– Вот, пожалуйста, возьмите немного денег и отведите ребенка к доктору. И… и купите ей покушать чего-нибудь горячего.
Сумма, которую она предлагала, была больше месячного жалованья Клермонта, заметил он про себя.
Лицо несчастной женщины отражало внутреннюю борьбу, когда она пристально смотрела на такие огромные деньги. Но вот она схватила их и швырнула прямо в лицо Люси.
– Подавитесь вы своей милостыней! Я не нищенка, сама зарабатываю и не стыжусь своего ремесла!
Отвернувшись от Люси, она дерзко посмотрела на Мориса.
– Если вы сможете отделаться от своей герцогини и вернетесь, добрый джентльмен, я бы с удовольствием заработала на вас несколько монет.
– Заберите ребенка домой, мадам. И впредь присматривайте за ней получше, – ответил Морис, вежливо поклонившись.
Ни одна из их попыток как-то помочь не задела женщину так, как это сделал мягкий упрек Мориса. Она что-то с ненавистью прошипела и удалилась, унося дочку, которая грустно смотрела через плечо матери на добрую и красивую леди. Эти глаза долго преследовали Клермонта, который понимал, что уже через несколько лет ей тоже придется продавать свое юное тело за жалкие гроши.
Наконец он обернулся к Люси.
Она стояла, со слезами на глазах глядя вслед девочке и горестно прижав руки к горлу. Выбившиеся из- под шляпки волосы намокли и прилипли к ее щекам, платье испачкалось и порвалось внизу, вероятно, когда она упала на мостовую рядом с ребенком. В грязной луже валялись ее кашемировая шаль и башмачок с левой ноги. Из порвавшегося чулка выглядывали босые покрасневшие пальчики. Казалось, она не замечает ни дождя, ни холода, потрясенная зрелищем этой нищеты.
Морис понял, как жестоко он ошибся в ней. Он мог уйти в любую минуту, не оглядываясь, от той мисс Сноу, которую знал до сих пор. Но это была совершенно другая женщина. Женщина, чьему сердцу было ведомо сострадание. Женщина с ранимой и отзывчивой душой. Перед это женщиной он не мог устоять.
Он сбросил куртку и бережно накрыл ее плечи.
– Пойдемте, Люси. Карета нас ждет.
Он помог ей дойти до экипажа, а тем временем из темных подворотен уже появились несчастные бедняки, чтобы подобрать валявшиеся на земле мокрые банкноты.
– Мне никогда не было так стыдно, – было первое, что услышал Морис от девушки, когда они уселись друг против друга.
– Почему же? Ведь это не вы сбили ребенка?
Опустив глаза, Люси нервно теребила оторванное кружево на перчатке. Клермонт с трудом расслышал ее шепот.
– Не тогда. Еще раньше, когда я только увидела тех бедняков. – Она с болью посмотрела на своего телохранителя. – Почему мне дано иметь так много, когда у них ничего, совсем ничего нет?
Что он мог ответить на вопрос, над которым столетиями бились лучшие умы человечества?
– Вы поэтому и терпели молча оскорбления этой женщины, поэтому и предложили ей деньги, чтобы успокоить свою больную совесть?
– Я сделала это не для собственного успокоения. Мне просто захотелось хоть чем-то помочь ей, потому что мне стало ее очень жалко.
– Но вы видели, как она отнеслась к вашей жалости?
– Да… и меня это потрясло. – Она пытливо посмотрела на Клермонта. – Кажется, я начинаю догадываться… Она ничего не пожелала принять от меня, потому что ей нужно было иметь оправдание… чтобы оставаться злой, верно? Она… ей нужно быть злой на вся и всех! Этого требует ее гордость, ее самолюбие. А иначе она не смогла бы жить, да? Ведь все равно, она ничего не сможет изменить в своей беспросветной жизни… Но как вы угадали все про них?
– Мне не нужно было догадываться ни о чем, я все это знал с детства, с самого раннего детства… Моя мать тоже была… проституткой.
Сложив руки на груди, Морис с преувеличенным высокомерием смотрел на нее. Его грубое признание не могло не шокировать дочь чванливого адмирала, и сейчас она выплеснет на телохранителя свое брезгливое возмущение… а может, попробует прикрыть его лицемерной жалостью… Так или иначе, но первые ростки его симпатии и уважения к девушке будут вырваны с корнем.
Некоторое время Люси хранила молчание, не спуская с него огромных серых глаз, выражение которых оставалось для него непонятным, пока она не заговорила.
– Как странно… Моя мать тоже была… продажной женщиной, до того как отец мой женился на ней. Только, мне говорили, ее услуги стоили недешево.
Морис все еще пытался осмыслить сказанное ею, когда дверца открылась и появился промокший хмурый лакей.
– Мы поедем дальше, миледи?
Люси растерянно осмотрела свой испорченный наряд и рассмеялась.
– Боюсь, леди Кавендиш хватит удар, если я появлюсь в таком виде. Делать нечего, придется возвращаться домой.
Морис решительно поднял руку:
– Оставайтесь здесь. Я мигом вернусь.
