жестами, чем словами попытался объяснить молоденькой продавщице длину и фасон. Та засмеялась, отрицательно качая головой...
Он прошел вдоль бесконечного строя одинаковых ботинок. Продавец, выслушав, только выразительно глянул на него и обратился к следующему покупателю.
Мэлс вышел на улицу. Не зная, что предпринять, вынул из кармана пачку папирос.
— Чем интересуемся?
Мэлс обернулся. За спиной вполоборота к нему стоял коротконогий человечек в надвинутой на глаза кепке и пристально смотрел вдаль. Мэлс проследил направление его взгляда, пытаясь понять, с кем тот разговаривает...
В узкой подворотне Мэлс отдал незнакомцу деньги. Тот, остро глянув по сторонам, сунул ему клочок бумажки:
— Адрес, — деловито сказал он. — Остальное на словах. Пароль: «Дядя Йося здесь работает?» Ответ: «Дядя Йося давно на пенсии». Контрольные слова: «Я от Нолика». Нолик — это я.
— «Я от Нолика. Нолик — это я», — повторил Мэлс.
— Нолик — это я. А вы — от Нолика, — поправил тот.
— Понятно... Скажите, — осторожно начал Мэлс. — А вы все это... серьезно?..
— В нашем деле не до шуток, — отрезал тот. — Вы — направо, я — налево!
Они вышли из подворотни и разошлись в разные стороны.
В комиссионном магазине Мэлс подошел к уткнувшемуся в газету продавцу. Искоса глянул на осматривающих полки покупательниц.
— Простите, пожалуйста, — стесняясь, неловко начал он. — А дядя Йося здесь работает?
Продавец так же искоса стрельнул глазами на покупательниц, перелистнул страницу.
— Дядя Йося давно на пенсии, — не отрываясь от газеты, ответил он...
В подсобке магазина Мэлс примерял разноцветные пиджаки. Продавец держал перед ним зеркало, бдительно поглядывая в коридор...
Старый закройщик в испачканном мелом халате, с клеенчатым метром через шею и папиросой в зубах, щуря глаз от дыма, смотрел на Мэлса.
— Дядя Йося здесь работает? — уже смелее спросил тот...
За плотно задернутой шторой, заколов широкие штаны Мэлса в обтяг булавками, закройщик снимал с него мерки...
— Я от Нолика! — уверенно сообщил в обувной мастерской Мэлс здоровенному парню в кожаном фартуке, с зажатыми в губах гвоздями...
Сидя на лавочке, Мэлс наблюдал, как парень, разогрев паяльной лампой «манную кашу», наваривает ее на подошвы ботинок...
Очкарик-стиляга свернул в арку, сослепу наткнулся на преградившего ему дорогу Мэлса — и бросился обратно. Мэлс догнал его и прижал к стене.
— Пустите меня!.. Вы не имеете права! — барахтался очкарик, пытаясь освободиться.
— Тихо! Не шуми!.. Да не бойся ты!..
Оба замерли, дожидаясь, пока через арку пройдет женщина. Как только она скрылась за углом, очкарик снова рванулся, но Мэлс цепко держал его.
— Тебя как зовут?
— Боб...
— Меня Мэлс, — он взял его безвольно опущенную руку и энергично тряхнул. — Слушай, Боб, у меня к тебе просьба — просто, по-дружески. Научи стилем танцевать!
— Что?.. — Боб изумленно глянул на него сквозь очки с толстыми стеклами. — Да иди ты! — оттолкнул он Мэлса и пошел в свою сторону.
Мэлс догнал его.
— Ну ты пойми, у меня, кроме тебя, ни одного знакомого из ваших!
— Нашел знакомого! — усмехнулся Боб. — Приятное было знакомство, ничего не скажешь! — он повернулся и пошел в другую сторону.
Мэлс снова догнал его.
— Ну что тебе, трудно — два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь — я ведь все равно не отстану!.. Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..
В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.
