— Еще неизвестно, кто дурак.
Вид у хозяйки был весьма воинственный. Она стояла у изголовья мужа, уперев руку в веник. В этот момент громко заплакал Ят-тян, сынишка рикши. Ят-тян всегда принимается плакать, когда хозяин сердится. Так ему приказывает жена рикши. Ну ладно, допустим, ей нравится, чтобы Ят-тян плакал, когда хозяин сердится, но при чем тут сам Ят-тян? Однако ничего не поделаешь. Раз у него такая мать, ему приходится плакать с утра до вечера. Хозяину следовало бы понимать это и сердиться поменьше, тогда бы жизнь Ят- тяна стала намного легче. Заставлять плакать ребенка — хотя бы и по просьбе Канэда — величайшая глупость. В этом отношении мамаша Ят-тяна пошла еще дальше, чем Страж Небесной Справедливости. Пусть бы Ят-тяну приходилось плакать только для хозяина, но ведь он плачет и тогда, когда шалопаи Канэда досаждают продавцу имадояки. Вообще, исходя из предположения о том, что хозяин непременно рассердится, Ят-тян начинает вопить заранее, когда еще неизвестно, будет хозяин сердиться или нет. В таких случаях не разберешь, кто — кто, Ят-тян ли хозяин, или хозяин — Ят-тян. Тумак Ят-тяну равносилен пощечине хозяину. Говорят, что в древние времена в Европе существовал любопытный обычай: если преступнику удавалось удрать за границу, изготовляли и предавали сожжению его изображение. Видимо, в шайке Канэда есть стратег, хорошо знающий историю Европы. Превосходная тактика. Будь то мальчишки из «Ракуункана» или мать Ят-тяна — все они, по мнению беззащитного хозяина, представляют собой огромную силу. А кроме них существует достаточно других враждебных хозяину сил. Возможно, весь квартал настроен враждебно по отношению к хозяину. Впрочем, сейчас это не относится к делу.
Едва заслышав вопли Ят-тяна, хозяин разгневался, хотя утро было прекрасное. Он вскочил на ноги с необыкновенной энергией. Все было забыто — и совершенствование в пассивности, и Яги Докусэн. Хозяин принялся чесать голову с такой свирепостью, словно хотел содрать с себя скальп. Перхоть, накопившаяся за месяц, тучами обрушилась на его шею и плечи. Зрелище было грандиозное. А усы? Они грозно загнулись кверху. Видимо, они решили, что непозволительно им пребывать в покое, когда хозяин гневается, и каждый волосок торчал так, как ему нравилось. Это тоже было достойное зрелище. Вчера перед зеркалом они подражали усам его императорского величества кайзера, но за ночь забыли всю муштру и вернулись в первобытное состояние, точно так же как хозяин забыл о совершенствовании духа и вернулся в лоно природной дикости. Лишь теперь я понял, насколько просторна Япония, если человек с такими дикими усами работает преподавателем и никто его не изгоняет. На ее просторах за людей сходят и Канэда-кун, и собака Канэда-куна. Хозяин тоже убежден, что ему не следует опасаться увольнения, пока Канэда-кун и его собака умудряются сходить за людей. В крайнем случае можно отправить в Сугамо к Стражу Небесной Справедливости письмо с призывом о помощи.
Затем своими дремучими доисторическими глазами, с которыми я познакомил вас вчера, хозяин уставился в нишу. В нишу были вставлены две книжные полки. Нижняя полка располагалась на высоте одного метра, так что взгляд хозяина всегда останавливался на ней. Полка была затянута узорчатой бумагой, которая прорвалась во многих местах, и через дыры можно было рассмотреть ее внутренности. Внутренности, как известно, бывают разные. Одни бывают печатные, другие рукописные. Одни в обложках, другие без обложек. При виде этих внутренностей хозяину захотелось читать. Может показаться странным, что хозяин, которого только что обуревал великий гнев, хозяин, который только что жаждал изловить жену рикши и стукнуть ее головой об сосну, — этот самый хозяин вдруг захотел читать макулатуру, сваленную на книжной полке. Но у веселых психопатов такие перемены настроения не редкость. Они как ребенок, которому достаточно показать пончик, чтобы он перестал плакать и начал улыбаться. Действительно, хозяин смеется, радуется, печалится больше, чем обыкновенные люди, но ни одно из этих состояний не сохраняется надолго. Выражаясь мягко, характер у него переменчивый, легко поддающийся различным влияниям, а говоря попросту, хозяин вздорный, упрямый и оголтелый мальчишка. А поскольку он вздорный мальчишка, нет ничего удивительного в том, что он вдруг забыл про свои воинственные намерения и стал читать названия книжек на полке. Сначала взгляд его упал на перевернутый томик Ито Хакубуна. В верхней части томика было написано: «28 сентября, 11 год Мэйдзи». Видимо, уже в те времена губернатор Кореи плелся на поводке императорских указов. Интересно, чем тогда занимался этот дяденька? Разобрать было трудно, но я все-таки умудрился прочесть: «Министр финансов». Гм, большой, однако, был человек, и остается министром финансов, хотя лежит вниз головой. Левее — еще один министр финансов лежал на боку. Понятно. Этот вниз головой не выдержал. Из-под него свисает бумага, на которой оттиснуты только две буквы: «Ты». Дальше не видно, хотя очень хотелось бы прочесть. В следующей строке виднеется слово «быстрее». И тут тоже хотелось бы прочесть дальше, но невозможно. Будь мой хозяин сыскным агентом, я бы еще попробовал вытащить эти бумаги, не спросив разрешения. Как известно, сыщики не имеют высшего образования и способны пойти на все ради выявления фактов. Тут уж ничего не поделаешь. Хорошо бы, конечно, предложить им вести себя поскромнее. Полагаю, этого можно было бы добиться, если не давать им никаких фактов до тех пор, пока они не станут скромнее. Они, как я слыхал, объявляют преступниками честных граждан, опутав их сетью законов. Это уже настоящее сумасшествие — превращать в преступника собственного нанимателя. Я взглянул на среднюю часть полки. Там совершала сальто-мортале книга о провинции Ойта. Ну, если Ито Хакубун стоит вниз головой, то почему бы провинции Ойта не совершить сальто-мортале? Дойдя до этого места, хозяин поднял вверх сжатые кулаки. Он готовился зевнуть.
