– Услышите, – пообещал парень, вновь хихикнув, однако на сей раз вышло это у него довольно зловеще.
– Мы, собственно, о восстановлении монастыря писать собирались.
– Монастырь? – Он головой покачал. – Монастырь – это хорошо. Привет там Ефросинье передавайте. Говорят, она в полнолуние бродит.
– Кто такая Ефросинья? Монахиня?
– Монахиня, монахиня, – развеселился парень.
– Послушайте, – решила вмешаться я. – Может, объясните, что вы имеете в виду?
– Да в этом Рождествене все как есть шизики. Чужаков, кстати, не любят, так что вы поаккуратней. Особенно с вопросами. В прошлом году один любитель туда отправился аномальную зону искать, до сих пор о нем ни слуха ни духа.
– Вы это серьезно? Про аномальную зону? – нахмурилась Женька.
– Конечно. О ней и в журнале писали. Часы там останавливаются и прочее… На ночь в Рождествене оставаться не советую. Последний паром в восемь вечера, так что не опаздывайте.
Он помахал нам рукой и пошел на корму. Женька в полном обалдении проводила его взглядом.
– Чего ты? – понизила я голос. – Парень дурака валяет.
– Анфиса, у него клыки. Вот те крест. Он когда ухмыльнулся…
– Так, начинается, – перебила я. – Выбрось эту глупость из головы. Не клыки, а резцы. Аномальная зона еще куда ни шло, но оборотни – это чушь. А с Ефросиньей разберемся. Ясно, что это какая-то местная достопримечательность.
– Ладно, – вздохнула Женька. – Если с Кошкиной ничего не выйдет, забацаю репортаж о российской глубинке, и аномальная зона весьма кстати, народ любит небылицы.
– Вот именно небылицы, – съязвила я.
Между тем паром уже причаливал к берегу. Машины одна за другой выезжали на асфальтовую дорогу, парень в красном комбинезоне с улыбкой кивнул нам и крикнул:
– В восемь.
В полукилометре от пристани была развилка, впереди указатель: «Рождественский монастырь». Мы углубились в лес, очень скоро асфальт кончился, но проселочная дорога, вопреки словам батюшки, была вполне сносной, вдоль нее тянулись столбы с электропроводами.
– Давай остановимся, – предложила я. – Посмотри, какая красота вокруг.
– Зачем останавливаться? – нахмурилась Женька.
– Пройдемся по лесу…
– Не хочу. Что я, леса не видела? Еще заплутаем.
– Да мы рядом с дорогой, – не отставала я.
Ясно, что в голове подружки роятся не самые светлые мысли. Я пыталась настроить ее на лирический лад, но не преуспела. Женька все больше хмурилась и на мои старания завязать ничего не значащий разговор не реагировала.
– Ты заметила, – вдруг сказала она. – Ни одной деревни по пути.
– И что?
– Тебе не кажется это странным?
– Не кажется. Здесь плотность населения совсем другая, а ты завязывай себя пугать.
– Сколько километров мы проехали?
– Не больше двадцати.
– И указателей нет. Все-таки это странно.
Она увеличила скорость, насколько это было возможно, еще минут двадцать мы ехали в молчании. Тут дорога сделала плавный поворот, и мы увидели небольшое озеро. На пригорке среди деревьев показался монастырь, сбоку в низине, ближе к озеру, прилепилась деревня, десятка три домов. Тут и указатель появился. «Рождествено, 1 км» – значилось на нем.
– Ну, вот, – вздохнула я, признаться, с облегчением. Женька перевела дух, улыбнулась и даже заметила:
– Красота-то какая.
Мы начали спуск к деревне и вскоре достигли первого дома. Дома здесь были большие, окна высоко над землей, но окошки маленькие, со ставнями. Я принялась озираться по сторонам, высматривая дорогу к монастырю.
– По-моему, тут надо свернуть, – сказала я Женьке. Песчаная дорога поползла в гору, перед нами выросла монастырская стена из беленого кирпича, наверху торчали штыри, на них в те времена, когда здесь была тюрьма, должно быть, крепилась колючая проволока. Мы проехали вдоль стены и через минуту оказались перед воротами. Одна створка была открыта, отсюда открывался вид на двор с разнообразным строительным материалом, справа возвышалась церковь с пристроенной к ней колокольней. Церковь была совсем маленькой, за ней два деревянных дома и дощатый забор, выкрашенный темной краской. Мы оставили машину возле ворот и вошли внутрь.
Судя по звукам, строительные работы шли полным ходом. Мы пересекли двор, но ни одной живой души
