знаменитой тюрьме, что немедленно упорхнула с побережья, как только перед ней распахнулась дверь камеры. Просто-напросто исчезла, как и многие другие набожные благотворители, мудро поступившие, решив поменять это языческое место на какое-нибудь другое. Еще одна в длинной веренице самодовольных глупых кошек, напуганных жизнью во всех ее проявлениях. Напуганных буйной жизнью в Барбари-Коуст. А эта жизнь никогда не бывала более буйной, чем в субботние вечера.
В тот самый субботний вечер — первого сентября — один из многих свободно вздохнувших владельцев клубов был, как всегда, в приподнятом настроении. Никто в Барбари-Коуст не наслаждался субботним вечером больше, чем хозяин процветающего клуба «Золотая карусель» мистер Николас Даниел Мак- Кейб.
Он был в лучшем виде — только что из душа, чисто выбритый, элегантный в сшитом на заказ черном смокинге, Ник Мак-Кейб представлялся неотразимым романтическим героем сонму затаивших дыхание женщин. Достаточно порочный, чтобы вызвать к себе интерес, достаточно независимый, чтобы не позволить женщине взять над собой верх.
В облике Ника Мак-Кейба было что-то вызывающее и интригующее, что побуждало достаточно дерзкую женщину искать волнующих приключений, в которые он мог бы вовлечь и вовлекал при каких-нибудь необычайных обстоятельствах, И все же Ник не был избалованным дамским угодником, пользующимся безоговорочным успехом у женщин. Темноволосый поджарый владелец салуна мог отбить охоту шутить с ним у любого мужчины, нарывающегося на неприятность. Подвижный и энергичный, он всегда был готов дать отпор незваному пришельцу.
Он был во всех отношениях бесстрашным малым с избытком самонадеянности и ухмылкой наготове. Мужчиной, легко завоевывающим женские сердца и крушащим мужские челюсти.
Рост Ника был точно шесть футов два дюйма, а весил он 182 фунта. Его волосы были чернее самой темной ночи, лицо ровного светло-оливкового оттенка. Глаза необычного серебристо-серого цвета могли без усилий сказать об очень многом. У него был прямой римский нос, а хорошо очерченный большой рот был, бесспорно, чувственным.
Имея превосходное здоровье и находясь в свои тридцать три года в расцвете сил, внешне привлекательный, Ник поддерживал первоклассную форму, ежедневно занимаясь боксом со своим крепко сбитым вышибалой, экс-чемпионом Британии по боксу в тяжелом весе Альфредом Дьюком.
Находчивый, сильный и пользующийся всеобщей симпатией, высокий, темноволосый, красивый красотой грешника, Ник не принадлежал к людям, тратящим время на пустые переживания и печали. Вся его жизнь была связана с неповторимым побережьем Сан-Франциско. Дешевые ресторанчики, танцевальные залы и развращенность имеющего дурную репутацию Барбари-Коуст были частью жизни Ника так же, как и его великолепное умение владеть собой и частое сверкание ослепительно белых зубов в улыбке, как бы смывающей все его грехи.
Ник понимал, кто он был и что собой представляет, и вполне был доволен собой.
Николас Даниел Мак-Кейб был просто-напросто обворожительным сердцеедом и любящим земные блага бездельником, не имеющим определенной цели в жизни и не видящим греха ни в чем, что приносило бы удовольствие, или выгоду, или то и другое вместе. Он жил одной минутой. Вчерашний день проходит и забывается. Завтра может никогда не наступить.
Женщины не могли устоять перед порочным Ником Мак-Кейбом, а то удручающее обстоятельство, что высокий темноволосый обольститель ничего не принимал всерьез, только усиливало его мужскую привлекательность.
Широкая непринужденная улыбка Ника могла растопить самое суровое сердце, и ему еще предстояло встретить женщину, которая могла бы устоять против него, когда он давал полную волю своим неуемным животным инстинктам. Наделенный острым умом, беспокойный по натуре, которому все быстро наскучивает, Ник часто думал о том, что мог бы испытать удовольствие от встречи с единственной женщиной, которая отказалась бы сразу пасть в его объятия. Если бы такая женщина существовала. Едва ли это возможно. До сих пор такой не нашлось.
И все же Ник мурлыкал привязавшийся мотивчик, отмокая этим теплым субботним вечером в фаянсовой ванне. Он предвкушал приятность ночных развлечений.