Зевок его походил на далекий вой кита. Покончив с зевотой, хозяин переоделся и побрел в ванную умываться. Хозяйка сейчас же набросилась на постель, свернула ее и, как всегда, принялась за уборку. Умывание хозяина, как и уборка, носило символический характер. Я уже рассказывал, как он полощет горло. Вот и теперь он загоготал: га-га-гэ-гэ… Затем он причесался, перекинул через плечо мохнатое полотенце и соизволил наконец выйти в столовую, где величественно опустился на свое место возле хибати. Прочитав последнюю фразу, читатель, возможно, сразу представит себе изысканную хибати, сделанную из драгоценного дерева, а рядом — элегантную куртизанку, — так всегда показывают в театре. Но ничего подобного у Кусями-сэнсэя не было. Наша хибати была такая древняя и обшарпанная, что неспециалисту было бы трудно определить, из чего она сделана. Достоинство хибати состоит в том, что она блестит от ежедневного протирания. Наша же хибати никогда не протиралась, и неизвестно было, то ли ее изготовили из вишни, то ли из криптомерии, а может быть, даже из павлонии. Вид у нее был необычайно мрачный. Вы спросите: где же хозяин умудрился купить ее? Он ее не покупал. Вы спросите: значит, ему ее подарили? Нет. Тогда вы спросите: что же, хозяин украл ее? А кто знает? Давным-давно хозяина однажды попросили до приезда наследников посторожить дом какого-то умершего старика родственника. Переезжая затем к себе домой, хозяин нечаянно прихватил и эту хибати — он очень привык к ней. Поступок, несомненно, предосудительный, но я думаю, такие случаи бывают на свете часто. Про банкиров, например, говорят, что они так часто имеют дело с чужими деньгами, что в конце концов перестают смотреть на них, как на чужие и считают своими. Чиновники — слуги народа. Они получили власть для отправления определенных законов. Но, пользуясь этой властью постоянно, они привыкают к ней и начинают думать, что она принадлежит им по праву, что народ к ней никакого отношения не имеет и не смеет о ней мечтать. Одним словом, пока мир полон таких вот людей, не следует из-за истории с хибати считать хозяина вором. А если считать вором хозяина, то надо считать ворами всех людей без исключения.
Когда хозяин расположился за столом возле хибати, трое его дочерей уже уписывали завтрак — умытая половой тряпкой малышка, школьница Тонко и любительница парфюмерии Сунко. Хозяин оглядел их. Физиономия Тонко похожа на гарду рапиры из заморской стали. Сунко лицом в какой-то мере напоминает старшую сестру, хотя в общем больше похожа на круглый лакированный поднос, какие делают на Рюкю. И лишь у малышки физиономия продолговатая. Продолговатых лиц на свете много, так что в этом не было бы ничего особенного, если бы не одно обстоятельство, а именно: лицо этой девочки было продолговатым не в вертикальном, а в горизонтальном направлении. Хозяин иногда думает: «Мода, конечно, вещь изменчивая, но не может быть, чтобы когда-нибудь вошли в моду горизонтально продолговатые физиономии. Однако делать нечего, пусть уж растет какая есть». А растет она быстро, как бамбук в храме йогов. Каждый раз, замечая, как быстро она растет, хозяин оглядывается, словно кто-то гонится за ним, и обливается холодным потом. Как ни далек хозяин от всего земного, он все-таки знает, что все трое его детей — особи женского пола. А раз так, то рано или поздно их придется выдавать замуж. Но, зная это, он знает также и то, что никакими способностями выдавать замуж он не обладает. Он не имеет ни малейшего представления о том, что он будет делать со своими детьми. Но в таком случае зачем он производил их на свет? На то он и человек. Полагаю, это самое лучшее определение человеку. Человек — это существо, которое мучает себя, создавая совершенно бесполезные для себя предметы.
