поехать со мной М.С. Никишеву... Оценивая обстановку в целом, мы пришли к выводу, что теми силами, которыми располагал наш 57-й особый корпус в МНР, пресечь японскую военную авантюру будет невозможно, особенно если начнутся одновременно активные действия в других районах и с других направлений.
Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск: прочно удерживать плацдарм на правом (восточном - Б. С.) берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины. На следующий день был получен ответ. Нарком был полностью согласен с нашей оценкой обстановки и намеченными действиями. В этот же день был получен приказ наркома об освобождении... Н.Ф. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса'.
То же самое о своих первых шагах на Халхин-Голе Жуков говорил Симонову: 'Первоначальное приказание было такое: 'Разобраться в обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения'. Я приехал, в обстановке разобрался, доложил о принятых мерах и о моих предложениях. Получил в один день одну за другой две шифровки: первая - что с выводами и предложениями согласны. И вторая: что назначаюсь вместо Фекленко командующим стоящего в Монголии особого корпуса'.
Здесь Жукову можно верить. Скорее всего, он уже тогда предложил Москве начать постепенно наращивать силы для будущего контрудара. Вот только где и как наносить этот контрудар он еще, разумеется, не мог сказать ничего определенного. А о том, кто же именно предложил и спланировал тот контрудар, что советские войска нанесли в августе, по сей день не утихают споры. Жуков в мемуарах прямо не пишет, что конкретный замысел наступательной операции принадлежал ему. Ограничивается расплывчатыми фразами: 'Командование советско-монгольских войск тщательно готовилось к проведению не позже 20 августа генеральной наступательной операции с целью окончательного разгрома войск, вторгшихся в пределы Монгольской Народной Республики. Для ее проведения по просьбе Военного совета в 1-ю армейскую группу войск (в нее был преобразован 57-й особый корпус 9 июля 1939 года, а четырьмя днями раньше была сформирована Фронтовая группа под командованием Г.М. Штерна. Ей подчинялись войска в Монголии и обе Отдельные Дальневосточные армии. - Б. С.) спешно перебрасывались из Советского Союза новые силы и средства, а также материально-технические запасы. Дополнительно подвозились две стрелковые дивизии, танковая бригада, два артиллерийских полка и другие части. Усиливалась бомбардировочная и истребительная авиация'.
Однако еще в дни последних боев на Халхин-Голе среди подчиненных Жукова ходили слухи, будто он был не только исполнителем, но и автором плана окружения и уничтожения японских войск. Константин Симонов свидетельствует: 'Как-то во время одного из своих заездов на Хамар-Дабу мне пришлось впервые столкнуться в военной среде с теми же самыми спорами о талантах и способностях, и притом почти в той же непримиримой форме, в какой они происходят у братьев писателей... Я сидел в одной из штабных палаток и разговаривал с командирами- кавалеристами. Один из них - полковник, служивший с Жуковым чуть ли не с Конармии, убежденно и резко говорил, что весь план окружения японцев - это план Жукова, что Жуков его сам составил и предложил, а Штерн не имел к этому плану никакого отношения, что Жуков - талант, а Штерн ничего особенного из себя не представляет, и что это именно так, потому что он это точно знает - никто, кроме Жукова, не имел отношения к этому плану'. Позднее, в годы Великой Отечественной войны и сразу после нее маршал имел обыкновение приписывать себе разработку и осуществление едва ли не всех успешных операций Красной Армии, даже тех, к которым имел весьма слабое касательство. Сталин осудил хвастовство и фантазии Жукова в специальном приказе. Но об этом дальше. А вот насчет Халхин-Гола - не преувеличивал ли Жуков свою роль? Ведь существуют и иные мнения об авторстве плана Халхин-Гольской операции.
Известный генерал-диссидент Петр Григорьевич Григоренко на Халхин-Голе был офицером в штабе Фронтовой группы, которой командовал Штерн. Недавний выпускник Академии Генерального Штаба, тогда еще только майор, в мемуарах, написанных в Америке в вынужденной эмиграции, утверждал, что именно Григорий Михайлович сыграл основную роль в разгроме японцев. Григоренко вспоминал, как вскоре после прибытия на Халхин-Гол, в начале июля 1939 года, ему пришлось наносить на карту подписанный Жуковым приказ: '...Я старался догадаться, что же можно написать в приказе, чтобы заполнить двадцать пять машинописных страниц. Две-три страницы - это еще куда ни шло, а двадцать пять!.. Так и не додумавшись, разложил карту и начал читать. Тут-то я и понял. Приказ отдавался не соединениям армии, а различным временным формированиям: 'Такому-то взводу такой-то роты такого-то батальона такого-то полка такой-то дивизии с одним противотанковым орудием такого-то взвода такой-то батареи такого-то полка оборонять такой-то рубеж, не допуская прорыва противника в таком-то направлении'. Аналогично были сформулированы и другие пункты приказа'.
