- Великолепно, - сказал я.
- Всего одна ошибка, - сказал он.
- Это не было ошибкой, - сказал я, - это был гвоздь программы, когда ты забыл пластинку. Без этого не было бы никакой радости. Фотографии может снимать кто угодно, но ты - настоящий гений!
- Я думал, что все разозлятся, - сказал он.
- Пока я здесь, никто не разозлится, - сказал я. И он стал уполномоченным фотографом! Каждый раз, оказываясь в этом городе, я справлялся о нем... Он сказал мне:
- Теперь я встал на ноги. Сменилось много директоров, но я остался уполномоченным фотографом. Но ты был прав: той великой радости, как в первый раз, больше не происходило; я никогда больше не забывал пластинку.
Эти люди имели всю возможную власть, но каким-то образом я никогда не чувствовал, что у них есть какая-то власть. Я чувствовал, что они только притворяются, что у них есть власть; глубоко внутри они трусы, и если правильно ударить, вся их власть исчезнет. И я оставался таким все мое детство - в школе, в колледже, - и это стало повседневным делом. Я наслаждался всеми этими мгновениями.
Иногда я думал, что, может быть, я чем-то отличаюсь от других людей, потому что никто не оказывается в таких переделках, как я. Но все эти переделки давали мне определенную силу и странный опыт, что люди, которые притворяются, что у них есть власть, просто страдают комплексом неполноценности, и ничего больше.
Каждый, кого я тревожил, каждый день беспокоился о том, что я могу что-то сделать - и я никогда ничего не планировал! Все просто случалось.
Одного моего присутствия было достаточно, и что-то включалось.
Я хотел бы, чтобы каждый жил таким же образом. Будут различия в ситуациях, в уникальных индивидуальностях - но я хотел бы, чтобы каждый ребенок жил таким образом, чтобы он мог вспомнить каждое мгновение, которое прожил, как действительно золотое мгновение.
Я не могу вспомнить ничего такого, о чем мог бы сказать, что это должно было случиться - или не должно было случиться - по-другому. Я так наслаждался тем, как все случалось, так радовался, но каждый, кого это касалось, тревожился о том, что это портит ситуацию.
Когда я защищал диссертацию, один из самых известных психоаналитиков и глава отделения психологии университета Варанаси заинтересовался мной. Он был из соседней деревни и часто приходил, потому что ему нужно было пересечь мой город, чтобы попасть в свою деревню. Железнодорожный вокзал был в моем городе, и он приходил, чтобы переночевать и отдохнуть с моей семьей, а затем отправлялся в свою деревню. Возвращаясь, он снова останавливался перед поездом.
Он был очень заинтересован в том, чтобы, получив степень бакалавра, и переехал в Варанаси, то есть индийский Оксфорд, лучший университет. Он сказал мне:
- Ты должен заняться психологией и стать профессором психологии.
- Это долгий проект, - сказал я. - Я не думаю о таких отдаленных вещах, но я приеду.
После защиты я отправился туда, и однажды он так разозлился на меня, что выбросил мои вещи из дома. Я сказал:
- Зачем вы беспокоитесь? Вы можете просто мне сказать, и я заберу свои вещи и уеду.
- Я никогда не думал, что ты так опасен, - сказал он. - Твой отец говорил мне: «Остерегайся этого мальчика, не приглашай его в свой университет или в свое отделение». Но я говорил ему: «Я психолог, я поставлю его на место». Но ты оказался действительно трудным.
Первым же утром... Я прибыл ночью; утром он сидел на террасе, на солнце. Это было зимним утром, и там было теплее. Он сидел с двадцатью или тридцатью своими самыми выдающимися учениками, среди которых было несколько профессоров. Он хотел представить им меня и еще хотел задать несколько вопросов, которые, наверное, снова и снова возникали у него в уме, почему я считаюсь таким опасным и трудным.
И он стал задавать вопросы, простые вопросы, как например:
- Веришь ли ты в Бога?
- Об этом не может быть и речи, - сказал я.
