которую ему будет интересно поговорить», вот я и заговорил о ней. А ты схватил меня и затащил в машину.
И я подумал: «Какой от этого будет вред? Мой дом всего в нескольких минутах ходьбы от твоего, и хорошо доехать до него на машине. А по пути я буду говорить». И так я оказался в ловушке, потому что я не смог повернуть назад. Ты затолкал меня в храм, где сидели эти сорок человек, и мне тоже пришлось сесть. Я хотел бежать с самого начала. Я никогда не хотел медитировать, потому что не хочу вовлекаться ни во что, если не знаю, куда это ведет.
И как только я сел, все стало молчаливым. Я открыл глаза, огляделся вокруг, и все сидели с закрытыми глазами, в молчании. Я подумал: «Вот правильное время для побега». Но ты такой человек, от которого так просто не убежишь. Вся улица видела, что я убегаю, а ты за мной гонишься. И я подумал: «Я не остановлюсь». Я просто очень испугался. Я боюсь молчания. Говорить очень приятно.
Я сказал:
- Тебе повезло, потому что ты так много говорил, что твой ум готов расслабиться. Не упускай эту возможность. И не бойся. Разве ты не видишь меня? - я могу говорить. Ты сможешь говорить, когда захочешь. Прямо сейчас это не в твоей власти; это просто продолжается само собой. Ты - просто граммофон, а молчание сделает тебя хозяином положения.
- Ладно, - сказал он, - если ты обещаешь, я тебе верю и буду приходить каждый день. Но помни, я не хочу лишиться ума. У меня дети, жена, старые родители.
- Не волнуйся, - сказал я. - Ты не лишишься ума. И вы удивитесь: этот человек прогрессировал в медитации лучше всех остальных. Это навело меня на идею о специальной медитации, и я начал новую технику, Джиббериш.
Она не была абсолютно новой, но никто раньше не использовал ее как средство для медитации стольких людей.
В Индии у нас были медитационные лагеря, в которых днем проводилась стадия джиббериша, и каждый говорил все, что хотел, - тысяча человек вместе. Это не было разговором, потому что ты говоришь не с кем-то, а просто так.
Это было редким опытом - потому что я был единственным слушателем того, что говорили все эти люди? Однажды человек напротив меня звонил по телефону, на самом деле говорил по телефону. И я слышал: «Алло, алло». Все смотрели:
«Что ты делаешь?» Он вел международные разговоры, без всякого телефона, без ничего. Он был бизнесменом, и просто привычка... Но для людей этот опыт был огромным расслаблением. После часа говорения ерунды...
Один из моих близких саньясинов... с ним случилось так, что, просто говоря и крича, он подошел и стал толкать машину, в которой я приехал. Она стояла на склоне. Он был человеком очень здравого рассудка, но стал толкать машину и все время говорил очень плохо о Джайянтибхаи, которому принадлежала машина, говорил, что столкнет ее в канаву. Они были друзьями - но что-то, наверное, было не окончено у него в уме. Какие-то люди встали и помешали ему. Из-за того, что ему помешали, он залез на дерево... он не был сумасшедшим! Он стал раскачивать ветви дерева так сильно, что они ломались, и падали на всю группу, сидящую под ним. И все это время он кричал на Джайянтибхаи.
С трудом его заставили слезть. И никто никогда не думал, что этот человек способен на что-то подобное.
Через час все кончилось, и он пришел в полное молчание - более глубокое, чем у кого-либо другого.
Я спросил его:
- Как ты себя чувствуешь?
- Я в более глубоком расслаблении, чем когда-либо во всей моей жизни, - ответил он. - Хотя я и делал глупые вещи... но ты позволил нам делать все, что нам хочется, и я чувствую большое облегчение. Большой груз с меня сброшен, и я очень люблю Джайянтибхаи. Весь гнев прошел.