Ник знал, что в этот чудесный вечер бабьего лета клуб «Золотая карусель» наверняка до отказа будет забит любителями ночных развлечений. Некоторые из этих любителей развлечений принадлежали к кругу богатых, элегантно одетых людей — то была «голубая кровь» Сан-Франциско.
За последние полгода — начиная с ранней весны — у преуспевающих аристократов Бей-Сити вошло в моду «прошвырнуться» по Барбари-Коуст. Пресытившиеся, скучающие, не знающие, куда девать деньги и время, постоянно в погоне за новыми развлечениями. У избалованных патрициев считалось особым удальством выбраться из пышных особняков, стоящих вдоль проезда Шелкового Чулка, сесть в роскошный экипаж и приказать ливрейным возницам везти их вниз под гору. Отвезти их в Барбари-Коуст, о котором часто говорили, что там никогда не дуют спокойные бризы.
Однако постоянно бушевал сирокко искушающего греха. Улыбаясь, Ник Мак-Кейб рывком вылез из ванны. Он потянулся за большим белым полотенцем, обмотал его вокруг Своего блестящего от воды загорелого тела и встал на покрытый ковром пол. Завязав полотенце узлом на Левом бедре, Ник не спеша прошел в спальню и налил себе спиртного. Он опустился в свое любимое легкое кресло и, скрестив длинные мускулистые ноги, положил их на потертый кожаный диван.
Ник открыл серебряный портсигар, который был у него под рукой, вынул ароматную длинную и тонкую сигару и понюхал ее. Потом, обрезав кончик, он зажал сигару в зубах, зажег ее и раскурил.
Выражение загорелого лица Ника с падающими на лоб черными волнистыми, все еще влажными волосами и сощуренными от табачного дыма серыми глазами неожиданно изменилось. Последние следы улыбки исчезли. Он вынул сигару изо рта, медленно выпустил дым и вздохнул.
Ни в один из субботних вечеров, когда он принимал у себя в «Золотой карусели» богатых гостей из высшего света, не повстречалась ему хорошенькая женщина. Он лениво рассуждал, задаваясь вопросом, были ли вообще среди праздных богачей no-настоящему красивые дамы. Он встречал немало элегантно одетых с безукоризненными прическами дам, увешанных бриллиантами, но ни одну из них, по сути дела, нельзя было назвать красивой.
Не было женщины с ангельски красивым и нежным, как персик, лицом и соблазнительно длинными ногами истинной красавицы.
Быть может, сегодня вечером ему улыбнется счастье.
Играла музыка; раздавалось позвякивание колокольчиков, исходящее от разносчиков, предлагающих напитки и сигары, звон мексиканских долларов и постукивание фишек из слоновой кости.
Смех и восторженные возгласы удачливых игроков в фараон. Приветственные крики и свист, обращенные к длинноногим танцовщицам, сверкающим блестками нарядов. Охи и ахи при виде аппетитных блюд, подаваемых расторопными официантами в белых куртках.
В «Золотой карусели» все было как обычно в вечерние часы.
Время незаметно подходило к десяти часам.
Клуб был до отказа заполнен разношерстной шумной толпой. Пьющие, смеющиеся, ищущие развлечений — аристократы сидели рядом с неряшливыми, опасными, ищущими развлечений простолюдинами.
В самой глубине переполненного клубного зала, у двойных дверей, ведущих в кухню салуна, стоял огромный человек слегка расставив ноги и заложив руки за спину. Его проницательные карие глаза бегали взад-вперед по переполненному залу.
Огромный рост великана — шесть футов пять дюймов — позволял ему легко видеть всех и вся. Внушительное мускулистое тело позволяло ему с той же легкостью устранять любые возможные неприятности.
Альфред Дьюк, румяный добродушный англичанин, возвышался над любой толпой. В случае необходимости он мог справиться с полудюжиной человек только лишь с помощью своих быстрых, как молния, кулаков. Большой англичанин был бывшим боксером в тяжелом весе, ставшим однажды чемпионом всех Британских островов. Ни разу не побежденного на ринге, Альфреда Дьюка колонии привлекли обещанием больших денег и еще большей славы.
И какое-то время у него было и то, и другое. Но однажды слава покинула его, и Альфред Дьюк оказался
