Все слишком явные следы насилия исчезли. Гонца, самурая средних лет – его звали Годзиро, – аккуратно одели в тот самый наряд, что был на нем, когда его схватили. Он сидел на полу в обычной позе. За спину ему подсунули деревянную подпорку, иначе он просто не смог бы держаться прямо, ведь ему сломали ноги. Лицо гонца было искажено от боли и усеяно капельками пота; дышал он хрипло и прерывисто. Каваками невольно скользнул взглядом по рукам самурая, ожидая увидеть недостающие пальцы. Однако все пальцы были на месте. Значит, ему отрубили что-то другое.
– Нет никакого смысла хранить молчание, – сказал Каваками. – Мы и так знаем, что тебе было поручено. Передать войску княжества Акаока приказ о переходе в боевую готовность. Мы спрашиваем тебя лишь ради подтверждения.
– Меня не волнует, что вы знаете, – отозвался Годзиро.
– А зря, – заметил Каваками. – Поскольку мое знание приведет к смерти твоего князя, к уничтожению его дома и к гибели всех твоих родных.
Тело Годзиро затряслось, лицо исказилось, и с губ сорвались странные сдавленные звуки. Каваками подумал было, что с пленником случился припадок, – и лишь потом понял, что на самом деле самурай смеялся.
– Ты – Въедливый Глаз, – сказал Годзиро. – Ты можешь выведать все про всех. Все, кроме самого важного.
– И что же это?
– Будущее, – ответил Годзиро. – Будущее открыто лишь одному человеку – князю Гэндзи.
– Дурак! – Хоть это было и нелегко, Каваками сумел сдержаться. Какой смысл бить искалеченного пленника? – Ты хочешь умереть в мучениях ради детских сказочек?
– Да, Въедливый Глаз, я умру здесь. Но мои сыновья будут жить и служить господину, наделенному даром предвидения. Они еще помочатся на твой гниющий труп. – Он снова рассмеялся, преодолевая боль. – Если кто из нас и обречен, так это ты.
Каваками встал и вышел, не произнеся более ни единого слова. Он был слишком взбешен. Мукаи поспешил следом за начальником.
– Следует ли мне предать его смерти, господин?
– Нет. Пока не надо. Продолжай допрос.
– Он не заговорит, господин. Я в этом уверен.
– И все-таки продолжай. Со всем тщанием, не упуская никаких способов.
Мукаи поклонился.
– Слушаюсь, мой господин.
Каваками отправился в чайный домик.
А Мукаи вернулся в камеру пыток. Как он и предсказал, Годзиро не выдал никаких сведений, хотя ему поочередно ломали, дробили или удаляли различные части тела, а затем стали поочередно демонстрировать его же внутренние органы. Он кричал и плакал. Никакой герой на его месте не смог бы удержаться от этого. Но он ничего не говорил.
Уже глубокой ночью, в час быка, сердце Годзиро содрогнулось в последний раз. Мукаи поклонился мертвому и мысленно попросил прощения. Он был уверен, что дух Годзиро простит его. Они оба – самураи. И каждый служил своему господину, как мог. Мукаи распорядился, чтобы тело захоронили с почестями, хотя и втайне.
Покинув камеру, Мукаи направился в сторону своих покоев, но не дошел до них. Убедившись, что за ним никто не следит, Мукаи скользнул в потайную дверь. Через несколько минут он уже очутился за стенами замка Эдо и быстро зашагал в сторону района Цукидзи, к княжеским дворцам.
Глава 9
БИТОКУ
Управляющий двором сказал:
– В последнее врцмя много спорят, считать ли доблесть врожденной или приобретенной. А что об этом думает ваша светлость?
– Что это чушь, – ответил князь Таканори.
– Если доблесть является врожденной, воспитывать ее бессмысленно, – сказал управляющий. – Если же ее приобретают, то даже неприкасаемый может стать равным самураю.
– Доблесть – дерьмо. И трусость – дерьмо, – сказал князь Таканори.
Управляющий почтительно поклонился и удалился.
А князь Таканори вновь сосредоточился на пейзаже, открывающемся его взору, и продолжил писать картину «Вид на деревья, окружающие купальню госпожи Синку».
Хэйко проснулась оттого, что кто-то крался в темноте. Кто бы это ни был, он старался идти как можно тише. Возможно, он имел право находиться здесь. Но ведь стен теперь нет. Так что разумнее предположить, что гость явился с недобрыми намерениями. В изголовье находилась подставка с двумя мечами Гэндзи. Хэйкогда Гэндзи потянулся к катана. Лишь тогда Хэйко поняла, что князь тоже проснулся.
– Господин! – донесся из-за двери голос Хидё.
– В чем дело?
– Прошу прощения за беспокойство, но некий человек настойчиво просит дозволения незамедлительно повидаться с вами.
