Суфии - верность истине

какое прекрасное утро вы увидели. И, возможно, что если вы опишете это прекрасное утро кому-то, кто его не видел, но кто может изобразить его на холсте, то он сможет изобразить его, не видя его. И его картина будет лучше вашей. Ваша картина будет ничем. Она не дает никакого представления о том, что вы видели или о чем ведете речь.

То же самое относится к внутреннему путешествию. Есть учителя, которые не слышали, но умеют ясно излагать свои мысли: и есть Мастера, которые познали, но не могут этого ясно выразить. И редко случается, когда Мастер бывает еще и учителем, когда просветленный может также ясно выражаться. Он познал это, но при этом обладает способностью, искусством, помочь познать это другим.

И этот суфий умирал. Скорее всего, у него было несколько учеников, которые стали просветленными, но не были учителями. И его, должно быть, волновало, что станется с теми, кто посредине? Мастер должен все заранее предусмотреть. Должен отыскать для них способ найти себе Мастера.

Суфии работают очень и очень странно, но они знают, как работать. Мастер ведь мог сказать: «Идите к Хазрату Али», - Хазрат Али был зятем Мухаммеда. «Идите к Али», - мог сказать он. Это было бы так легко. Однако это было бы неправильно. Он хотел, чтобы они нашли его сами - потому что, когда вы находите что-то сами, это обладает несравненной ценностью. А когда кто-то что-то говорит и вы это делаете, это уже не так ценно. Вы, в таком случае, выполняете свой долг.

Если Мастер, умирая, скажет: «Когда я умру, идите к Хазрату Али», - вы послушаетесь старика. Вы скажете: «Нам ничего не остается делать, как идти к Хазрату Али». Хазрат Али вам может нравиться или не нравиться - но это будет какой-то обязанностью, долгом. И тогда будет упущено главное. Мастер хочет, чтобы вы сами искали нового Мастера. Мастер хочет, чтобы вы ощупью пробирались в темноте, чтобы, найдя, вы почувствовали, что вы нашли. Это один из самых важных моментов, который необходимо запомнить.

Те люди, которые нашли Мухаммеда, обрели неоценимую помощь. Но теперь существуют миллионы мусульман. Они не нашли Мухаммеда сами, их направили их отцы. Это не был их собственный поиск. И теперь они лишь так себе, тепловатые мусульмане - такие же тепловатые, как христиане. Первые ученики, которые искали Иисуса и нашли его, трепетали. Они действительно нашли что-то сами. Вся их жизнь была преображена. А теперь твой отец говорит: «Христос - это спаситель. Христос спасает. Он есть спасение. Иди к Христу». И ведет тебя в церковь. И ты неохотно идешь, потому что никому не нравится истина кого-то другого. Так, в своей основе, устроена жизнь. Это подстраивание - никому не нравится истина кого-то другого, потому что истина кого-то другого для вас - ложь.

Итак, Мастер мог сказать: «Идите к Хазрату Али» - это было бы проще. Али жил неподалеку и был известным человеком, одним из редчайших последователей Мухаммеда, человеком великого озарения. Мастер мог сказать: «Я умираю, и вам теперь будет трудно идти по пути, по которому вы следовали со мной. Идите же к Али, он поможет». Но здесь было бы упущено самое главное: Мастера непременно нужно найти самим. Вы должны рисковать, вы должны искать, вы должны сдаться. А это было бы слишком безопасно. Вы услышали бы это от старика и сказали: «Хорошо. Когда вы умрете, мы отправимся к Али». Это было бы легко, но бесполезно.

И поэтому старый суфий изобрел средство - весьма странное средство.

А потому он завещал своим ученикам в наследство семнадцать верблюдов и дал такой наказ...

То был, судя по всему, удивительный дервиш с верблюдами. Он, должно быть, бродил со своими учениками по всей стране. И теперь он оставляет семнадцать верблюдов и завещает:

«Поделите между собой этих верблюдов, чтобы они достались троим из вас в такой пропорции: самый старший возьмет половину, средний - одну треть, а младший - одну девятую часть».

Это очень странно, абсурдно, алогично - но Мастера алогичны, они не слишком пекутся о логике. Он использовал это как средство. Это было что-то такое, где математика была бессильна.