- Почему?
- Потому что нельзя ни верить, ни не верить в то, чего нет- то и другое неправильно. Такой вещи просто не существует; верить в нее настолько же глупо, что и не верить. Об этом не может быть даже вопроса. Слово «Бог» не имеет смысла.
Будучи очень богобоязненным человеком, он пришел в напряжение. И с каждым вопросом... через полчаса он уже выбрасывал мои вещи из дому. Я сказал:
- Не стоит труда... вы старик; я возьму их сам.
- Я не хочу тебя знать; ты не можешь поступить на мое отделение, - сказал он.
- Я никогда и не хотел поступать в ваше отделение. Вы хотели, чтобы я приехал, поэтому, просто чтобы отдать дань уважения вашему приглашению, я приехал. Я не могу жить без своих вещей, поэтому с этими вещами приходится уйти и мне. Но это был такой прекрасный опыт! Великий психоаналитик приходит в такое смятение. Тогда как, вы сами стали задавать вопросы, я же ничего не говорил.
Каждый, кто при этом присутствовал, почувствовал, что это было абсолютно несправедливо: сначала он пригласил меня, потом стал задавать вопросы... и я отвечал, отвечал ясно и абсолютно рационально. И вот он выбрасывает мои вещи...
Его профессора, его студенты, все, кто при этом были, пришли, чтобы выразить мне сочувствие, и сказали:
- Нам жаль. Мы не пришли бы, если бы знали, что он так себя поведет. А мы всегда считали этого старика очень уравновешенным и спокойным.
- Каждый может быть уравновешенным и спокойным, - сказал я, - пока его не раскусишь и не ударишь в правильное место!
И этот психолог разозлился еще больше, потому что все профессора и все его студенты оставили его на террасе и вышли со мной на дорогу. Они вызвали мне такси, и все приехали со мной на вокзал. И позднее один из студентов написал мне, что он был так взбешен, что сказал каждому из них:
- Вы все меня оскорбили, уйдя с этим опасным мальчиком.
Они сказали:
- Нам пришлось уйти; нам хотелось хорошо его проводить. Поведя себя таким образом, вы опозорили все отделение!
После этого случая он стал немного побаиваться останавливаться в моей семье. Но каждый раз, когда приходила от него телеграмма, я приезжал на вокзал его встречать, и он смотрел на меня со страхом и подозрением, что я могу что-то сделать. Я сказал:
- Вам не стоит волноваться. Если вы у меня в гостях, я не выброшу на улицу ваших вещей. Если я и должен что-то выбросить, то лучше выброшу вас, а не бедные вещи, потому что бедные вещи ничего не сделали... Вы сломали мне чемодан. Чемодан совершенно не участвовал в нашей дискуссии. И если мне и придется что-то выбросить, то я выброшу вас - можете не беспокоиться о своих вещах.
Он пришел ко мне домой и сказал моему отцу:
- Он говорил мне по дороге, что выбросит меня, если нужно будет что-нибудь выбросить, а моим вещам ничто не угрожает! Он опасен. Ночью он может что-то сделать.
- Не волнуйтесь, - сказал мой отец, - он вас не выбросит. Он просто объяснил, что вы поступили неправильно. Выбрасывать вещи, значит впадать в ярость, а психоаналитик, известный всей стране... Дело не только в вас лично. Со времени вашей выходки он против психоанализа вообще; со времени вашей выходки он против Зигмунда Фрейда. Он собрал всю литературу по психоанализу и готов оспорить каждое утверждение. И именно вы сделали его врагом психоанализа... не своим врагом, потому что он не обращает внимания на отдельных людей. Вам не стоит беспокоиться, он не будет вас выбрасывать и ничего с вами не сделает.
Он хотел мне сказать... потому что три раза мне приходилось его встречать, и я видел, что он хотел сказать: «Извини», но не мог. Третий раз был последним, потому что я переезжал в другой город читать лекции, и я сказал ему:
- Это последний шанс. Если вы действительно хотите, можете это сказать.
