официальный ход. Это висяк чистой воды. Мы, конечно, приложим все усилия, но…
— Павел, пошли отсюда, — подала голос Катя. — Я же говорила…
Что-то в ее тоне было такое обреченное, такое овечье, послушное, что Ткачев разозлился. Он, конечно, свалял дурака, обратившись в полицию, то есть, по-здешнему, ментовку. Выходит, придется, как всегда, действовать самому, на свой страх и риск. Но покидать милицию вот так, не солоно хлебавши, не хотелось.
— Заявление я пока оставлю, — тоном, не допускающим возражений, объявил Павел. — Надеюсь, оно уже зарегистрировано?
— Конечно, — подтвердил Мегрелов, пристально глядя в лицо Ткачеву. — Но вы можете забрать его, как только пожелаете. Обратный билет в Москву уже есть? Может, помочь надо? Мы по своим каналам мигом сделаем…
— Я настаиваю на том, чтобы были составлены фотороботы на-падавших, — пропустил его слова мимо ушей Павел.
— Это пожалуйста. Сейчас пройдем в соседний кабинет, на компьютере подберем. Компьютеры у нас хорошие, новые, недавно только поставили…
— Ну и порядки у вас! — проворчал Павел, когда они с Катей вышли из дверей успевшей обоим порядком надоесть ментовки. — Бардак! — Ткачев смачно выговорил это заимствованное у французов слово. Нет, по-русски оно звучит все же куда более экспрессивно. И понятие обозначает более широкое. Даже всеобъемлющее: никто не занимается тем, чем ему положено.
Павел даже сплюнул с досады, но тут же осознал свою неправоту. Перед его мысленным взором возникло широкое улыбающееся лицо Андрея Тищенко, сержанта милиции из подмосковного Красногорска, с которым он познакомился примерно полгода назад. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать безмятежными, но именно благодаря его с Андреем сотрудничеству была обезврежена целая секта
— Скажи, Катюша, а тебе не страшно? — спросил Ткачев немного погодя. — Этот Мегрелов в чем-то прав. Я рано или поздно уеду, а тебе здесь жить…
Катя задумалась.
— Утро вечера мудренее, — улыбнулась она минуту спустя. — Завтра подумаем. Ну, вот мы и пришли. Зцесь я живу.
Павел обвел взглядом четырехэтажный кирпичный дом с ажурными балконами, перевел взгляд на палисадник, засаженный смородиной. «И зачем только в городе сажают эти кусты? — подумал он про себя. — Нелепость полная. Много с них не соберешь, да и толку с этого сбора… Проще в магазин сходить. Наверное, по старой крестьянской привычке, не иначе».
Взглянув на Катю, Павел проникся ответственностью момента и решил, что пора, как говорится, брать быка за рога, становиться мачо и вообще — проявлять инициативу. Многозначительно прищурив один глаз, он зябко повел плечами.
— Как-то сыро в этом отделении было. Признаться, продрог я изрядно и, соответственно, с удовольствием бы выпил чашечку горячего чая.
— Извини, дома полно народу, даже чаю выпить негде, — развела руками Катя. — Спасибо за вкусный ужин. И за приятную компанию тоже. До гостиницы отсюда никакой транспорт не ходит. Придется тебе на такси тратиться…
Не солоно хлебавши, Павел вышел на проспект. Ночная жизнь Глинска, очевидно, не отличалась большим разнообразием. Вокруг не было ни души, большинство окон в домах уже погасли, только возле обшарпанного подъезда целовалась парочка, да где-то в отдалении слышался звон бьющегося стекла и хриплая нецензурная брань. Павел повертел головой в обе стороны пустынного проспекта и не обнаружил ни такси, ни частников. Прекрасно ориентируясь на местности, он очень ясно представлял себе, в какой стороне от Катиного дома находится «Турист», и вполне мог бы преодолеть это расстояние пешком. Тем более что поразмыслить ему было о чем, а делалось это всегда продуктивнее на свежем воздухе.
