ощущал ее дрожь и был уверен, что это гнев, а не страх. Для него оставалось загадкой, как можно публично оскорбить самого могущественного в стране британского генерала и столь же непопулярного человека в Америке и дрожать от ярости, но не от страха!
Он сделал пробный шаг.
– Сэр Генри ждет извинений.
– За что?
– Ты оскорбила его гостя.
– Если ты имеешь в виду этого предателя Арнольда, то оскорбить его невозможно.
– Возможно, генерал Клинтон, – продолжал муж спокойно, – имеет на сей счет другую точку зрения?
– Генерал Клинтон, – не сдержалась миледи Водсвортская, проведшая столько времени в обществе американских солдат, – может принять любое извинение, которое ему хочется получить от меня, – она снова повысила голод, – и засунуть его в одно место.
Муж едва прокашлялся, прикрыв рот носовым платком, и, что самое странное, хорошо знающий улицы города кучер пропустил поворот на Боури-Лейн.
Лайза вплыла в дом и величаво поднялась по ступенькам.
– Спокойной ночи, – лишь бы отделаться от него. А то его лекция может не закончиться и утром.
Лайза из своей комнаты прошла через внутреннюю дверь в спальню, где новая служанка Клара дремала в кресле-качалке и, сразу же проснувшись, сообщила:
– Вели себя прекрасно, миледи: маленькая Гленниз начала ворочаться несколько минут назад, наверное, – она лучезарно улыбнулась, освобождая кресло, – ее пора кормить.
Лайза, расстегнув пуговицы, спустила платье и сорочку с одного плеча. Клара подала Гленниз.
– Извините, миледи, спущусь в кухню выпить чашку чая, вернусь и уложу малышку.
Служанка отсутствовала минут двадцать, но за это время в комнате появился посетитель – ее муж – и остановился, лениво опершись на закрытую дверь, ничего не говоря, только наблюдая. Почувствовав его взгляд на своей высокой, с затвердевшей от молока груди, Лайза нервно зашевелилась, перекладывая младенца от одного соска к другому.
«Как будто никогда не видел», – с раздражением подумала она, понимая, что этот взгляд отличался от тех, которые наблюдала в последние месяцы; улыбка тоже обещала интимность и ласку.
Лайза обрадовалась, что ему не видны ее дрожащие руки, но, поймав его взгляд, поняла, что от него ничего не укроешь – отлично знает, как подействовать на нее.
Малышка перестала сосать до прихода Клары, но Лайза продолжала держать ее, нежно укачивая и используя как защиту от Торна. Защиту? – мысленно переспросила она себя с досадой, когда это слово еще раз отдалось эхом в мозгу. Интересно, с чего это ей вдруг понадобилась защита от Торна?
Как только вернулась Клара, она передала ей ребенка.
– Позови, если понадоблюсь, – сказала буднично, как обычно говорила каждый вечер.
– Хорошо, миледи, – ответила Клара, и Лайза торопливо вышла из комнаты, небрежно бросив через плечо:
– Пока, Торн.
– Спокойной ночи, Лайза.
Однако спустя четверть часа он вошел в ее комнату через дверь из коридора, одетый в новый халат и шлепанцы.
– Что ты хочешь? – нелюбезно спросила Лайза. Он решил ответить в том же духе.
– Тебя, – ответил он, развязывая пояс.
– Убирайся, – грубо предложила жена. – Устала. И, кроме того, – продолжила она, увидев скрученный и брошенный на ближайший стул халат, – не хочу тебя – нет настроения.
Не самые приятные слова для обнаженного мужчины, у которого уже появились все признаки приподнятого настроения. Торн, не ожидая продолжения, устроился в постели рядом с ней.
– Моя маленькая мегера, – нежно обратился он, – знаешь ли, что на Бродвее всю ночь сегодня будут гореть свечи, чтобы очистить возможный позор английского флага, причиненный твоей маленькой вспышкой по отношению к генералу Арнольду?
– Можешь считать его генералом для себя, но не навязывать американцам, – вскипела снова Лайза. – Пройдут годы, Америка станет свободной от Британии, и имя Бенедикта Арнольда покроется позором.
– Не удивлюсь, если окажешься правой, – признался Торн, – но где же твоя острая наблюдательность – постель не лучшее место для политических дискуссий.
– Но…
И не смогла больше произнести ни слова, потому что его твердые губы прервали ее речь и биение ее сердца, заставив кровь петь в жилах.
Вернулись прежние поцелуи Торна, когда страстные прикосновения через минуту сменялись нежными и наоборот. Так… так… открывая ему свое тело, подумала она, так обычно они раньше занимались любовью.
– Думал, моя прежняя Лайза никогда не вернется назад… а останется только женоподобной незнакомкой, каковой была в последнее время.
