– Господин, – раздался чей-то напряженный голос, – все ли у вас хорошо?
Похоже, к хижине прибежал целый отряд с мечами наизготовку.
– Да. А что у нас может быть плохо? Оставьте нас.
– Слушаюсь, господин.
Князь Гэндзи подождал, пока удаляющиеся шаги не затихнут вдалеке, и продолжил:
– Как я уже говорил, твои действия привели меня к определенной мысли.
Он смерил Хидё суровым взглядом и умолк. Князь молчал так долго, что Хидё уж начал думать: может, он должен что-то сказать? Но что – поблагодарить или извиниться? Хидё украдкой взглянул на Сигеру, надеясь получить какую-нибудь подсказку, но грозный дядя князя сидел недвижно, полуприкрыв глаза, словно погрузился в медитацию. Молодой самурай совсем уж было собрался поблагодарить господина, но тут князь Гэндзи заговорил снова, избавив Хидё от возможности совершить очередной грубый промах.
– Несомненно, до тебя доходили слухи о якобы свойственном мне даре предвидения.
– Да, господин.
– Ты не должен никому передавать того, что я тебе сейчас скажу.
– Да, господин.
– Это не слухи.
Хидё едва не поперхнулся холодным зимним воздухом. Он не мог вымолвить ни слова. В том, что князь Гэндзи мог провидеть будущее, не было ничего особенно потрясающего. Большинство людей было уверено, что этот дар присущ каждому князю Акаоки, и прежде Хидё разделял это мнение. Но его уверенность сильно поколебалась после того, как Сигеру отравил князя Киёри и сам впал в буйство. Разве мыслимо, чтобы человек предвидел подобную трагедию и не предотвратил ее? Но друг Хидё, Симода, предложил взглянуть на дело с другой стороны. Никто ведь не знал, что именно прозрел князь Киёри. Конечно, такое трудно вообразить, – но что, если все прочие варианты были еще хуже? И ведь бывали случаи, когда величайшие победы вырастали из ужаснейших бедствий. Вспомнить хотя бы историю основания княжества Акаока и то знамение с воробьями. Нет, Хидё потрясло иное. Князь посвятил его в величайшую тайну клана! Его, одного из самых незначительных своих вассалов!
Хидё был настолько ошеломлен, что даже звук собственного выдоха, когда он наконец-то сумел выдохнуть, показался ему оглушительно громким. Самурай склонился в земном поклоне.
– Князь Гэндзи, ваше доверие – огромная честь для меня. Я не подведу вас.
– Я знаю, Хидё, что ты меня не подведешь. Я видел твое будущее.
У Хидё голова пошла кругом – в прямом смысле слова. Лишь самообладание, выработанное за долгие годы занятий боевыми искусствами, удержало его от падения.
– Ты будешь верен мне до самой смерти, – сказал князь Гэндзи. – Поскольку я не знаю никого, кто более заслуживал бы доверия, я назначаю тебя главой своих телохранителей. Я объявлю об этом во всеуслышание после того, как мы с дядей обсудим еще некоторые вопросы. А ты пока что подумай, кого возьмешь в помощники. Они помогут тебе отобрать нужных людей.
Хидё едва не задохнулся от избытка чувств. В это опаснейшее из времен, когда не только судьба клана, но и судьба всего народа висела на волоске, князь выбрал его своим щитом – его, Хидё, гуляку, игрока, выпивоху! – выбрал среди множества вассалов, превосходящих Хидё и положением, и опытностью! Самурай не в силах был более сдерживаться. Слезы благодарности потекли по его лицу и закапали на циновку – громко, словно первые капли ливня.
– Благодарю вас, князь Гэндзи.
Хидё вышел из хижины, так и не оправившись от потрясения. Он присоединился к прочим самураям, ожидавшим, пока князь Гэндзи освободится. Хидё был необычно тих; он не улыбался, не перешучивался с товарищами… Как внезапно и как бесповоротно изменилась его жизнь за этот час!
Верен до самой смерти.
Больше всего на свете Хидё боялся в какой-нибудь сложной ситуации сделать неверный шаг и предать своего господина – не из трусости, а по глупости. Теперь этот страх покинул его. Князь Гэндзи, провидящий будущее, сказал, что этого не случится. Он, Хидё, будет верен князю до самой смерти. И молодой самурай почувствовал, что стал сильнее и спокойнее.
– Что ты пробыл там так долго? – спросил у него Симода. – Чего они хотели?
– Не мне об этом говорить, – ответил Хидё и снова погрузился в свои мысли.
Он уже понял, кто станет его первым помощником. Симода, конечно, всего лишь приличный фехтовальщик, а в рукопашном бою и вовсе мало чего стоит, но зато он лучше всех в клане стреляет из лука, мушкета или пистолета, как стоя, так и на скаку. А кроме того, что не менее важно, Симода – человек чести. Если он даст слово, то сдержит его, даже ценою жизни.
Симода уселся на место, искренне удивленный скрытностью, которую вдруг проявил Хидё, и его неожиданно серьезным видом. Что же такого произошло в хижине? Его беззаботного друга словно подменили.
– Ну так что там? – поинтересовался подсевший к Симоде Таро. Он потер макушку, успевшую покрыться коротким ежиком волос. Макушка чесалась.
Подобно прочим временным монахам, Таро перестал брить голову, как только узнал, что князя Гэндзи вызвали в монастырь. Это был долгожданный сигнал, возвещающий о возвращении прежней жизни. Бывшие монахи успели переодеться в воинскую одежду, и у каждого из-за пояса вновь выглядывали рукояти двух мечей. Отличались они от прочих самураев лишь отсутствием волос на голове. Это немало их смущало – и будет стеснять еще сильнее, когда они вернутся в Эдо. Сложная прическа самурая – важная часть его облика. Но тут уж ничего не поделаешь. Иногда приходится терпеть нестерпимое.
Таро снова почесал голову.