Злость на Мегрелова уже испарилась, осталась только досада на себя. Что-то подсказывало Павлу, что между ночным нападением странных бандитов и его архивными изысканиями существует прямая связь. Упорно не давало покоя то неприятное ощущение опасности, что на мгновение возникло, когда они с Катей сидели в «Сатурне». Значит, он не ошибся. Слежка за ним велась. Уже тогда.
Стало быть, придется еще задержаться в этом Глинске. День, а то и два, до выяснения обстоятельств… Черт побери, Мак-Кормик ему точно голову оторвет.
За спиной послышался шелест шин. Павел обернулся, поднял руку, остановил машину и за привычный уже полтинник добрался до своего «Туриста».
Раиса Юрьевна из-за стойки одарила Ткачева сладкой улыбкой и выдала ключ от номера.
— Кстати, вам тут принесли… Срочная телеграмма.
Павел двинулся вверх по лестнице, на ходу распечатывая заклеенное бумажной полоской почтовое отправление. Когда он пробежал строки сообщения, у него на мгновение потемнело в глазах.
Час спустя Ткачев уже трясся в рейсовом междугороднем автобусе, который на полной скорости катился по ночному глоссе в сторону столицы. И Катя, и баба Нюра, и глинские менты, и таинственные хулиганы из парка мигом отошли на второй план.
Часа два Павел нетерпеливо ерзал в кресле. Вначале он смотрел в окно, немного погодя слушал, надев наушники, какую-то идиотскую радиопередачу, потом пытался читать газету, которую купил в здании автовокзала, даже начал было разгадывать кроссворд, но не нашел ручки. Зато извлек из заднего кармана брюк серебряную пулю на цепочке. Это вещественное свидетельство своего российского прошлого Павел обнаружил в шкатулке, когда разбирал бумаги Джона Тэйлора, человека, которого на протяжении всей жизни считал отцом. Да, эта пуля была единственным подарком, который достался Павлу от настоящих, кровных, родителей. Кому же принадлежал этот незатейливый талисман? Какую силу хранил в себе? Кому служил оберегом? Бабушке Анне Антиповне, а может, его отцу или матери…
В тусклом свете горящей вверху лампочки Павел попытался рассмотреть металлическую вещицу. Поверхность пули не была идеально ровной. Кое-где ее покрывали мелкие царапины и выбоины. Похоже, не одно десятилетие прошло с тех пор, как неведомый умелец выплавил ее. Решив, что было бы обидным потерять единственное доказательство его генетической связи с этой страной, Павел надел талисман на шею и… тотчас ощутил нечто. Пуля источала мягкое, ровное тепло. «Э, похоже, в ней и впрямь есть сила», — удивился Павел и «прощупал» странный предмет. Результат его немного озадачил. Сгусток энергии, удивительно чистой, светлой, был заключен в этой пуле. Однако энергия не была активна, она, казалось, дремала в надежно защищающем ее сосуде, как бабочка в коконе. «Н-да, интересно, что может пробудить ее? — задал себе вопрос Павел. — Или кто?» То, что обычно предметы с подобной энергетикой бывают запрограммированными на конкретные ситуации либо на определенных людей, Ткачев знал очень хорошо…
Раздумья ни к чему не привели, а лишь окончательно утомили и без того уставшего Павла. Увидев, что все вокруг давно спят, он тоже решил отдохнуть. «Судя по всему, завтра неприятностей меня ждет предостаточно. Так что будет совсем нелишним, если я хотя бы высплюсь», — подумал Ткачев. Закрыв глаза, он расслабился по методике «быстрый сон» и провалился в тревожное забытье.
До больницы он добрался около четырех утра. К Вале Павла не пустили, несмотря на уговоры, толстую пачку денег, угрозы и мольбы. Усталый доктор в зеленоватом халате и шапочке молча выслушал поток веских и продуманных доводов Ткачева, молча указал ему рукой на дверь с табличкой «Ординаторская», пропустил внутрь тесноватой комнатенки и опустился на подоконник, уступив посетителю единственный в комнате стул.
