заказывать его и на завтрак, и на ужин.
- Не помешаю?
Маркел, не отрываясь от буженины, приглашающе кивнул. Миниатюрный редильщик был ему симпатичен.
- Калья! - сообщил Раис, зачерпывая горячую жижу с янтарными блёстками жира. - Настоящая калья готовится на отваре из ершей, потом бульон процеживается и осветляется осетровыми молоками. Последними кладутся звёнышки стерляди. И ни в коем случае не солить!
- Что так? - спросил Фермен, отодвинув наконец свою лохань. - Без соли ненажористо выходит.
- Огуречный рассол! -‹ возвестил Раис, внушительно воздев ложку. - Опускаем в бульон стерлядь и тут же доливаем огуречного рассола. Разумеется, не бочкового, огурчики должны быть самолучшими, их кладут за три минуты до окончания варки, так что в тарелке они слегка похрустывают.
- Так это у тебя рыбный рассольник, что ли? - полупрезрительно поинтересовался Фермен.
- Это калья! Рыбный суп - порождение невежд, а калья - произведение искусства! Недаром в народе говорят: где калья, там и я.
Маркел с интересом покосился в сторону тарелки соседа. На вид в калье не было ничего особенного, но аромат разливался такой, что даже сытое брюхо непроизвольно начинало отделять желудочный сок.
«Надо будет завтра попросить у повара такую же калыо, что Раис заказывал», - подумал Маркел.
Повторять чужие заказы-считалось неприличным, но Маркел давно привык не обращать внимания на подобные мелочи. Это же не технологию прореживания нарушить, а всего лишь нормы приличия. Фермен, вон, чавкает и рыгает за столом, но никто ему словом не попеняет.
Тревожным звоночком в памяти прозвучало воспоминание о лопушнике, выдранном не по правилам. Хотя какое это к бесу нарушение, подумаешь, топор вместо культиватора. Главное - результат.
- Мне сегодня лопушник попался необычный, - произнёс Раис, приподняв голову от кальи. - Корень у него не редькой оказался, а мочковатый. Я всю землю изрыл, нет корня - и все тут! Вернее, корней полно, но разлапистые, как, скажем, у манжетки. Еле выбрал один корешок нужной длины, а то не знаю, что и делал бы.
- Манжетка - не наша печаль, - заявил Фермен, - с этим - к пропольщикам. Из трав наш только лопушник. Потому наш культиватор от ихнего и отличается, что он под лопушник заточен, а не под манжетку или полынь.
- А я вот о чём думаю, - сказал Маркел, наколов на вилку последний кусок буженины, - зачем нам вообще ручная работа? Вы посмотрите на нашу жизнь: всюду высокие технологии, нанотехника, и только в самом главном, в выращивании элюра - ручной труд, словно и не было тысячелетия технического прогресса. Первая волна прополыциков вообще голыми руками трудится, им даже перчатки запрещены. Откуда и зачем этот каменный век?
- Как зачем? - удивился Раис.
- А зачем элюр? - неожиданно для самого себя произнёс Маркел. - Нет, я всё понимаю, элюр есть элюр, но для чего он? Должна же быть какая-то конечная цель… Уже сейчас рост самых больших элюров превысил полкилометра. А что потом? В конце концов, пределы прочности существуют Для любого материала, и законы физики не отменить даже ради элюра. Так до каких пор он будет расти и что станет потом? Я искал в информационных сетях материалы об элюре… ничего, кроме обучающих сайтов.
- Ты, наверное, плохо искал, - покачал головой Раис и с сожалением отодвинул пустую тарелку. - Материалов полно. Картины, фотографии, фольклорные сборники. На сайте «Новая мифология» был?
- Так То - мифология. Сказки, легенды, былички разные и небывальщины. А генетику элюра кто-нибудь изучал?
. - Какая же у него генетика? - вновь удивился Раис. - Это же элюр! Ты телевизор-то смотришь, хотя бы «Хронику дня» или, как некоторые, - Раис стрельнул глазами в сторону Фермена, замершего с открытым ртом, - дальше своей бригады ничего не видишь и телик включаешь только ради мультсериала?
- Ты это к чему? - не понял Маркел.
