растрепанные волосы, поскольку мне нужно заботиться о том, чтобы выглядеть достойно.
Понимая, что может заставить ее потерять достоинство и разозлиться, Ник сказал:
— Вам ни в коем случае нельзя забывать о своем достоинстве.
— Не забуду, — ответила она, — так что можете не беспокоиться.
Несколько мгновений Ник молчал, в задумчивости изучая ее, отчего ей стало не по себе.
— Ну вот, вы и здесь, капитан Кей, — наконец произнес Ник с язвительной ухмылкой, — одна в берлоге Ника Мак-Кейба. Мне кажется, вы чувствуете себя здесь, как дома.
Кей мудро проигнорировала насмешливую реплику. Она подметила свежевыстиранную белую рубашку Ника, его безупречно сшитые темные брюки с тщательно заутюженными складками. Дорогие замшевые туфли ручной работы.
— Я хочу отметить, мистер Мак-Кейб, — с улыбкой произнесла Кей, — что вас можно обвинить в беззастенчивом самолюбовании.
— Капитан, это возмутительно. — Низкий голос Ника звучал наигранно. — Мои мысли постоянно заняты насущными проблемами человечества.
Кей не было смешно.
— Мак-Кейб, нетрудно заметить, что ваши интересы ограничены вашей внешностью, вашими женщинами и деньгами, необходимыми для того и другого.
Несколько развязно Ник ответил:
— А разве есть что-нибудь еще?
— Для вас? Очевидно нет. — Она скорчила гримасу, давая понять, что находит его до отвращения легкомысленным. — И все же я не перестану молиться за то, чтобы однажды вы захотели жить более осмысленной жизнью.
— Полагаю, ваша жизнь более осмысленна?
— Надеюсь, что в конечном счете да. Вы когда-нибудь делаете что-нибудь для других, а не для себя? Думаю, нет. Вы делаете то, что вам нравится и когда нравится.
— А вы когда-нибудь пробовали так жить, капитан? — Ник приподнял широкие плечи, и от этого тонкая ткань белой рубашки обтянула его мускулистую грудь.
Отказываясь отвечать на его вопрос, Кей сказала:
— Кроме того, вы недоброжелательны, полны сарказма и абсолютно непочтительны. Эгоистичны, жадны до денег и наслаждений. Язычник, грешник.
— Аминь. И все в этом роде, — согласился Ник, поднимая стакан. Он залпом выпил содержимое и улыбнулся той недоброй, опасной улыбкой, которая заставляла сжиматься сердце Кей. Она впервые заметила у него над глазом маленький шрам. Это придавало Нику несколько зловещий вид. — А вы, капитан, полагаю, святая?
— Солдат Христова войска, — заявила Кей.
— А-а, верно. Вот она — надежда небес. — Ник придвинулся ближе.
Кей в смущении подалась назад.
— Вы пьяны, — проговорила она.
— Нет еще, но я этого добиваюсь, — подтвердил Ник.
— Вы очень дурной человек, Ник Мак-Кейб.
— И я плох для вас, капитан. — Он осушил стакан. Его губы заблестели от спиртного. — Вы не доверяете мне, раз уж отвергаете меня, так ведь?
— Да, — призналась Кей, — не доверяю.
— Ну что же, — произнес Ник удивительно тихим голосом, — вы имеете на это право.
— Но я намереваюсь переделать вас — испорченного и злого человека в хорошего, Ник Мак-Кейб.
Криво усмехнувшись, Ник быстро ответил:
— Вам кажется, что вы не знаете меня, а вы не знаете самое себя.
И снова он приблизился к ней. Он стоял так близко от нее, что Кей чувствовала тепло, исходящее от его высокого, стройного тела, вдыхала его чисто мужской запах, запах спиртного в его дыхании. Слегка прикрыв сверкающие серые глаза, в упор глядя на ее рот, Ник произнес:
— Капитан, я бы мог добиться того, чтобы к вечеру вы согрешили со мной.
Кей не отступилась. Сильно возмущенная его самонадеянностью, она не сдавала позиций. Ее голубые глаза метали молнии.
Сочувственно покачав головой, она обратилась к нему:
— Вы сильно переоцениваете свое умение очаровывать, Мак-Кейб.
— Неужели? — Он поднял правую руку к ее лицу. Загорелыми пальцами он провел по нежной, изящной скуле, которой она недавно любовалась, а он застал ее за этим занятием. — Вы могли бы быть приятно удивлены. Только небу известно…
— Вы ошибаетесь. Я знаю. — Она сердито отвела его руку в сторону. — Вы так самонадеянны… так уверены в себе. Это смешно.
— Но вы не смеетесь, — заметил он, придвигаясь еще ближе, заслоняя собой все пространство.
Кей невольно съежилась, отступила назад и в упор взглянула на него.
— Я пришла сюда не для того, чтобы сносить ваши оскорбления. Я не потерплю вашей чудовищной непочтительности!
— А я не просил вас учить меня жить, — отвечал Ник.
— Некоторые нуждаются в этом.
Отливающие серебром глаза Ника сверкнули огнем, потом сделались пугающе холодными.
— Леди, скоро вы пожалеете о том, что встретили меня.
— Я уже жалею.
— Деньги, капитан. Это все, о чем нам следует говорить. Если у вас есть мои деньги, давайте их сюда. Если нет…
— Вот они! — Кей вынула из кармана сложенные купюры, швырнула их на мраморную каминную доску, схватила свою черную шляпку и бросилась к выходу.
— Постойте! — Ник схватил Кей за плечо и потянул назад. От неожиданности она едва не задохнулась. — Сестра, вы не уйдете, пока я не пересчитаю их.
Взбешенная, Кей была вынуждена стоять и ждать, пока Ник начал медленно и методично отсчитывать деньги. Он театрально положил пачку банкнот на левую ладонь, послюнил кончик правого указательного пальца и не спеша стал отгибать одну за другой банкноты, считая вслух. Кей готова была взорваться.
Совершенно потеряв терпение, чувствуя непреодолимое желание размозжить ему голову, Кей проговорила:
— Вот так-то. Я ухожу! — И она поспешно направилась к двери.
— Конечно. Бегите. — Ник поднял глаза. — Но помните: на следующей неделе, в то же время, та же сумма. И не опаздывайте.
Кей не ответила. Сжав зубы, она с размаху распахнула тяжелую дверь и ушла. Она почти бежала по длинному широкому коридору, а на лестнице перескакивала через две ступеньки. За дверями она прислонилась к стене, сжала кулаки, закрыла глаза и сосчитала до десяти.
Что же ей делать с Ником Мак-Кейбом?
Глава 14
Что же ему делать с капитаном Кей Монтгомери?
Нахмурившись, Ник Мак-Кейб сидел за письменным столом красного дерева в своем тихом кабинете. Левый глаз Ника отливал пурпурно-сине-черным цветом и так распух, что совсем был закрыт. Правый глаз был прищурен от злости. Нижняя губа разбита, и ему больно было разговаривать, улыбаться или даже сердиться.
Широкая голая грудь Ника была вся в синяках. Два ребра с правой стороны сломаны. Тугая белая повязка стягивала его узкую талию. Кожа под повязкой зудела.
В правой поврежденной руке, где кожа на костяшках была содрана, Ник сжимал раскрашенную листовку, которую он со злостью сорвал с черного хода клуба «Золотая карусель». Смятая листовка была одной из сотен, распространенных за последние две недели в Барбари-Коуст.
Она гласила:
