разговаривать языком террора, с ними надо договариваться, переубеждать в неправомерности их действий - таков лейтмотив всех репортажей под рубрикой 'Geiseldrama' - драма с заложниками - более четырех месяцев передаваемых с одного из Филиппинских островов. Все это время там находилось более дюжины заложников, среди них - супружеская пара немецких учителей - Вернер и Рената с сыном Марком и журналистом журнала 'Spiegel' Андреасом. Захвачены они были военной группой мусульман, которые хотят воздвигнуть 'град Божий' на юге католических Филиппин. Похитители требовали от филиппинского правительства около 2 млн ДМ за каждого заложника. Официальная Манила однако не хотела платить. Регулярные съемки этого действа (успели даже снять документальный фильм) подробно знакомили с бытом заложников, с их проблемами, в частности, со здоровьем. И на этом фоне все время кто-то с кем-то встречается в верхах, кто-то дает пресс-конференцию, на которой на вопрос:'Почему столько времени правительства нескольких стран, граждане которых попали в беду, не могут им помочь?' Ответ один: 'Мы договариваемся...' Тем временем одна филиппинская писательница в знак протеста отрубила себе фалангу пальца на руке. Освободили наконец одну заложницу - Ренату, с ее здоровьем совсем было плохо. Окруженная толпой репортеров, она садилась в самолет, чтобы лететь на родину, и по лицу было видно, что она на грани нервного срыва: после пережитого, к тому же в плену оставались ее муж и сын. И тут на экране появляется дамочка, называемая 'психоналитиком', сидит в студии, нога на ногу, на кожаном диване, непринужденно улыбаясь. Просматривает хронику на мониторе и комментирует неторопливым распевным в нос голосом: 'Вот Рената в плену. Ей совсем плохо. У нее приступ гипертонии. У нее больное сердце. Она лежит почти бездыханная, ей пытаются помочь. А вот - смотрите! - она уже на трапе самолета! Она свободна! Как преобразилась ее внешность! Это совсем другой человек! Для нее начинается новая жизнь!'...
... 'Уважаемый Савл Петрович, разрешите заметить здесь, что мы, узники специальной школы, лишенные права обычного человеческого голоса и оттого вынужденные кричать нечленораздельным утробным криком, мы, жалкие мошки, запутавшиеся в неукоснительных научных сетках учебных часов, мы все же по-своему, по-глупому любим ее, нашу ненавистную специалку, со всеми ее садами, учителями и гардеробами. И если бы нам предложили перейти в нормальную, в обычную школу для нормальных, сообщив при этом, что мы выздоровели и нормальны, то - нет, нет, не хотим, не гоните! - мы бы заплакали... Да, мы любим ее, потому что привыкли к ней, и если мы когда-нибудь, отсидев в каждом классе по нескольку так называемых лет, если мы когда-нибудь закончим ее, то мы страшно расстроимся. Ибо тогда, покинув ее, мы потеряем все - все, что у нас было'.
Саша Соколов, 'Школа для дураков'.
...Толпа прогуливающихся по парку в Баден-Бадене, который находится неподалеку от Карлсруэ, такая праздная, такая 'курортная'. Старушки в своей 'униформе' - строгий костюм, пиджак с юбкой, элегантные туфли, тонкие чулки. Легкие, яркие платья на молодых дамах. Мужчины в светлых брюках. А в маленькой православной церкви, украшенной позолоченными луковицами, душно. Умиротворенно и грустно поет хор, для свечей уже не остается свободных ячеек, вновь входящие протискиваются к подсвечникам, зажигают свой огонь, застывают, глядя на него. Интересно, скопление каких мыслей, посланных Богу, витает здесь: 'Спаси и помоги, Господи!' или 'Благодарю тебя, Господи, за все?' На какое-то мгновение показалось, что сюда залетело что-то лучшее от старой, почившей в Бозе, Руси. А вот знакомые ездили сюда на пасхальную ночь и сказали, что был один 'выпендреж' - прихожан друг перед другом: наряды, выискивающие друг друга взгляды - я, мол, тоже пришел. И демонстративное освящение не куличей, нет, - шоколадок чуть ли не 'Марс' и пакетиков, чуть ли не с чипсами.
...Русскоязычных в изобилии можно встретить на любой из улиц Карлсруэ. На блошином рынке в конце Knillingen-Allee русская речь подавляющая. И продают, и покупают. В особенности старую кухонную утварь. И правильно делают. Она сработана на совесть, из хороших материалов. То, чем заполнены магазины сейчас, носит скорее одноразовый характер. Где ты, хваленое немецкое качество? - восклицают сокрушенно владельцы купленного недавно нового телевизора, служащего теперь тумбочкой. То же самое можно сказать об одноликой, плохо сшитой одежде ('Как, вы не знаете? Это же шьют индийские дети!' - пояснила нам одна наша немецкая знакомая), плохо скленной обуви за очень высокую цену. Где же это все действительно делают? Лондон-Нью-Йорк-Париж-Гонконг?
...В начале декабря город начал активно готовиться к Рождеству. Часто звонили колокола на соборах, украшались улицы и витрины магазинов. В популярном журнале появилась подробная статья о рождественских традициях. Некоторые выдержки из нее привожу в дословном переводе: 'Рождественские традиции - время без елки, предрождественский венок и Дед Мороз - имеют историю более 150 лет. Другие обычаи возникли в дохристианские времена как праздник 25 декабря: в самый короткий день в году шумно и торжественно предлагалось возвратиться Богу Солнца для оживления природы. Однако шумные праздники были для христианской церкви, как бельмо на глазу. Чтобы приобщить верующих к новой государственной религии, папа Ипполитус в 217 году назначил праздновать 25 декабря рождение Христа. В восьмом столетии этого обычая добились в Германии. Фактическая же дата рождения Иисуса до сегодняшнего дня неизвестна. Предрождественское время часто начинается со дня Мартина, затем идет 40-дневный пост. В шестом столетии папа Грегор I постановил праздновать предрождественское время - 4 недели. А вот елка, как и предрождественский венок - не очень древние традиции: в 1605 году было установлено первое, украшенное яблоками дерево. В 18 столетии распространился этот обычай в Европе. С помощью дерева происходит и раздача рождественских подарков в святочный вечер. Прежде (сегодня лишь частично) дети получают подарки в день Николауса. Епископ Николаус жил в четвертом столетии. Он одарил трех девочек, чей отец не имел денег для приданого и не мог выдать их замуж. Три золотые монеты, заброшенные им через камин, попали в подвешенные там для сушки чулки. Отсюда и обычай - вешать носки или выставлять за дверь сапоги для подарков. Дед Мороз был известен уж в 15 столетии, однако имел различные характеры. Наше сегодняшнее представление о нем возникло благодаря американцу Клемеру Мору. Он был очарован старым религиозным обычаем и перенес его в ставшее знаменитым стихотворение: старый добрый коренастый человек с длинной белой бородой ездил в санях и жил в северной стране. Его характерной чертой был огонь - красный цвет его одежды. Концерну Кока-Кола приглянулся красно-белый цвет Деда Мороза, и он применил его для фирменного знака, который способствовал рспространению продукции. Несмотря на эти традиции во многих местностях подарки детям приносил также младенец Христос. И это действительно так...'
...Неподалеку от центра города, в людном месте на стене высотного дома висит огромных размеров плакат:'Зачем Бог создал день и ночь?' Это написано большими буквами. Пониже, помельче - ответ: 'Потому что звонить по телефону днем стоит 7 Pf/Min, а ночью всего 4 Pf/Min. С приветом 'Deutsche Telekom'.
... Рассказывая о самых разных вещах, человек в беседе с вами обязательно будет указывать с точностью до пфеннига их цену или без конца с параноидальным почтением повторять:'Это же стоит денег!' 'Вы знаете, сколько это стоит?'
Дубина материального наказания за каждый верный и тем более неверный шаг постоянно висит над большинством и делает его послушным. Порой кажется, что все люди сидят в плотно закрытых футлярах, как от контрабаса, а по футляру время от времени постукивают извне: вы еще там? Ведите себя прилично! А пространство вокруг кажется тоже искусственно-замкнутым, однако в нем можно всю сознательную жизнь (если, конечно, повезет и ты попадешь в историческую паузу между какой-нибудь властью неудержимого Гитлера и не таким уж невероятным катастрофическим землетрясением в Рейнском Грабене) прожить спокойно в особнячке на Мольткештрассе или в Дурлахе, доставшемся тебе еще от дедушки, где все так удобно и устойчиво, бесшумные трамваи с велюровыми креслами ходят строго по расписанию и верится, что Солнце совершает свой круг вращения вокруг этой земли, а не наоборот, и что все на свете можно застраховать в фирмах от всех земных бед.
...В полуночном автобусе Карлсруэ-Париж едет 90 процентов Азии и остаток - разухабистый тевтонский дух в виде стайки ликующих школьников, спешащих покорять 'die Stadt der Liebe'. Вырвавшиеся на свободу подростки не дадут вам уснуть всю ночь. Рассосавшись по всему автобусу, они кричат что-то друг другу, возятся, задевая вас острыми локтями, десятки раз повторяют одни и те же слова, коверкая их и находя это смешным. Засыпают, но редко, и не все сразу. Делят между собой пахнущую химической лабораторией Kaugummi и старательно громко чавкают ею. Вы теряетесь, по старой привычке пытаясь найти в этих детях разумное, доброе, вечное, соответствующее их обихоженной стране, или хотя бы добротный, не пластиковый хаос. Подростки же едут наследовать Землю: они просыпаются как раз в тот момент, когда вам, наконец, удается заснуть.
