-- Завтра утром и нападем,-- Едигир сказал об этом спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся,-- а сейчас надо одежду достать.
-- Какую одежду?
-- Такую, как у них. Халаты, шапки. Да и оружие тоже не помешает.
-- Понял! Понял! -- Колычев буквально захлебнулся от юношеского восторга, -- пошли.
-- Нет! Ты, Петр, останься с лошадьми. А со мной пойдут Федор и Алексей,-- неожиданно приказал Едигир Колычеву, который вначале весь взвился, чуть не кинулся на него с кулаками, но заметно поостыл и с вздохом опустился на землю, тихо сказав:
-- Может, ты и прав. Кому-то надо и за лошадьми присмотреть. Только...,-- он чуть помолчал,-- может, еды в лагере найдете... А то вторые сутки корешки жуем. И корочки хлеба во рту не было. -- Последняя фраза рассмешила всех и каждый доброжелательно похлопал его по плечу.
Низко пригибаясь, они бесшумно пробирались вдоль речного берега, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. На их счастье луна еще не взошла, и они находились в относительной безопасности -- в стороне от лагерных костров.
Неожиданно Едигир остановился и поднял руку. Послушал и, наклонившись к самому уху Барятинского, зашептал:
-- Слышишь, кони ходят?
-- Слышу, -- так же шепотом ответил тот.
-- Там должны быть пастухи. Подкрадемся...-- и он бесшумно заскользил дальше. Шедший сзади Репнин неожиданно ойкнул, ударившись ногой о поваленное дерево и тут же из темноты раздался чей-то встревоженный голос. Они замерли и по знаку Едигира легли, стали ждать. Вскоре мимо них прошел воин в длинном халате, державший в руках копье. Едигир набросился на него, повалил, зажав рот рукой, а другой -- сжимая горло. Не ожидавший нападения, тот даже не сопротивлялся, несколько раз дернулся и затих.
-- Готов, что ли? -- изумленно прошептал Репнин, -- Быстро это у тебя получается.
Чуть не испортил все, -- Барятинский ткнул Алексея в грудь, -- молчи уж теперь. Лучше бы Петра с собой взяли.
-- Снимите с него халат, сапоги, -- поднялся с земли Едигир,-- дальше я сам,-- и скрылся в темноте.
Федор с Алексеем дотронулись до еще теплого, но уже бездыханного татарина и неожиданно лихорадочная дрожь затрясла их почти одновременно.
-- Я мертвяков боюсь, -- признался шепотом Репнин.
-- Чего ж на войну пошел? -- сам клацая зубами, отозвался Барятинский.
-- Так, не думал, что раздевать их придется,-- оправдывался тот.
-- Думал не думал, а за тебя это делать никто не станет.
Он наклонился к убитому и начал стягивать халат, но почувствовав приступ тошноты, опустился на колени, сотрясаемый рвотой. Рядом слышались икающие звуки, издаваемые Алексеем Репниным. Они не помнили, сколько времени простояли на четвереньках. Их выворачивало с такой силой, словно лягушек наглотались. Они не заметили, как из темноты вынырнул Едигир и остановился рядом, наблюдая за страданиями молодых князей.
-- Чего случилось? -- спросил с усмешкой, впрочем, хорошо понимая, что происходит с ними. Те пристыжено молчали, утирая рты рукавами. -- Ладно, сам раздену, -- и он принялся стягивать с мертвого одежду. -- Держи, -- кинув вонючий ворох в руки Барятинскому, опять ушел в темноту. Он отсутствовал довольно долго, вернувшись с большим узлом, закинутым за спину. Князья с неподдельным ужасом смотрели на него.
-- Сколько было их? -- заикаясь, спросил Репнин.
-- Не считал... Немного, раз один справился.
-- И вот так... голыми руками?
-- А чем же еще? Не вас же на помощь звать. -- Усмехнулся Едигир.
-- С тобой однако лучше один на один на узкой дороге не встречаться...