— Есть три основных стиля — атомный, канадский и двойной гамбургский, — сказал он. — Начнем с тычинок и пестиков... Что такое танец как таковой? Ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс — это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..
— Слушай, давай без теории! — не выдержал Мэлс.
— Ну хорошо... — Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет. — Вот, Чарли Паркер. Перелом берцовой кости...
— У него? — не понял Мэлс.
— Нет, у больного, — ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку. — Это танцуют атомным. Становись вот так... Руку сюда... Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги... Что ты меня тискаешь! — ударил он Мэлса по руке. — Чувих лапать будешь!
— А как?
— Просто держи!
Мэлс старательно начал копировать его движения.
— Ну что ты, будто кол проглотил! — Боб встряхнул его. — Свободнее!.. Вот так!.. И поворот!..
Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя «партнершу», он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.
— Ты что, спортсмен? — спросил Боб, потирая поясницу.
— Первый взрослый разряд... — не без гордости сообщил Мэлс.
— Мэл, это не соревнования — быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное драйв. Ну, энергия! — пояснил он. — Давай лучше канадским попробуем... — Боб поменял пластинку.
Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.
— Боря... можно тебя на минутку... — сказал он и исчез.
— Слушай... — тотчас потускнел Боб. — Давай как-нибудь потом продолжим...
— Дай пару пластинок, — попросил Мэлс. — Я дома потренируюсь.
— Только не заныкай... — Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
— Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? — трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
— Папа, мы просто танцуем!
— Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него — он просто танцует! — всплеснул руками отец. — Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью «Преклонение перед Западом» — от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря — под эту статью подпадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
— Мой знакомый!
— Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
— Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
— Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? — указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
— Да, да, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта — за то, что не там повесила портрет Сталина. Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи — зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
— Папа! — заорал Боб. — Ну невозможно так жить — за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен понимать, что бесконечное угнетение психики приводит к распаду личности!..
— Боря, — всхлипнула мать. — Если тебе совсем не жалко себя — пожалей хотя бы нас с папой...
Мэлс стоял дома перед зеркалом в новом стильном наряде — длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых «дудочках» и ботинках на «манной каше». Он пытался взбить короткие волосы в какое-то подобие кока.
— Зря ты это... Ой, зря!.. — покачал головой отец. Он курил, сидя на табурете, наблюдая за сборами.
Вошел Ким со скрипичным футляром — и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.
— Мэлс... Ты что, спятил?
— А что такого случилось, Ким? — улыбнулся Мэлс. — Просто костюм другой надел.
— Ты же не собираешься в этом на улицу выйти?
— Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?
— Пап, а ты что сидишь? — отчаянно сказал Ким. — Ты что, не понимаешь? Скажи ему!
— А чего? Смешно. Мне нравится, — сказал отец. — Мы вон в деревне тоже — вырядимся, рожи раскрасим — и айда девок пугать!
Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.
— Здравствуйте, — поздоровался он с соседками.
Те подняли головы от кастрюль — и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.
Выйдя из подъезда, Мэлс остановился, весело прищурился на солнце. В этот момент в спину ему ударил камень.
— Стиляга! Стиляга! — в восторге завопили малыши, сбегаясь к нему со всего двора.
— Ты что, Санек, не узнал, что ли? — спросил Мэлс у метателя. — Витька! Ленка! Это я, Мэлс!.. — он едва успел увернуться от новых камней.
— Я не лягу под стилягу! — радостно крикнула пятилетняя Ленка, запустив в него еще один.
— Ну, ладно! Велик опять сломается — ко мне не приходите! — погрозил Мэлс и, пытаясь сохранить достоинство, не торопясь пошел через двор, сопровождаемый ордой самозабвенно орущей малышни.
Уже не так уверенно, как поначалу, Мэлс шагал по улице. И хотя к вечеру улица была полна спешащих с работы людей, шел он в одиночестве. Толпа за три шага расступалась перед ним, обтекала с двух сторон и смыкалась сзади. Он