Когда он умер, и воля его была оглашена, ученики сначала удивились такому неумелому распределению имущества Мастера.

Они удивились. Ими, должно быть, овладело некоторое сомнение: что это было за распоряжение? Семнадцать верблюдов, половину нужно отдать - стало быть, одного верблюда придется разрезать? Потом нужно было отдать одну треть - значит, несколько верблюдов нужно убить? Как вы можете делить животных таким способом? Это же так абсурдно. Они, должно быть, подумали: «Может, это старческий маразм или сумасшествие? Он был так стар и, наверное, утратил всякое представление о счете. Это был такой абсурд, такой вопиющий абсурд. И должно было возникнуть сомнение; они, судя по всему, были озадачены. Таково было средство. Мастер хотел, чтобы они были озадачены. А теперь внимательно следите, и вы будете удивлены. Вы могли бы не понять этого места.

Прежде чем вам найти другого Мастера, вы должны лишиться прежнего Мастера - иначе как вы сможете найти нового Мастера? Старик избрал превосходное средство. Оно было до того абсурдным, что они не смогли не рассмеяться. Не могли не сказать: «С этим стариком все кончено, ему лучше было умереть, и мы сейчас стали свободными. И хорошо бы теперь поискать где-нибудь в другом месте. Если бы этот человек был жив, мы бы все еще цеплялись за него, а ведь он сошел с ума». Мастер выставил себя в неприглядном виде, чтобы они не были больше привязаны к прежнему Мастеру и к памяти о нем, чтобы прошлое могло быть закрыто, чтобы эта глава была окончена, и они смогли бы открыть новую страницу своей жизни.

Кто-то сказал: «Давайте будем владеть этими верблюдами сообща».

Теперь вступила в действие логика, теперь они стали думать о том, что им делать. Наказ не мог быть выполнен в том виде, в каком он был дан, и поэтому им волей-неволей пришлось искать выход. Теперь вступили в действие истолкования, раздумья. Наказ был просто абсурден.

Кто-то предложил: «Давайте будем владеть этими верблюдами сообща». Они пытались найти выход из положения.

Другие обратились за советом и потом сказали: «Нам предложили поделить их так, как лучше всего соответствует завещанию».

Итак, некто, мудрый человек, знающий человек, видимо, посоветовал: «Это просто. Поделите их так, как лучше всего соответствует завещанию. Не будьте глупцами. Вы же не можете разрезать верблюдов, и то, что больше похоже, приблизительно, будет правильным».

Но помните, суфии не верят в приблизительную истину. Это очень точные люди. Они подразумевают то, что говорят, и говорят то, что подразумевают.

Сначала ученики подумали между собой, что лучше владеть верблюдами сообща. Затем они отправились кого-то спрашивать. Однако варианты все больше и больше расходились с намерением Мастера.

Кто-то сказал: «поделить их так, как лучше всего сходится с завещанием». А другим судья посоветовал продать этих верблюдов и поделить деньги... теперь варианты стали очень и очень житейски мудрыми. Все просто замечательно. К чему беспокоиться? Вы же можете поделить деньги. Продайте верблюдов.

...но найтись и такие, которые сказали, что завещание не имеет силы, поскольку выполнить его невозможно.

Это было уже совсем не к месту. Какие-то люди сказали: «Это невозможно. Выбросьте из головы эту затею. Завещание не имеет силы, прежде всего потому, что его невозможно осуществить».

Столько всяких толкований. И ученики призадумались. Когда Мастер дает вам наказ, над ним не надо размышлять, его надо слушать, над ним надо медитировать, а не размышлять. Иначе вы упустите послание. Вам непременно нужно над ним медитировать, непременно нужно вынашивать его в себе и ждать - просто ждать, храня его внутри. Помните это и ждите. И не вздумайте истолковывать. Ваши истолкования - это ваши истолкования, и они заведомо будут бессмысленны. И не просто бессмысленны, но губительны.

Человек, двадцать лет находился в тюремном заключении, поддерживая свой рассудок тем, что всячески помогал муравью, который жил с ним в его темнице. Он даже сделал для него двухэтажный дом в спичечном коробке. Чтобы как-то скоротать время, заключенный смастерил гитару, и за пять лет он научил муравья петь и играть на гитаре. Долгими зимними вечерами муравей был большим утешением, он давал