Григоренко пришел к неутешительному выводу; 'В общем, армии не было. Она распалась на отряды. Командарм командовал не дивизиями, бригадами, отдельными полками, а отрядами. На карте стояли флажки дивизий, бригад, полков, батальонов, а вокруг них море отрядов, подчиненных непосредственно командарму... Я вспомнил русско-японскую войну и командующего Куропаткина... Японцы действуют очень активно. Они атакуют на каком-то участке и начинают просачиваться в тыл. Чтобы ликвидировать... опасность, Куропаткин выдергивает подразделение с неатакованного участка, создает из них временное формирование - отряд - и бросает его на атакуемый участок. В следующий раз японцы атакуют тот участок, с которого взят этот отряд. Куропаткин и здесь спасает положение временным отрядом, но берет не тот, который взят ранее отсюда, а другой, откуда удобнее. Так постепенно армия теряет свою обычную организацию, превращается в конгломерат военных отрядов. Этот куропаткинский 'опыт' знал любой военно-грамотный офицер. Опыт этот был так едко высмеян в военно-исторической литературе, что трудно было предположить, что кто-то когда-то повторит его. Жуков, который в академиях никогда не учился, а самостоятельно изучить опыт русско-японской войны ему, видимо, было недосуг, пошел следами Куропаткина. Японцы и в эту войну оказались весьма активными. И снова с этой активностью борьба велась временными отрядами'.
Петр Григорьевич с картой пошел к Штерну. Тот усмехнулся: 'Ну, потрудились японцы... Придется дать команду: 'Всем по своим местам, шагом марш!'
На следующий день Григорий Михайлович прибыл в штаб Жукова и долго говорил с командующим наедине. Григоренко свидетельствует: 'Жуков вышел после разговора раздраженным. Распорядился подготовить приказ... на перегруппировку войск и на вывод из непосредственного подчинения армии всех отрядов, на возвращение их в свои части'.
'Отрядной болезнью' Жуков болел и позднее - осенью 41-го, под Москвой, когда для отражения немецкого наступления приходилось создавать импровизированные отряды из первых попавшихся под руку частей и подразделений. Такой метод позволял решать сиюминутные задачи обороны, но создавал трудно преодолимые сложности в управлении войсками при подготовке наступления и концентрации сил и средств на направлении главного удара.
Григоренко утверждал: 'Штерн сразу начал готовить наступление с целью окружения и уничтожения японских войск, вторгшихся на территорию, которую мы считали монгольской... Я сам видел старые китайские и монгольские карты, на которых совершенно четко граница идет по речке Халхин-Гол. Но из более новых есть карта, на которой граница на одном небольшом участке проходит по ту сторону реки. Проводя демаркацию границы, монголы пользовались этой картой. Граница со стороны Маньчжурии и Внутренней Монголии, также оккупированной японцами, тогда еще не охранялась, и войска Внешней Монголии (Монгольской Народной Республики. - Б. С.) без сопротивления поставили границу, как им хотелось. Когда японцы вздумали тоже стать на границе, они пошли к реке Халхин-Гол, легко прогнав пограничную стражу монголов. Вмешались советские войска, и завязались кровопролитные бои за клочок песчаных дюн, длившиеся почти четыре месяца. И вот теперь Штерн готовился боем разрешить спор'.
В действительности события на границах Монголии и Мань-чжоу-Го, двух марионеточных государств, зависимых соответственно от Советского Союза и от Японской империи, развивались следующим образом. Монгольско-китайская граница в районе реки Халхин-Гол до 1939 года ни разу не демаркировалась. Здесь была пустыня, ни для одной из сторон не представлявшая большого интереса. В начале мая 1939 года монгольские пограничные патрули перешли на восточный берег Халхин-Гола и продвинулись до местечка Номонган. По названию этого местечка, где произошли первые вооруженные столкновения, советско-японский конфликт 1939 года в Японии именуется 'Номонганским инцидентом'. В СССР же в ходу было словосочетание 'события на реке Халхин-Гол'. Японских и маньчжурских войск на спорной территории сначала не было. После вторжения сюда монгольских пограничников командование Квантунской армии решило продвинуться к реке Халхин-Гол, чтобы удержать за собой оспариваемые земли. Жуков был прав, когда в разговоре с Симоновым уже в 1950 году следующим образом оценил японские намерения на Халхин-Голе: 'Думаю, что с их стороны это была серьезная разведка боем. Японцам важно