- Ты хотел биологию элюра? Ну так смотри: ростки элюра появляются только среди молодой лесной поросли, в основном на лесопосадках. Рассказы о луговых элюрах из области «Новой мифилогии». Но на лесопосадках элюрчики очень быстро забиваются травой и кустарником, поэтому прежде они погибали все до единого. Чтобы элюр вырос, лесопосадки нужно пропалывать и прореживать - и не один раз. Нам это ясно, как дважды два, но прежде этого никто не делал, вот элюр и оставался незамеченным.
- Да знаю я!
- А ты умей делать выводы из тривиальной информации. Мы, - Раис понизил голос, редильщики, а по сути - те же прополыцики. Вырубаем иву, ёлочки, ольху - да и то не подряд, а именно прореживаем, чтобы остальным вольготней рослось. Только лопушник изводим под корень, так на то он и есть лопушник - не дерево, а дурная трава. Элюра мы и коснуться не смеем, хуже преступления нет. А редильщики третьего эшелона, что здесь лет через сорок пойдут, этот самый элюр редят почём зря. У браковщиков комиссия собирается по поводу каждого неформатного дерева, аредилыцик знай топором помахивает, словно перед ним не элюр, а какая-нибудь черёмуха. Так что ничего сакрального в элюре нет, одна технология.
- Что ты мне прописные истины талдычишь? Ты выводы давай из своей тривиальной информации!
- Первый вывод уже был: в элюре нет ничего сакрального, так что «Новая мифология» оказывается в пролёте. Теперь дальше… Тебе доводилось видеть, что происходит со срубленным или просто серьёзно повреждённым элюром?
- Нет, - твёрдо произнёс Маркел заведомую ложь.
То была давняя вина, преступление, оставшееся незамеченным, но рубцом лёгшее на совесть. Случилось несчастье в самом начале карьеры…
Человек, посвятивший пару месяцев любой работе, начинает чувствовать себя крутым специалистом и действовать рискованно. Маркел тоже в ту пору полагал, что освоил все. премудрости профессии, и обращался с нежными проростками элюра запанибрата. Как и следовало ожидать, в конце концов он доигрался. Вырубал куст ивы, зажавшей в кольцо стволик элюра; топор пел в руках, срубая ивовые ветви, лезвие замирало в полусантиметре от запретного ствола. Маркел наслаждался сложной работой и собственным мастерством, совершенно забыв про культиватор, который торчал за плечом. И в какую-то минуту, наклоняясь) Маркел чиркнул лезвием по ветке элюрка. Даже не срезал, а всего лишь поцарапал древесную кожу. Но рана была нанесена железом, и для неокрепшего элюрчика этого оказалось достаточно. Через минуту листья сначала на раненом сучке, а следом и на всём деревне поникли, ветви обвисли бессильно, кора принялась лопаться, и из трещин потекла слизь, похожая на гной, сочащийся из воспалённой раны. Через пять минут от миниатюрного деревца не осталось и следа.
Остаток дня Маркел трудился как заведённый, стараясь… что?., исправить или уменьшить нанесённый вред?.. Нечего тут уменьшать, нечего исправлять. Он погубил растущий элюр, и не важно, что редильщики последнего эшелона вырубают кучно растущие элюры десятками. Возможно, именно этот стволик должен был уцелеть при прореживании и отбраковке, раздаться вширь и ввысь, стать величественным деревом, одним из тех, кому присваивают собственные имена и показывают в кинохронике. А он загубил его одним неловким движением. Плевать, что в регламенте не сказано, где должен находиться культиватор во время вырубки сорных растений, регламент не резиновый и не может предусмотреть всё. Достаточно, что там сказано: «При работе в непосредственной близости от растущего элюра редилыцик обязан обеспечить безопасность последнего». А он не обеспечил,.и теперь поздно каяться, прощения быть не может. Лишь где-то в самой глубине души попискивала безумная надежда: а вдруг в эту минуту контролёр смотрел в другую сторону и ничего не заметил? Но как жить, зная, что угробил элюр, и не случайный росток, а вполне приличное пятилетнее деревце?
Однако случилось так, что преступная маркеловская небрежность и впрямь осталась незамеченной, а впоследствии выяснилось, что и жить с подобным грузом на совести очень даже можно. Во всяком случае,