-- Так я и не настаиваю,-- беззлобно отозвался Едигир, оглядывая растерянного князя.
Утром они с брезгливостью натянули на себя полосатые халаты и косматые шапки. Поглядев друг на друга, неожиданно залились смехом. Особенно нелепо выглядел Петр Колычев с ярко выделяющимися васильковыми глазами.
-- Татарин... Татарин, а глаза-то голубые,-- покатывался над ним Барятинский, -- надвинь шапку на глаза, Петька!
Едигир придирчиво осмотрел их и велел оставить в лесу пищали.
-- Не оставлю! -- вскипел неожиданно Репнин. -- Чего раскомандовался? Кто ты такой? Без роду, без племени, а туда же!
Но Едигир холодно глянул на него и бросил:
-- Оставайся с пищалью своей. С ней не возьму.
-- Не дури, Алешка,-- решительно поддержал Едигира Колычев, -- он правильно говорит -- засекут нас по пищали сразу. Схватят и стрельнуть не успеешь. И себя и нас погубишь. Точно говорю.
Репнин неохотно подчинился, спрятав пищаль меж деревьями, и вскоре никем не замеченные они выбрались из леска и поехали вдоль берега реки. Показались лагерные повозки, кибитки, шатры. Возле костров суетились кашевары, оглядевшие без всякого интереса четырех всадников, едущих тихим шагом.
-- Слушай, Василий,-- тихонько спросил Барятинский, -- а ты по ихнему, случаем, не понимаешь?
-- Немного,-- ответил Едигир.
-- И говорить умеешь?
-- Могу немного.
-- Скажи что-нибудь.
-- Зачем?
-- Ну скажи, услышать хочу. Едигир быстро заговорил, сыпля незнакомые слова. Барятинский восторженно улыбнулся.
-- Здорово у тебя получается! А если с ними заговорить, -- он кивнул на лениво пошевеливающих дрова в костре кашеваров,-- то они поймут тебя?
-- Отчего не поймут? Наши языки похожи. Я их понимаю, и они должны,-неожиданно он что-то громко крикнул ближайшим к ним сидящим на корточках крымцам. Те кивнули ему, произнеся несколько гортанных слов в ответ.
-- Что сказали? -- все также шепотом поинтересовался Барятинский.
-- Пожелали доброго здоровья. Я им, а они мне. Ничего хитрого нет.
Проехав мимо с десяток костров, где никто не обращал на них внимания, они увидели большой разноцветный шатер, который, вероятно, принадлежал самому хану -- Девлет-Гирею. Вокруг стояли голые по пояс воины с белыми тюрбанами на голове, опирающиеся на длинные копья, украшенные конскими хвостами на концах, на боку у каждого висела большая кривая сабля и торчала рукоять кинжала из-за пояса.
-- Его шатер, точно,-- показал глазами Барятинскому Едигир.
-- Да уж... Видишь, какая охрана. И как мы до него доберемся?
-- Думать надо. Вчетвером соваться туда нечего. Они повернули обратно, чтоб выехать из лагеря и решить, как им поступить дальше. Если раньше Едигир с Барятинским ехали первыми, то теперь впереди них оказались Колычев с Репниным. Уже на выезде из лагеря у последних костров, когда оставалось повернуть вправо, чтоб выехать на дорогу, ведущую к лесу, навстречу им неожиданно прыгнул вислоухий пес и уцепился за сапог Колычева.
-- Пшел вон! -- громко выругался он и хлестнул собаку плетью. Та завизжала и начала лаять. Кашевар, находившийся неподалеку, услышал и тут же поднял шум.
-- Русские! Русские в лагере! -- закричал он, что было сил. Его крик услышали остальные и уже человек двадцать с оружием в руках бежали к ним наперерез со всех концов лагеря.
-- Тихо! -- поднял руку Едигир, схватив другой Барятинского за кисть, -- уладим все без оружия, -- и он