Этот лагерь длился пять или семь дней, и этот человек с телефоном семь дней продолжал говорить «алло» и был очень серьезен. Как только начиналась медитация, он начинал звонить и, без сомнений, что- то слушал, отвечал, принимал решения о бизнесе. «Вложите эти деньги сюда, сделайте то-то и то-то, купите это. Сейчас лучше всего это купить. Цены растут». И так серьезно, что в последний день я спросил его:
- Как ты себя чувствуешь?
- Мне самому интересно... - сказал он, - это странная медитация. Я не сумасшедший, и я знаю, что никакого телефона нет, просто мне приходит такая мысль. И ты сказал: «Ты должен это позволить». А после этого я много часов чувствую себя абсолютно молчаливым, радостным. Великое бремя...
Наверное, это было его ежедневным делом, и ему его недоставало.
Джиббериш никогда не использовали в группах, но само слово «джиббериш» происходит от имени суфийского мистика Джаббара. Он всегда говорил бессмыслицу. Ты спрашиваешь о луне, а он говорит о солнце; он никогда не отвечал на вопрос, который ему задавали. Он придумывал собственные слова.
И из-за его имени, Джаббар, пришло в существование это слово, джиббериш; это язык Джаббара. Он был одним из просветленных суфийских мастеров. Он использовал джиббериш ради других; иначе он оставался в молчании. Если никто не приходил, он молчал много дней. Если кто-то приходил и что-то говорил ему, этот человек тем самым давал ему повод. Тогда он говорил что угодно - предложения без смысла, слова без смысла. Из того, что он говорил, нельзя было ничего понять.
Ученики много раз спрашивали Джаббара:
- Почему ты говоришь все эти вещи? - обычно ты молчишь. Мало того, что люди смеются над тобой; мы тоже смущаемся, потому что мы твои ученики. Они думают, что мы идиоты: чему можно научиться у такого человека?
Только ученикам он говорил:
- Вы знаете, что эти люди приходят с напрасными вопросами. Они не намереваются понять или измениться, и мой джиббериш прекращает их посещения, и я могу работать с вами в молчании. Хорошо это и для моего ума, потому что большую часть времени я в молчании. Это хорошо, это просто упражнение для ума: если он нужен, я могу его использовать. Поэтому, просто чтобы проверить, по-прежнему ли он работает, я использую весь этот джиббериш.
И я сказал Нитьянанде Чаттерджи:
- Не волнуйся. Ты проделал столько джиббериша, что без сомнений достигнешь глубокого молчания.
И он стал очень молчаливым. Весь университет был потрясен. Никто не мог поверить, что я с ним сделал. Теперь люди к нему подходили и хотели, чтобы он с ними поговорил, но он говорил:
- Нет, хватит. Когда я говорил, вы все убегали. С меня довольно. Теперь оставьте меня в покое.
Ему предложили повышение, но он отказался и вышел на пенсию, чтобы его жене и детям было на что жить, а он мог продолжать свое молчание. Я увидел его снова через десять лет. Он стал совершенно новым человеком, таким свежим и молодым, как если бутон раскрывается и становится розой - с такой же свежестью. И он не говорил; он приходил и сидел часами, и никаких разговоров не было.
Таким образом, что бы ни происходило, позволь этому происходить. Уму привычно определенное количество внутреннего разговора. Поскольку эти четыре часа лекции выпадают, как только он находит возможность, то немедленно на нее набрасывается, и тогда он не просто ходит, но быстро бегает. Позволь это ему. Это не вредно, и вскоре он привыкнет.
Ум - это только механизм, он может говорить, он может молчать. Единственная проблема в том, что он не должен быть хозяином, он должен быть слугой. В качестве слуги он великолепен; в качестве хозяина он опасен. Его хозяином должен быть ты.
________________________________________
Игра слов: chatter - болтовня; -джи - окончание имени сикха; Бенгал - сикхская провинция.
Gibberish, англ. - тарабарщина.
