– Залазь в машину. Теперь навестим Мэри Мэгги.
Я отсалютовала и забралась в машину. Я не была уверена, что мы чего-нибудь добьемся, но погода стояла чудесная, и было приятно покататься с Рейнджером. К тому же его присутствие освобождало меня от ответственности. Я делала, что прикажут. И чувствовала себя под надежной защитой. Никто не рискнет стрелять в меня, пока я с Рейнджером. Или если кто-то выстрелит, я была почти уверена, что не умру.
Мы молча ехали к дому Мэри Мэгги, поставили машину рядом с ее «Порше» и поднялись на лифте на седьмой этаж.
Мы постучали дважды, прежде чем Мэри Мэгги открыла. При виде нас у нее перехватило дыхание, и она сделала шаг назад. Как правило, такую реакцию можно списать на страх и чувство вины. Но в нашем случае это была просто нормальная реакция на Рейнджера. Надо отдать Мэри Мэгги должное, краснеть и заикаться она не стала. Перевела взгляд с Рейнджера на меня.
– Снова вы, – сказала она.
Я помахала ей рукой.
– Что случилось с вашим глазом?
– Поссорилась из-за парковки.
– Похоже, вы проиграли.
– Внешность может быть обманчивой, – сказала я. Не в этом случае, но ведь бывает иногда.
– Дечуч вчера ездил по городу, – сказал Рейнджер. – Думаю, вы могли его видеть.
– Нет.
– Он ездил на вашей машине и попал в аварию. Сбил человека и сбежал.
По выражению лица Мэри Мэгги было ясно, что она впервые об этом слышит.
– Все дело в его глазах. Ему нельзя ездить в темноте, – сказала она.
Вот так. Ни слова о том, что он псих, которого вообще нельзя выпускать на дорогу.
– Кто-нибудь пострадал? – спросила Мэри Мэгги.
Рейнджер покачал головой.
– Вы ведь позвоните нам, если его встретите? – спросила я.
– Обязательно, – немедленно пообещала Мэри Мэгги.
– Она не позвонит, – сказала я, когда мы с Рейнджером спускались в лифте.
Рейнджер только посмотрел на меня.
– В чем дело? – спросила я.
– Терпение.
Двери лифта открылись, и я выскочила в подземный гараж.
– Терпение? Даги и Лунатик исчезли, а Джойс Барнхардт дышит мне в спину. Мы ездим по городу, расспрашиваем людей, но ничего не узнаем, ничего не происходит, и, похоже, всем на это плевать.
– Мы оказываем давление. Если оказать давление в нужной точке, все начинает разваливаться на части.
– Ну да, – пробормотала я, думая о том, что мы ничего не добились.
– Мне это «ну да» не нравится, – сказал Рейнджер. Он открыл машину с помощью дистанционного управления.
– Эти слова насчет давления… не кажутся мне достаточно убедительными.
Мы были одни в слабо освещенном гараже. Только Рейнджер, я и два яруса машин и бетона. Прекрасная возможность для убийства или нападения сумасшедшего насильника.
– Неубедительными, – повторил Рейнджер.
Он схватил меня за лацканы моей куртки, притянул к себе и поцеловал. Его язык коснулся моего, и я почувствовала, как меня охватил жар. Его руки скользнули мне под куртку и обхватили талию. Я чувствовала его возбуждение всем своим телом. Внезапно мне стало все безразлично, кроме оргазма с помощью Рейнджера. Я хотела этого. Немедленно. К черту Дечуча. В один прекрасный день он въедет в парапет набережной, и на этом все закончится.
«Да, а как насчет свадьбы?» – пропищал тоненький голосок в моей голове.
«Заткнись, – велела я ему. – Я подумаю об этом завтра».
«А как твои ноги? – поинтересовался тот же голосок. – Ты сегодня утром ноги брила?»
Я едва дышала, так мне хотелось достичь этого чертового оргазма, а теперь я должна думать, не волосатые ли у меня ноги. В этом мире есть справедливость? Почему я? Почему только я всегда беспокоюсь, побриты ли у меня ноги? Почему только женщины постоянно беспокоятся о таких вещах?
– На землю, Стеф, – сказал Рейнджер.
– Если мы сделаем это сейчас, зачтется ли это в качестве кредита за поимку Дечуча?
– Мы не будем ничего делать сейчас.
– Почему?
