Мертвая Вода Том 2

В период становления древних цивилизаций и формирования их систем общественного управления взаимной вложенности систем управления не было. В этих условиях в каждой из них сформировался предиктор-корректор - жречество, - практически открыто стоявший над государственностью и осенявший её авторитетом богов изповедуемого вероучения. Высшее жречество Египта звалось «иерофанты». Смысл этого названия - читающие судьбу, знающие будущее. В процессе развития древнеегипетского общества фараон обрёл сан “сын Солнца” в то время, как высший из иерофантов считался земным воплощением бога Солнца - Ра. Со времён Древнего царства - третье тысячелетие до н.э. по традиционной хронологии

[69] - в Египте существовал «Дом жизни» - высшее его научное учреждение, по первому требованию которого из любого района Египта доставалось всё необходимое.

Попытки отдельных фараонов обрести независимость от жречества и своё собственное самовластье пресекались; в то же время обеспечивалось длительное правление фараонов (в том числе женщин), «слабых» по понятиям современных историков при условии благосклонного отношения к ним высшего жречества. Это говорит о том, кому принадлежала высшая внутриобщественная власть в действительности.

В круг интересов жречества входила и астрология, изучающая объективные закономерности в природе и обществе, подчинённые энергетическим и (и информационным) ритмам космоса, что необходимо для проведения политической линии и хозяйственной деятельности в согласии с ритмами природы.

Строительство пирамид и иных крупных сооружений древности было подчинено не сумасбродству “элиты”, а сокрытой от толпы целеустремленности жречества, дающей приемлемые для толпы объяснения необходимости такого «расточительного» (с точки зрения нынешнего толпаря) изпользования ограниченных производительных сил общества. В большинстве своём пирамиды - это многофункциональные сооружения, подчинённые главным образом профессиональным интересам жречества. Не следует забывать, что жречество, по крайней мере высшее, всегда было свободно от идеологической зашоренности, от догматов, было наиболее информировано в области фактологии и обладало наивысшей в обществе методологической культурой. Высшее жречество в своей концептуальной деятельности не было ограничено никакими общественными условностями и “светскими приличиями”: единственное внутриобщественное ограничение - собственная его нравственность, нравственность реальная, а не декларируемая

[70].

В добиблейских монархиях профессионализм, на максимально высоком по тем временам уровне, обеспечивался на всех этапах полной функции управления. Профессиональный жреческий предиктор- корректор сочетался с профессионализмом в программно-адаптивном модуле системы общественного самоуправления. Профессионализм сохранялся при смене поколений в обоих этих звеньях, что и обеспечивало длительную устойчивость цивилизаций без катастроф культуры (Древний Египет почти 3500 лет). И хотя срывы управления и даже завоевание территории с утратой государственной самостоятельности были, но завоеватели древности, как правило, с почтением относились к чужому жречеству, видимо, памятуя о своей зависимости от жречества своего государства.

Совсем иными были абсолютные монархии христианского и мусульманского миров. Духовенство - не жречество; в своём мировоззрении оно ограничено не уровнем доступной ему фактологии и своей методологической культуры, а священным писанием, догматами вероучения, их каноническими толкованиями. И даже, когда оно посягало на высшую - по умолчанию концептуальную - власть в государстве, то по причинам собственной ограниченности духовенство оказывалось неспособно нести её. С ликвидацией жречества абсолютные монархии перестали быть самодержавными на уровне профессионализма и по существу перестали быть неограниченными.

Самодержавие - концептуальная самостоятельность общества. Неограниченность же была утрачена вместе с обретением идеологической зашоренности священным писанием, догматами вероучения и их каноническими толкованиями, что положило пределы самостоятельной концептуальной деятельности всех монархий. В результате национальные концепции были взяты в кандалы глобальной библейской концепции, по причине того, что национальные жречества своевременно не приняли на себя глобальной заботы и ответственности за благополучие всех народов без изключения.

Если Христос в каноне писания прямо и недвусмысленно говорит: «Не заботьтесь о завтрашнем дне…», то это не способствует созданию и поддержанию внутреннего предиктора государства, накапливающего профессионализм концептуальной деятельности в преемственности поколений. Другое дело, если бы в каноне Нового Завета было сказано: «Не заботьтесь о дне сегодняшнем: о нём позаботились деды и отцы ваши. Заботьтесь о дне завтрашнем, чтобы дети и внуки не прокляли вас»; а в случае ПРИЗНАНИЯ вероучением многократного воплощения на Земле

[71]: «Заботьтесь о дне завтрашнем - в него ваше возвращение!».

Несколько лучше дела обстоят в мусульманском мире. В Коране сказано: «пусть среди вас будет община, которая призывает к добру, приказывает одобренное, запрещает неодобряемое». Это можно изтолковать как прямое указание мусульманскому миру вести профессиональную концептуальную деятельность, поскольку всё это можно сделать, только отслеживая и прогнозируя дальнейшее течение глобального исторического процесса в эволюционном процессе биосферы; причём не на основе деятельности в преемственности поколений малого числа знахарских кланов, а на основе признания концептуальной власти за выходцами изо всех семей общества, что несовместимо с толпо-“элитаризмом”. Но не вняли мусульмане…

Зато когда после взятия арабами-мусульманами Александрии в последний раз горела Александрийская библиотека, как гласит предание, были произнесены слова следующего смысла: «Пусть горит: те книги, в которых сказано противное Корану, - вредны, а те, в которых сказано согласное с Кораном, - не нужны, хватит одного Корана». Хотя в этих словах есть изрядная доля истины, поскольку Коран - изначальная основа культуры одной из региональных цивилизаций и одна из мировоззренческих основ глобальной цивилизации будущей человечности, но без исторической памяти, овеществлённой в архивах и библиотеках, концептуальная деятельность во многом затруднительна.

В итоге в послебиблейских монархиях профессионализм в сфере концептуальной деятельности заменился дилетантизмом, но профессионализм в программно-адаптивном модуле сохранился. Таким образом структура послебиблейской государственности во всех её разновидностях перестала отображать в себя полную функцию управления, ограничившись в архитектуре своих структур изключительно программно-адаптивным модулем.

В Восточно-Азиатских неограниченных монархиях философская культура более высокого уровня, чем открытая библейская, была доступна всей “элите”, и по этой причине реальное самодержавие в этих странах было более развито, чем в Западно-Азиатских и европейских монархиях, что и обеспечивало большую историческую глубину преемственности их культур. Жречество в них не выродилось в концептуально ограниченное над-“элитарное” знахарство, было более единым с обществом, а не противопоставило себя обществу, как это произошло в библейской цивилизации.

Концептуальная деятельность в обществах с исчезновением национальных жречеств, став дилетантской, обрела и ограниченность идеологией, что и обеспечило изначальное замыкание государственности на межрегиональный надиудейский предиктор-корректор конгломерата. С внедрением и развёртыванием масонских структур замыкание обретало устойчивый характер в преемственности поколений.

Тем не менее и дилетантская концептуальная деятельность мешала надиудейскому предиктору, поскольку оказывалась достаточно часто эффективной, а в случае России поставила даже саму экспансию конгломерата на грань опрокидывания. Мешал сам принцип неограниченной монархии, поскольку, если монарху концепция пришлась по душе, то остановить изполнение концепции в целом в верноподданном обществе может только смерть монарха; но и то лишь на какое-то время, поскольку о хорошей концепции рано или поздно напомнят наследнику, а непрерывный