– Потому и говорю, что понравился. Но ты права, родная, тут кому что в руке лучше лежит. – В качестве иллюстрации протягиваю руку куда не следует, получаю ожидаемый шлепок по запястью и усмешку.
– Потерпи, озабоченный.
– Так терплю, всеми можно сказать силами терплю…
Какими именно силами, уточнить не успеваю: поезд резко тормозит, Сара удерживается на месте, только обхватив меня за шею. Не всем так везет: кое-кто, прикемарив на сиденье, от неожиданной остановки оказывается на полу и выражает свое недовольство, громко и матерно.
В ряду напротив здоровяк в орденской форме с усилием приоткрывает окно и наполовину высовывается с целью посмотреть «почему стоим»…
…громкий хлопок, и тело с простреленной башней оседает на пол, и сразу после этого по вагону хлещет пулеметная очередь. Осколки, кровь, вопли, запах горячего свинца.
Еще выстрелы, глухие, где-то в стороне.
Сдергиваю Сару вниз.
– Не мельтеши!
Барышня вздрагивает, кулак у рта… и молча замирает на месте.
Рядом в проходе распластался пассажир с соседнего сиденья – мелкий пожилой не то японец, не то кореец; на щеке царапина, очки перекосились.
Какого черта молчит артиллерия, ведь в составе экспресса есть броневагоны со скорострельными орудиями, точно видел, или…
Да какие тут «или», массаракш, их уже нейтрализовали – причем, похоже, изнутри, снаружи-то фиг ты их достанешь без пушек или ПТУР*, с тем же РПГ* поди еще подойди на нужную дистанцию…
Толпа, узость, паника. Хреново. И по нам еще и работают как минимум один снайпер и пулемет. Абзац. Захотят, пожалуй что положат всех, даже при том, что хотя бы у части пассажиров есть оружие – противник к бою был готов заранее, и мы уже на прицеле; кто высунется, рискует схватить пулю, напрочь не заметив, от кого…
Заметив…
Привстаю, сдергиваю за ремень баул с «гарандом», получаю тяжелым прикладом по ноге. Нож из кармана, пломбу на хрен долой, винтовку к бою.
– Зеркало есть? – спрашиваю у Сары.
Не может у женщины при себе не оказаться дорожного зеркальца; через минуту оно у меня в руках, круглое, в удобной пластиковой противоударной оправе, и плевать, что гламурно-сиреневой. Приподнимаю зеркальце над краем оконной рамы… так… так… направо… есть, багги с пулеметом на вертлюге! смотрим дальше… не торопимся… зеленый пикап, тоже с пулеметом, но этот не на нас нацелен, а куда-то по ходу поезда… а вот снайпера не вижу. Массаракш.
– Отползай в проход и прикрой голову, – командую, а сам надеваю поверх шемаха пробковый шлем. Вот в такие минуты и жалеешь, что старой пехотной каски под рукой нету.
Сара послушно перемещается туда. Японо-кореец делает то же самое – навряд ли понимает по-русски, скорее просто следует правильному примеру.
Еще пулеметная очередь – но не по нашему вагону, куда-то в сторону. Кто по кому палит – не знаю, лишь бы сейчас нас оставили в покое… еще минутку…
Перехватываю винтовку стволом назад и с силой высаживаю прикладом остатки стекла в нижней половине рамы. Часть осколков все-таки уходит внутрь вагона и барабанит по шлему.
Снова зеркальце в руку – так, повезло, не заметили под шум пальбы… вот и прекрасно, вот и дальше не замечайте…
«Гаранд» к плечу. Выдох, вдох, выдох.
На колено, едва приподнявшись над подоконником, два выстрела – и снова вниз. Массаракш, промазал, ниже надо было целить…
Секунда зримого недоумения, затем по вагону снова хлещет пулеметная очередь – слишком высоко взял, только крышу и дырявит. И тут где-то рядом коротко рявкает автомат – кто-то еще из соседей по вагону добрался до оружия! ура, а то в одиночку отстреливаться от цельной банды как-то кисло, – и пулемет, кашлянув, замолкает.
Зеркало. Можно.
Привстаю на колено, «гаранд» опираю на окно, вон к пулемету пытается встать другой бандит – а хрен тебе, голуба, получай! – первая пуля чиркает по каркасу багги чуть левее, зато вторая прилетает клиенту точно под грудину, и пулемет мирно болтается на вертлюге прикладом вниз и никому не угрожает… Поворот, перевод огня на пикап, что подальше, метров за триста – там пулеметчик занят кем-то еще, ну и лови подарок с фланга, не знаю, в бедро или в бок, но с такими ранами уже не воюют.
А теперь вниз, по-хорошему надо бы и позицию сменить, да некуда, значит, вон из кадра и занимаемся зеркалом. Чисто… чисто…
Пулеметная очередь – так, это уже заговорил крупнокалиберный. Не по нашему вагону и вообще не по поезду, бьют снаружи и по наружному же противнику! Броневик? нет, навряд ли, он бы из скорострелки работал… значит, банда?
Нет! Тяжелые пули превращают в костер тот самый зеленый пикап!
– Ну вот и кавалерия, – с облегчением выдыхаю и снимаю шлем. Шемах весь мокрый от пота, хоть выжимай, и футболка не лучше. В душ бы сейчас, а лучше в ванну… мечтай-мечтай, спасибо скажи, что живой остался, – и скажу, вот только выясню кому! Гаранду с Браунингом – само собой.
Смотрю на Сару. Через силу усмехаюсь.
– Ничего себе выходные начались, а?
– Ты ведь не воевал, я твою анкету помню…
Зрачки на полрадужки; руки, влажные и холодные, мелко дрожат в моих ладонях. Крепко-крепко сжимаю, подставляю плечо под поникшую голову.
– Правильно помнишь. Не воевал. Не служил. И еще много чего «не», а с оружием, кроме как в интернете, знаком по тиру и прочим стрельбищам.
– У тебя реакция неправильная, – отстраненно замечает Сара, сохраняя прежнюю позу.
– Потому что когда по мне палят, я стреляю в ответ?
– Потому что ты готов это сделать. В тире можно научиться стрелять, но там не станешь бойцом.
Верно, не станешь. И я не стал, что невооруженным взглядом видит любой профи, Геррик тот же.
– Я не боец, – вздыхаю, – просто стрелок.
– Просто.
– Ну да.
– Тогда почему остальные «просто», когда по ним пулемет лупит, от страха пошевелиться не могут, а ты ведешь себя словно в тире?
– Потому что я программер.
Короткий смешок.
– Влад, не пудри мне мозги. Программисты не супермены.
– Никоим образом, – фыркаю я. – Но настоящие программеры – которые не «эникейщики» и не «проект- манагеры» – матерые шизофреники, иначе не работает. Так вот это обо мне.
– А при чем тут шизофрения?
– А при том, что меня минимум двое. Один под обстрелом, как все нормальные необученные люди, впадает в ступор; вот в это самое время вылезает второй и спокойно делает то, что умеет.
Сара резко выпрямляется, глаза сверкают.
– Это самая грандиозная чушь, какую я когда-либо слышала!
– Всегда готов тебя порадовать, хорошая моя.
На этом допрос прекращается, накрываю губами ее рот и со спокойным сердцем предаюсь релаксации. Ладони у Сары уже вполне теплые и ни капельки не дрожат.
Такая реакция ведь правильная, верно?
