождаться, но ты должен исчезнуть до того, как поднимется крик и шум, вызванный моим появлением.
Голова Гаррика склонилась, он закрыл лицо руками. После короткой внутренней борьбы стражник кивнул:
– Идет, сорок циркаров.
Через пять дней без еды, на одной воде, Веландер чувствовала постоянную слабость и головокружение, но сохраняла поразительный самоконтроль. В полдень Спрашивающая ввела ее во внутреннее святилище храма, там они предались медитации, продлившейся около двух часов. Затем вошли члены Совета и подвергли девушку самому жесткому и почти агрессивному допросу, проверяя знание теории, испытывая ее убежденность и преданность ордену. Веландер ощущала, как постепенно закипает гнев, как истощаются силы, но все же не сломалась. Наконец девушку оставили в одиночестве, чтобы она снова погрузилась в медитативное состояние, пока Совет будет обсуждать ее кандидатуру.
Веландер слышала звон колокола, доносившийся из гавани. Это означало, что наступил час прилива. Доносились сигналы с кораблей, входивших в порт один за другим. «Неуклонный успех», «Белая волна» и «Блестящий бросок» дали знать о своем появлении, но не слышалось сигналов об отправлении кораблей. Она знала, что «Полет стрелы» отплывет следующим утром. Значит, Феран все еще здесь. После эмоциональной встряски, устроенной Старейшинами, даже компания капитана казалась Веландер вполне приятной. Вероятно, они с Терикель могли бы пойти в порт и попрощаться. В конце концов, они, как две священницы, имеют право поблагодарить моряков за помощь в изучении диомеданского языка. Впрочем, Веландер чувствовала такую слабость, что едва ли смогла бы пройти три мили, отделявшие храм от морского берега. Она решила, пусть и неохотно, что нужно пересилить себя и пойти в порт, по крайней мере это будет приятно Терикель.
Когда день клонился к вечеру, Веландер вывели на площадь перед храмом. В центре площади находился огромный очаг из черного камня, по форме напоминавший когтистую лапу. Уже лежала груда валежника. Все священницы и ученицы собрались на каменных ступенях, чтобы наблюдать, как Веландер начнет последнее испытание. Терикель в этот момент находилась в маленькой Капелле Бодрствования, построенной ниже по склону холма. Когда солнце коснулось линии горизонта, отмечая конец дня, из внешнего святилища раздался громкий и торжественный голос труб. Веландер зажгла факел от вечного огня, горевшего в очаге храма, и прошла к центру площади, чтобы поджечь валежник. Яркий огонь в огромном черном очаге символизировал свет знаний, рассеивающий и изгоняющий тьму. Валежник напоминал, что знание должно быть прочным и крепким, иначе оно улетучится так же быстро, как сгорает сухой хворост. Если она сможет поддерживать огонь на протяжении ночи, с рассветом станет «достопочтенной Веландер». Собравшиеся медленно разошлись, оставив девушку в одиночестве.
Вечером Гаррик дал знак Ларону, а затем провел в капеллу, скрывавшуюся в Садах Созерцания.
– Осторожнее, там священница, – прошипел стражник. – Она молится, пока ученица проходит обряд посвящения.
«Терикель», – подумал Ларон, но прикинулся, что эта информация его не интересует. Они подошли к задней стене капеллы, коленопреклоненная фигура не шевельнулась.
– Ты знаешь, что мне теперь предстоит? – шепотом спросил Ларон.
– Нужно сделать отметку, что ты покинул храм, потом явиться к начальнику стражи и доложить, что на территории не осталось посторонних.
– Хорошо, а потом?
– Прибыть на «Белую волну» сразу после полуночи.
– Они ждут тебя, а еще сорок циркаров за проезд. Теперь прощай, и никогда не упоминай о том, что здесь было.
– Слушай, по поводу Старейшины… Я… я имел виду… ты же не собираешься убивать эту старую летучую мышь?
– Я следую путем рыцаря, – гордо заявил Ларон.
– Ну, и что это означает? – нервно почесывая шею, поинтересовался стражник.
– Если все пройдет хорошо, то никто не пострадает. А теперь уходи.
Как только Ларон остался в одиночестве, он удостоверился, что Терикель по-прежнему молится, а затем осторожно стал взбираться по каменной стене капеллы. Через несколько мгновений он уже добрался до балок перекрытия. В отдалении раздался удар гонга. Ларон быстро отрезал веревочную сетку, закрепленную на вентиляционном отверстии, преграду для голубей, затем проскользнул в образовавшийся проем внутрь темного, узкого прохода. Днем его манипуляции кто-нибудь мог заметить, но сумерки надежно укрывали от случайного взгляда. Вампиру пришлось цепляться за ровную стену, на которой пальцы живого человека никогда не нашли бы достаточную опору.
Окно, которое вело в комнату Старейшины, было защищено заговором, но довольно примитивным, способным остановить лишь обычного живого вора. Но поскольку Ларон не был живым, ему ничего не стоило пройти. К счастью, Старейшина поддерживала в комнате идеальный порядок, как человек предельно организованный и аккуратный. Книги стояли на полках, свитки покоились в ячейках с тщательно проставленными названиями на этикетках, а позади массивного письменного стола находился стул с высокой спинкой, похожий скорее на трон, чем на обычное сиденье. На хорошо освещенном столе в строгом порядке располагались стеклянные пирамиды, горка сланцевых плиток с окаменевшими останками обитателей древних морей, не меньше дюжины шариков разной величины, выточенных из полудрагоценных камней, хрусталя и стекла, аморфные куски метеоритов, тонкие листки золота, серебряные приборы и причудливые механизмы, а также чаши из черного стекла и горного хрусталя.
