Эсмеральда растерянно уставилась на нее.
Улыбка Зои производила еще более пугающее впечатление, чем ее обычно хмурое лицо. Эсмеральда отпила молока, чтоб пропихнуть застрявший в горле кусок бисквита.
– Это очень великодушно с вашей стороны, мэм. Моя мама умерла, когда я была еще маленькой.
Зоя схватила уголок одеяла и стерла с ее губ полоску молока.
– Я всегда мечтала иметь дочь вместо этой команды совершенно бесполезных парней. Даже выйдя замуж, она всегда остается преданной своей матери. – Зоя с сожалением покачала головой. – Каждая женщина должна иметь дочь. Когда у нее появятся дети, она сможет понять, как мучилась ее мать, рожая и воспитывая ее.
Вспомнив Бартоломью, Эсмеральда грустно улыбнулась.
– Возможно, ваши страдания ценятся больше, чем вы думаете.
Зоя смотрела поверх головы Билли.
– Мои сыновья ценили только то, что могли съесть, или украсть, или…
Билли откашлялся и спокойно взглянул на мать, та пробурчала что-то невразумительное.
Эсмеральда снова взяла вилку, другой рукой машинально заправив за ухо прядку волос.
– Думаю, девушка, тебе следует причесаться. Не годится сидеть за столом в таком виде.
Зоя тяжело выбралась из-за стола и, топая, как бегемот, подошла к буфету. Порывшись в коробке с нитками, она вытащила оттуда выцветшую ленточку. Зоя собрала волосы Эсмеральды в пучок и с невероятной ловкостью завязала ей на затылке бант. Глаза у Билли странно сверкнули.
– Ну, вот. Правда, красиво? – Зоя отступила на шаг, любуясь своей работой.
– Спасибо, мэм… я хочу сказать… миссис… мама, – выдавила наконец Эсмеральда. Билли усмехнулся:
– Не будем церемониться, миссис Дарлинг. Может, мне тоже звать вас мамой?
Зоя нахмурилась. Она молча направилась к выходу, прихватив по дороге топор. Сэди бодро прошлепала за ней.
Билли невозмутимо вернулся к своему завтраку.
– Тебя не волнует, что твоя мать так сурова с тобой? – спросила Эсмеральда.
– Она имеет на это право, – ответил он, аппетитно впиваясь белоснежными зубами в свежий бисквит. – Мы не виделись с ней целых четырнадцать лет.
Билли запивал бисквит молоком и слизнул пену с губ.
– Когда я сказал ей, что собираюсь вернуться в Миссури и примкнуть к шайке кровавого Билла, в которой были мои братья, она не проронила ни слова. Я был единственным из братьев, кто поехал с ней в Нью-Мехико, чтобы помочь ей устроиться, и она, видимо, решила, что я останусь с ней. Когда я уходил, она даже не пыталась меня удержать. Мне было бы легче, если бы она заплакала или ударила меня. Но после смерти отца у нее просто не осталось слез. – Он грустно покачал головой. – Я никогда не выносил женских слез и дал себе слово найти тех негодяев, которые заставили плакать мою мать.
– Так, значит, вы были там, – поразилась Эсмеральда, – в ту ночь, когда вашего отца… убили?
Он кивнул:
– В то время я был тощим и слабым тринадцатилетним мальчишкой. Что я мог сделать? В отчаянии пытался остановить солдат, но они, конечно, оттащили меня. Потом, когда они наконец ушли и я перерезал веревку, на которой они повесили отца, было уже поздно.
Эсмеральда пришла в ужас и постаралась отогнать от себя это страшное видение.
– Если бы у вас тогда в руках оказалось ружье, они убили бы и вас, а ваша мать провела бы эти четырнадцать лет, оплакивая вас обоих.
– Думаю, она и так оплакивает меня… Конечно, нельзя обвинять ее в том, что она тяжело восприняла мой уход. Ведь я был ее последней надеждой. Она всегда мечтала о том, что ее мальчики добьются лучшей доли, чем их отец – бедный фермер. И уж, конечно, не думала, что они станут преступниками. Между прочим, ее родной брат был юристом, работал в Спрингфилде.
Эсмеральда с сочувствием смотрела на Билли.
– Должно быть, она вас очень любила, – тихо сказала она.
Билли смущенно улыбнулся.
– Вы знаете, – смущенно сказал он, – мама всегда выделяла меня. Братья так ревновали, что готовы были продать меня цыганам.
– Мистер Дарлинг, а как вам удалось узнать эту историю? – спросила Эсмеральда.
– Да попалась где-то на глаза, – невнятно пробормотал он, откусывая новый ломтик бисквита.
Но Эсмеральда отлично знала, где именно она ему попалась на глаза – на страницах старой семейной Библии. Знала она и то, что он станет горячо отрицать это, если его прижать. Точно так же, как отрицал принадлежность ему книжек о подвигах знаменитых полицейских. Так же, как отрицал бы свое страстное желание стать одним из них.
– Мама всегда оставляла мне самые лакомые кусочки, – продолжал Билли, – а я буквально изводил ее в те дни, когда она пекла что-нибудь. Она притворялась, что ужасно сердится, и выгоняла меня из кухни, а потом я находил на столе вот этот самый кувшин с молоком и здоровенный кусок пирога. Да, она всегда любила меня…
