знаем, что я должна поехать. Как смогу жить, если буду знать, что десять человек страдают на борту корабля – а это равносильно тому, чтобы обречь их на смерть – только потому, что хочу остаться в Грейс- Холле?
– Твой муж? – изумленно спросила Феба, а Эли наклонился, чтобы взять руку Лайзы и пожать с молчаливым сочувствием.
– Торн Холлоуэй, в прошлом капитан Вооруженных сил Его Величества, – печально сказала Лайза, – а ныне лорд Водсвортский. У меня нет выбора, должна ехать, правда, Эли? – спросила она, и он снова пожал ей руку, но ответил довольно твердо:
– Да, Лайза, нет выбора, надо ехать. И может быть… – он не высказал до конца мысль, что это, возможно, лучший выход и для нее, и для мужа, и для тех десяти.
Сразу же на следующий день Лайза начала укладываться и отдавать распоряжения, частично устные, а частично в письменном виде.
Тилли была убита горем, узнав, что ей не разрешили поехать в Нью-Йорк со своей хозяйкой.
– Кто будет заботиться о вас, о Джей-Джее и Гленниз, если не я? – возмущенно спросила она.
– Гленниз должна быть со мной, потому что еще не отнята от груди. Но именно из-за Джей-Джея ты должна остаться здесь, в Грейс-Холле. Я уеду, Шошанна пока витает в облаках, а на Фебу и Эли ляжет двойная нагрузка. Ты нужна им, Тилли, и мне тоже.
Они все посмотрели на нее, изумленно открыв рты, и только Тилли произнесла, задыхаясь:
– О небо! О звезды! Мисс Лайза! Не хотите же вы сказать, что оставляете здесь своего сына, когда тот мужчина увезет вас, возможно, в другую страну?
– Не бойся этого, Тилли, – мягко сказала она. – Надеюсь вернуться в Грейс-Холл раньше, чем вы успеете соскучиться без меня, и, возможно, останусь здесь еще на несколько месяцев. Нет, – она обвела взглядом озабоченные лица вокруг себя, – поверьте, я в своем уме. Даже будучи на меня зол, мой муж убедил британцев предложить за меня десять американцев – десять крепких, здоровых мужчин, вырванных из ада. Он сделал это, даже не зная, что у нас есть ребенок… сын! Как вы думаете, какую цену предложат британцы за Джордана Жака Джо-риса Холлоуэя, будущего виконта Водсвортского?
Она дерзко рассмеялась.
– Подскажу генералу Вашингтону, что будет большой глупостью расстаться с нашим Джей-Джеем меньше чем за пятнадцать человек. А одним из пунктов соглашения станет условие, что я под честное слово вернусь в Грейс-Холл в ожидании результатов переговоров. Мне не хочется надолго расставаться с сыном.
– Лайза, – попытался образумить ее Эли, – подумай хорошенько, не соверши опрометчивого поступка: если поедешь к нему в Нью-Йорк без ребенка и выдвинешь это требование, можешь подвергнуть опасности все будущие отношения с мужем.
– Возможно, – согласилась Лайза. – Но вспомни о том, что у нескольких мужчин вообще может не быть будущего. К тому же вполне допустимо, что даже без этого условия муж никогда не простит меня. Будь что будет, ведь идет война. Принимая во внимание спасение мужчин, мне необходимо сделать это!
– Не переубеждай ее, Эли, она права, – внезапно вмешалась Феба. Обняв Лайзу, она баюкала ее и успокаивала, как ребенка. – Ну, ну, не расстраивайся! Все будет хорошо.
ГЛАВА 58
Согласие Лайзы сдвинуло дело с мертвой точки, и события стали развиваться с такой быстротой, что Шошанна едва успела вернуться в госпиталь до отъезда хозяйки Грейс-Холла.
Обмен состоялся на небольшой ферме недалеко от Гудзона, где металлический забор отделял один контингент от другого. Американский майор коротко переговорил с британским капитаном, после чего американские узники, обносившиеся, бородатые, дрожащие от волнения, прошли одной шеренгой на расстоянии десяти футов друг от друга через брешь в заборе, подошли к двери фермерского дома и зашли в кухню, где для них была приготовлена еда, питье и приличная одежда.
Когда в фермерский дом зашел пятый узник, Лайза, никем не сопровождаемая, не оглядываясь, с коробкой в левой руке и открытой сумкой ручной работы в правой, пошла по направлению к группе британских солдат и офицеров. Она точно рассчитала и подошла к ним, когда десятый узник добрался до фермы.
Дрожа, как и освобожденные, от волнения, она огляделась по сторонам, но не увидела Торна среди британцев.
Словно прочитав ее мысли, британский капитан сказал уважительным тоном:
– Муж встретит вас на нью-йоркской стороне, леди Водсвортская.
Лодка быстро переправилась через Гудзон. Большую часть времени Лайза провела, баюкая Гленниз, время от времени поглядывая в сторону Нью-Джерси. Живот подводило, она не могла понять отчего – то ли от страха, то ли от волнения.
– Торн, Торн, – прошептала она его имя, обращаясь к реке, позволив себе первый раз за эти годы вспомнить, как сильно, как очень сильно она любила его. И он тоже любил ее! Как любил ее… выдержал разлуку и испытание ее упрямым патриотизмом.
Вспомнила, как гневно звучали его слова во время переправы через Гудзон, когда у них для встречи оказалось всего несколько минут за четырнадцать или более месяцев разлуки.
«Делай то, что считаешь нужным, Лайза… но помни, я буду делать то же самое».
Она открыла глаза и в панике схватилась за поручень, вспомнив, что его любовь может превратиться в ненависть, в гнев, в твердую решимость не дать обвести себя вокруг пальца, в тысячу других вещей, которые не предвещают ничего хорошего в будущем.
Лодка причалила, заботливые руки помогли выйти из нее, и она оказалась стоящей на пристани, прижав к себе сумку со спящей Гленниз; матрос нес за ней ее багаж, состоявший из единственной коробки.
